Лошадь масти игреневой

Я замахала руками.

– Что вы!! Из-за поросенка я бы вас и не потревожила. Наш Васили Павлович вполне способен с такой бедой справится.

Василий Павлович, по кличке «Чапай», присвоенной ему местными жителями из-за его шикарных усов, был нашим Пантелеевским участковым. Пиреев закивал головой.

– Ну, да, ну да… так что же украли у вашей бабульки такого, что вы приехали в район с этим? Неужто, царские драгоценности? – Он попытался пошутить, но неясная тревога опять вернулась в его взгляд.

– Вы почти угадали. Серьги ее тетки. Бриллианты чистой воды примерно по полтора карата каждая сережка, под романтическим названием «Слезы Ангела». – Выдала я спокойно.

У Пиреева глаза полезли на лоб. Набрав в грудь воздуха, он выпалил.

– Ольга Викторовна, надеюсь, это не шутка такая?!

Приложив руку к груди для большей убедительности, и, глядя ему в глаза максимально чистым и честным взором, заверила.

– Что вы?! Иван Петрович! Да, разве ж, когда-нибудь, я давала вам повод думать, что я могу так неудачно шутить. Все сказанное – истинная правда. Хочу добавить, что о серьгах никто не знал в деревне, кроме меня и самой хозяйки. Ни я, ни она никому и словечком о них не обмолвились. Вы ж понимаете, такая реликвия, и цены немалой. Но, не так давно, к ней в гости заглядывала соседка. Шкатулка с серьгами на столе стояла, а хозяйка из комнаты на несколько минут выходила. Нет, нет .. – Остановила я его не озвученное восклицание. – Соседка серег не брала. НО, есть большая доля вероятности, что она их видела. И легко могла о них кому-нибудь поведать. Вы ж понимаете, деревня есть деревня. Бабулька по старости своей по районам кататься не может. Вот и попросила меня, к вам заехать и на горькую судьбу пожаловаться. – Закончила я, и скромно опустила глазки долу.

К концу моего рассказа вид следователь имел грустный. Я бы даже сказала, тосковать он начал нешуточно. Все его мысли явственно читались на его следовательском челе. И, основная мысль, яркими буквами, прямо-таки, была начертана на его лбу. Была она весьма незамысловатой, и выражалась, практически одной фразой: «Принес же черт!». Поэтому, я сидела, стараясь слиться с мебелью и голоса больше не подавала. Наконец, Иван Петрович сумел взять себя в руки, и задал вопрос, глядя на меня с подозрением:

– А, позвольте узнать, Ольга Викторовна, откуда же у простой деревенской бабульки такое богатство взялось?

Подозрения у него начали складываться нешуточные, поэтому, вложив в голос максимум простоты и честности, я ответила:

– Так, я ж говорила. Наследство это, от тетки ее покойной досталось. У нее и доказательство имеется в виде фотографии. На ней тетушка стоит в этих сережках. И любая экспертиза это подтвердит.

Но, сомнения следователя не оставляли, и он, изображая проницательный взгляд, продолжал вопрошать.

– А, не та ли эта тетушка, кости которой не так давно упокоились в родной земле?

Я с готовностью кивнула:

– Именно, что та! – И, вроде, как обрадовалась, его сообразительности, растянула рот в улыбке.

Его слегка перекосило от моего оскала. Но, больше он ничего не придумал спросить. И, сейчас, сидел и тяжело смотрел на меня, выискивая подвох.

– А, от меня то вы чего хотите, Ольга Викторовна?

От подобной постановки вопроса, я слегка опешила, если не сказать больше.

– Как чего? – Вытаращила я глаза. – Соблюдения закона и справедливости. Вора отыскать. Добро хозяйке вернуть. В чем вижу вашу прямую обязанность. – И я выложила на стол листочек, вырванный из простой ученической тетради, на котором было написано заявление Марии Афанасьевны.

Пиреев от листочка шарахнулся, как будто, боялся, что он его сейчас укусит.

– А это еще что? – В голосе уже звучало неприкрытое возмущение.

Я, изображая искреннее недоумение, ответила:

– Как это что? Это заявление потерпевшей. Оформлено, как положено. На имя начальника райотдела, подполковника, товарища Копылова Владимира Дмитриевича. Так что, регистрируйте и, милости просим в Пантелеево. – Я встала со стула и стала бочком продвигаться в сторону двери.

– Куда это вы собрались, Ольга Викторовна? – Спросил он, привстав со стула.

– Как куда? Домой. Я свое дело сделала. Просьбу старушки уважила. А дальше, уж ваше дело, дорогой Иван Петрович.

Не дожидаясь его ответа, сделала в дверях ручкой и выскользнула из кабинета.

У входа, дожидаясь меня, уже стоял Павел. Я быстренько плюхнулась на сиденье.

– Ну, куда прикажете? – шутливым тоном спросил он.

– Паш, если вы все дела сделали, поедем домой. – А про себя мысленно добавила: «Пока растревоженный улей, не начал гудеть в полный голос».

Но, домой мы сразу не поехали. Егорка выпросил у отца посмотреть лошадей на конеферме (была и такая в нашем районе). Повиснув на деревянной загородке, он внимательно смотрел на лошадей, которых объезжали, минут сорок. Потом, тяжело вздохнув выдал:

– Нет, теть Оля, все-таки, лучшего, чем папкин Воронок вашей Матильде не сыскать.

Мы с Павлом прыснули от смеха. Я в шутку сказала:

– Егорка, ты, наверное, зоотехником хочешь быть?

Мальчишка серьезно на меня посмотрел и, светлея лицом, торжественно проговорил:

– Нет, я буду, как батя, МАСТЕРОМ.

В общем, домой мы добрались уже после обеда. Голодные, как Жучки. Я, слегка смущаясь, предложила пообедать у меня. Со вчерашнего дня у меня были щи. Мужчины дружно согласились. Я смотрела, как они наминают щи, переглядываясь и улыбаясь, и сердце сладко пело: «Вот она, семья». У меня у самой кусок не лез в горло, слезы то и дело подступали к глазам от щемящего счастья.

Глава 5

К Марии Афанасьевне я попала только к вечеру. Рассказала все подробно о своем визите в милицию. Старушка, вздыхая, слушала и кивала головой. В конце я добавила:

– Мария Афанасьевна, думаю, завтра милиция будет у вас. Так вы не говорите, что я серьги в подземелье нашла. Стойте на одном: мол, наследство от тетки, и точка. Тем более, что у вас и доказательство имеется. – Я ткнула пальцем в висящую фотографию Аграфены в свадебном платье.

Бабулька продолжала горестно вздыхать, кивая головой в знак согласия. А потом, глядя на меня с тоской в глазах, со вздохом сказала:

– Да, поняла я, Олюшка все. Ведь, как чуяла, не будет добра от сережек этих, проклятущих! И тебя еще во все это втравила. А, у тебя и так забот полон рот.

Я замотала головой.

– Не говорите так, Мария Афанасьевна. Это не вы меня, это я вас втравила. Думала, как лучше … Ну, теперь, чего уж там. Сама кашу заварила, сама и расхлебывать буду. А вы, только не волнуйтесь. Все устроится. – Стала я утешать старушку. Впрочем, я сама себе не верила.

Сердце ныло от предчувствия беды. Только, я пока еще не могла понять, с какого конца ее ждать, беду эту. Тут, Мария Афанасьевна, прервала мои тяжкие раздумья, и спросила совсем другим голосом.

– Свадьбу то с Павлом, когда играть надумали?

Я оторопела от ее вопроса. Задохнулась от изумления и зашлепала губами, как рыба на песке, не зная, что ответить. Афанасьевна смотрела на меня лукаво и улыбалась.

– Да, ты не гадай, не гадай. Никто мне не рассказывал. И в деревне об этом еще не знают.

Наконец, обретя дар речи, я выпалила: