Простить нельзя расстаться

Наплававшись, Вика выбралась из воды, наскоро обтёрлась огромным полотенцем, закуталась в халат и побежала в дом. Анатолий, увидев такое, непременно бы укорял: разве можно скакать в мокром купальнике по двору? Не лето.

– Минута и я в тепле! – возразила на воображаемое замечание Вика.

– Гости к вам! – встретила её Муза, округлив и без того огромные чёрные глаза и протягивая трубку домофона.

– Кого это принесло в такую рань?

Трубка занудила до оскомины знакомым голосом:

– Надо поговорить. Пожалуйста, открой шлагбаум, я заеду.

– На машине? – удивилась Вика: когда это Тускловцев обзавёлся автомобилем?

Она кивнула Музе и побежала наверх. В ванной скинула купальник, помассировала тело безразмерными махровыми варежками, поглядывая через открытую дверь в гардеробную на своё отражение в большом зеркале. Облачилась в спортивный костюм. Не в платье же влезать, слишком много чести бывшему! Успела выглянуть в окно спальни. Домработница встречала посетителя у ворот. Во двор заехал серебристый Фольксваген, не новый, но чистенький. Водительская дверь выпустила одетого в светлые брюки и тёмно-синий пиджак человека. Волосы бывший муж Вики остриг чуть короче, чем раньше, они едва достигали середины шеи, фигура оставалась всё такой же, будто составленной из спиц, но костюм сидел превосходно. Кто ж его так принарядил?

Вика неторопливо прошла по галерее. На Тускловцева не смотрела, пусть освоится хоть немного. Можно представить, как поразил привыкшего к тесноте человека здешний простор: тридцатиметровое фойе, по центру витраж, он же вход в зимний сад, слева арка, ведущая на кухню, дальше арка столовой, между ними лестница на второй этаж, а там вдоль галереи двери в комнаты. Первая – гувернантки, затем гостевая спальня, потом детская, за ней ещё одна гостевая спальня, дальше ванная, лифт и, наконец, спальня хозяев. Это только два этажа, есть ещё третий и цокольный с гаражом, мастерской, котельной и прачечной.

Ступеньки закончились. Вика замерла и взглянула на бывшего супруга. Тот беззвучно шевелил губами и восхищённо расширил глаза:

– Прекрасно выглядишь! – он протянул букет. Не дешёвый: любимые Викины герберы солнечного цвета, зелень, фиолетовые ирисы.

Она, двигаясь медленно и важно, взяла цветы. Повернулась и пошла к дверям в зимний сад. Где ещё принимать такого гостя? Затылком чувствовала, как он рассматривает её подтянутую фигуру в эластичном бирюзовом костюме, спортивные тапочки в цвет, рассыпанные по плечам волосы.

В зимний сад прямо из холла вели раздвигающиеся двери из разноцветного стекла. Влажный нагретый воздух – здесь работала система автоматического полива – перенасыщенные яркие ароматы напоминали о цветущих джунглях. Тускловцеву наверняка ничего подобного видеть не доводилось. Да и что он видел, кроме теплицы во дворе родительского дома! Вика взяла с полки греческую вазу, зачерпнула воды из искусственного прудика, поставила цветы, устроив их в центре каменной горки. Склонив голову набок, ощенила результат: вполне. Оглянулась на ошалевшего мужчину:

– Располагайся, – указала на плетёную скамью. Сама присела напротив на подвешенный в конструкции из металлических трубок, качающийся сетчатый диванчик. Бывших супругов разделяла дорожка синтетической травы. Хозяйка оказалась в тени, отбрасываемой широкими листьями пальмы, тогда как гостя освещало перебравшееся на южную сторону дома солнце. – Что же тебя привело, Костик?

Тот встал и заходил по ядовито-зелёной, напоминавшей иголки пластмассовых ёлок траве.

– Вика! – вскрикнул он, замерев напротив. – Я приехал за тобой.

Она воткнула носок тапочка в пол, останавливая качели, и подняла брови, нарочито изображая изумление.

– И-и?

– Я тебя люблю, ну ты знаешь. Я люблю тебя все эти годы. Но раньше не решался беспокоить, потому что… Ну ты знаешь. Кто я был? А теперь… теперь всё изменилось, Вика! Мы уедем в Англию. Меня зовут работать. Экспериментировать и преподавать. Условия невозможно шикарные. Жить будешь там, где пожелаешь! Лондон или любой другой город, или деревенька, если хочешь быть ближе… – Тускловцев обвёл рукой пространство зимнего сада. Собеседница ухмыльнулась, но промолчала. Бывший супруг продолжил речь, которую, по всей видимости, неоднократно репетировал: – Пацана твоего возьмём. Ему прямая дорога в Кембридж, не сомневаюсь. Подумай! Старейший университет Великобритании! Вика, одно твоё слово, и я – счастливейший человек на земле!

– А я? – Вика толкнулась и снова стала раскачиваться.

– Что?

– Я буду самой несчастной, Костя. Ты вообразил, что жена ушла от тебя, потому что ты работал не в Великобритании, а в России? Не в тех шикарных условиях, а в нашенском заплесневелом институте? – Подождав реакции, Вика перестала качаться, поднялась и встала напротив Тускловцева: – Я полюбила Толю. Всё просто. А ты меня элементарно… – Она хотела сказать «не удовлетворял», но увидев мелькнувший в голубых глазах испуг, выразилась иначе: – К тебе я охладела.

– Понимаю, – Константин попятился, потирая виски, – это неожиданно. Тебе нужно подумать. Вот что. Уезжаю через месяц. Пока это испытательный срок, но не сомневайся, я его пройду. Мы уже сотрудничали удалённо, я нужен им по всем параметрам. Ты сможешь приехать и через два месяца, и через полгода, когда пожелаешь. Я тебя жду, Вика. Всегда жду. Вот! – Он выхватил из нагрудного кармана пиджака, кстати, очень хорошего, визитку и положил её на полочку, где до этого стояла греческая ваза. – Буду ждать звонка или электронного письма, или сообщения в любой социальной сети. Да свидания.

Вика проследила, как исчезает за разноцветной дверью поджарая фигура бывшего мужа, и потянулась за карточкой. Бумага качественная. Похоже, в самом деле, карьера Тускловцева на подъёме. Вернула визитку на место, отряхнула пальцы и усмехнулась:

– Предложение он мне делать приехал! Умный ведь человек… а дурак.

Вот – вещь. Бросишь её, походя, небрежно, оставишь и забудешь, а она лежит, ждёт своего часа. Покорные обстоятельствам вещи – важные или пустячные – могут однажды попасться на глаза и изменить жизнь владельца. Впрочем, могут и не попасться, а угодить в урну благодаря старательности черноглазой скуластенькой работницы. Визитке Тускловцева это не грозило: Муза редко заглядывала в зимний сад, с пылью тут боролись утренние искусственные туманы и специальные фильтры очитки воздуха, а ей хватало забот в доме.

– Виктория Максимовна! – послышался певучий голос Музы. – Кашка пшённая из печи! Позавтракаете?

Пройдя в столовую, Вика сполоснула руки в крошечном умывальнике, притулившемся у входа, и села за стол. Муза поставила перед ней тарелку с золотистой, украшенной карамельной плёнкой и жёлтым глазком сливочного масла кашей. «Печью» домработница называла электрическую духовку, которую собственноручно уставила кирпичами. Этот нехитрый приём позволял прогревать горшочек с пшёнкой так, словно он действительно томился в русской печке. Получалось необыкновенно вкусно, и Вика успела полюбить это блюдо больше других.

– Что это он укатил так быстро? – любопытствовала Муза, ставя перед хозяйкой большую чашку какао. – Я кофе ему предлагала, так отказался. Спешу, говорит. – Она продолжала торчать рядом, наблюдая, как хозяйка вдыхает шоколадный аромат напитка и делает большой глоток. Чуть помедлив, спросила: – Это Анатолия Сергеевича знакомый?

Вика закашлялась и подняла на домработницу глаза. Взгляд был тяжёлым:

– Тебе что за дело?

Муза склонила голову и поспешно ретировалась. То-то же.

Визит бывшего всколыхнул память. Годы, задёрнутые плотным занавесом и давно казавшиеся частью чужой жизни, подсмотренной в театре или кино, проступили навязчиво во всех малоприятных подробностях. Вика покончила с завтраком, поднялась на лифте на третий этаж и оказалась в комнате для спортивных занятий. Повисела на шведской стенке, подержав уголок, прошла к велотренажёру, уселась, вставила ступни в широкие ремни педалей. С помощью болтающегося на шнурке пульта включила полутораметровый плазменный телевизор на противоположной стене. Настроила канал о путешествиях и «поехала». На экране мелькали снежные вершины горных хребтов, ледники, каньоны, болезненно-синее небо, ослепительные облака. Вика крутила педали и вспоминала себя двадцатилетней девчонкой, что после окончания колледжа пришла в конструкторское бюро научного института. Навыки обращения с циркулем, транспортиром и линейкой не пригодились. Молодая работница довольно быстро освоила компьютер. Эскизы, выполненные опытными конструкторами на бумаге, она переводила в электронный вид. Здесь не требовалось инженерное мышление, хватало внимательности, тщательности, терпения. Техника тогда была ещё тормозная, подолгу зависала, и Вика между делом успевала попить чайку, поболтать с девчонками, пококетничать с заглядывающими по делу научными сотрудниками. Тогда и приобрела первую настоящую подругу – Александру-Сашку-Шурку. Саша закончила тот же колледж за три года до Вики, наверняка была в курсе её «родословной» – город маленький, жители словоохотливые, не скроешься. Однако ни намёка, ни подколки от неё услышать не пришлось. После работы шли вместе, шатались по магазинам, пялились на красивые тряпки, купить которые было не по карману. Выручал рынок с «челноками», заваленный дешёвым барахлом, где, хорошенько покопавшись, подруги находили вполне симпатичные шмотки.

Именно Александра способствовала взрослению Вики, помогла избавиться от материнского влияния и почувствовать себя самостоятельной. Жаль, что через год Шура вышла замуж и уехала в Москву. Её супруга, способного недавно окончившего ординатуру врача, пригласили в частный медицинский центр. Общались: перезванивались, Вика часто ездила в гости. Завидовала подруге, вот бы тоже найти парня с жилплощадью, свинтить от мамаши. Вскоре подвернулся Тускловцев. Двадцативосьмилетний научный сотрудник казался состоявшимся, надёжным человеком. Познакомились они незадолго до увольнения Александры. Костя – ведущий проекта, заходил в конструкторский сектор поторопить исполнителей, прояснить возникшие вопросы. Выглядел он тогда взъерошенным и несобранным. Тёмные волосы до плеч, футболки с нелепыми рисунками на груди, джинсы, забрызганные чуть не до колен – путь на работу лежал по затянутым грязью тропам.

Костик слыл блестящим шахматистом и просто умным человеком, но совершенно дурел в обществе понравившейся ему девушки. Достоинства, безусловно, бывшие в нём, Вике не открылись, а за недостатки она взялась со свойственной молодости задором. Первым делом приучила ходить из дома кружным путём – на пятнадцать минут дольше, зато по асфальту, затем заставила сменить гардероб: вместо растянутых футболок появились клетчатые рубашки, вместо толстовок с капюшонами – джемпера и пиджаки. Молодожёны заняли половину принадлежавшего Тускловцевым дома. В шестидесятые годы для рабочих оборонного завода построили целый район однотипных одноэтажных зданий на две семьи с палисадником и огородом. Так получилось, что отец и мать Константина выросли по соседству, поженились, родив единственного сыночка. Теперь свёкор, свекровь и дедуля заняли одну половину дома, а Вика и Костя другую. По общепринятым меркам, жизнь Тускловцевых следовало считать счастливой, даже в девяностые, когда зарплату на заводе задерживали на полгода, их выручал участок. Картошка, лук, чеснок и квашеная капуста не переводились. Кое-что даже продавали.

Так у Вики появился более-менее свой угол. Муж млел от счастья, выполняя любые капризы, а новая родня дружно ждала пополнения в семье. Не дождалась. Через год невестка сбежала к другому и ни секунды не жалела об этом. Спроси тогда Вику, в чём причина внезапно вспыхнувшего чувства к совершенно незнакомому Рубинову, вряд ли она смогла бы сформулировать. Лишь спустя время призналась Шуре, что подсознательно опасалась превратиться в такую «чухню», какой была свекровь: разрывающуюся между работой и домом, огородными хлопотами и докторами. Вика не забыла детской клятвы прожить всю жизнь с единственным мужчиной, но она быстро осознала ошибку. Промахнулась и не стала дожидаться кризисов и новых разочарований – перезарядила и выстрелила. Вторая пуля попала в десятку.

Сотрудники объясняли Викино бегство дурной кровью, мол, увидела успешного мужика и повисла на нём. Отчасти так и случилось. Анатолий выделялся осанкой, ухоженным видом и полным достоинства взглядом, отнюдь не высокомерным. «А не запудрить ли бизнесмену мозги?» – кометой мелькнуло тогда в Викиной голове. Не вспомнила даже, что сама-то замужем. Костик, как на грех, торчал в курилке, обсуждая с приятелями ожидающийся гранд. Но все резоны истаяли после первого же поцелуя. Оба – и женщина, и мужчина – вкусили космическое влечение и мысли не допускали о расставании. Вика так и не узнала, что в офис к Анатолию приезжала делегация коллег Тускловцева увещевать разлучника. Тот, смеясь, выставил их за порог, благо Сева оказался рядом и утихомирил агрессивно настроенных переговорщиков с помощью знаменитого гипнотического тембра и профессиональных терминов. Никто больше не мешал счастью Рубиновых. Даже дети. Вика из материнского опыта вынесла, что нежеланный ребёнок коверкает жизнь, а полюбовавшись на семью бывшего мужа, убедилась, что и желанные дети требуют много сил и времени, она не хотела тратиться. Марк – компромисс, на который пришлось пойти – особых хлопот благодаря вовремя подвернувшейся Захаровой не доставлял. Впрочем, Вика не сомневалась, что не будь Дарьи, нашлась бы другая женщина на эту роль. Благо средств на содержание прислуги в семье было с избытком. И уж кто-кто, а она не осуждала девчонку за оставленного в роддоме малыша – правильно сделала. Единственное, за что Вика презирала Дарью: лицемерие. Так кудахтать и трястись над чужим ребёнком, бросив собственного, могла только грандиозная притворщица. Сама Виктория никогда не притворялась – любит, так уж любит, а нет, извольте потерпеть – и другим не прощала балаганных чувств. Однако муж ценил Захарову, и надо признать, присутствие её в доме снимало с Вики множество лишних хлопот, жаль, что пришлось расстаться.

Глава 3. Анатолий Рубинов

Май 2018 года

Основной версией следствия стало похищение. Полиция подключилась ко всем возможным линиям – ждали требований выкупа. Наиболее вероятным считался звонок похитителей в офис, и мобильные обоих супругов не следовало исключать, скайп и ватсап на всякий случай тоже рассматривали. Время тащилось залипшей в густой сироп осой. Анатолий то и дело дёргал полицейских и Севу, поручившего параллельные поиски частному сыщику. Информация не обновлялась. На следующий день после исчезновения Марика печально знакомый Цыпин заявился в дом. Новая встреча с бледнолицым лейтенантом кардинально отличалась от предыдущей. Ни язвительного тона, ни ухмылок он себе не позволял, напротив: действовал чётко, выглядел собранным. Какие уж тут шутки! Исчезновение несовершеннолетнего, это тебе не бегство прислуги.

– Проводите в комнату сына? – проговорил он с едва угадывающейся вопросительной интонацией.

Рубинов приглашающим жестом указал в сторону лестницы и пошагал следом, недоумевая. Зачем это лейтенанту понадобилось тащиться в детскую? Сам он так и не зашёл туда за минувшие сутки.

Сквозь щель в неплотно задёрнутых шторах бил широкий луч, высвечивая вьющиеся в воздухе пылинки. Довольно резко пахло чем-то знакомым, сладковатым. Анатолий огляделся и заметил на полу рядом с кроватью опрокинутую бутылку из-под грушевого лимонада.

– Я смотрю, здесь никто не прибирался, – одобрительно кивнул Цыпин и замер около письменного стола.

–Анатолий Сергеевич не велел, – подала голос маячившая у входа Муза.

Полицейский обернулся и ещё раз кивнул:

– Вы пока свободны.

Домработница суетливо спряталась за стеной. Рубинов обводил комнату взглядом, подсознательно ожидая, что Марик выскочит из укрытия с криком: "Сюрприз! Здорово я вас напугал!" Но ничего такого не произошло. Из задумчивости вывел голос лейтенанта:

– Видели это? – Он раскрыл школьный дневник и водил пальцем по расписанию. – Не странно ли, что мальчик не взял с собой на уроки ни дневник, ни учебники?

– В смысле, не взял? – Анатолий следил за рукой лейтенанта.