Это, действительно, было странно. Моззи, как профессиональный шулер, мягко говоря, недолюбливал всех представителей власти, а Питера, которого уважал и ценил Нил, никогда не называл по имени, а только придуманной им кличкой – «Костюм». И не было ещё за последние четыре года работы Нила на ФБР случая, чтобы Моззи добровольно общался с Питером. Так что Нил оценил всю степень героизма усилий Моззи, решил набраться терпения и выслушать всю хвастливую речь друга до конца.
(Был такой грешок за Моззи – очень уж он любил, расписывая свои достижения, прихвастнуть и получить хвалебные восторги в ответ. Но это было ему простительно. Родители Моззи бросили его, как бесполезную, ненужную игрушку, подкинув в приют для бездомных. И, с тех пор как Моззи осознал себя, он подсознательно пытался доказать всем, какой он замечательный, талантливый,
успешный, как будто его родители когда-нибудь смогут узнать это и оценить… И пожалеть, что когда-то давно бросили его, беззащитного малютку, замерзать на каменных ступенях приюта в холодную ноябрьскую ночь…)
– Прости, Моз! Я тебя внимательно слушаю, – смирился Нил, и дальше слушал отчёт друга не перебивая.
Правда, слушал в пол-уха, но успел сосредоточиться, когда почувствовал, что Моззи, наконец, подобрался к сути.
– …Значит, бегаю я по городу из конца в конец, и тут до меня доходит, что вряд ли твоя Андреа забиралась так далеко от дома. Такая тихоня, ни с кем не общалась… Дом-работа, работа-дом. Где-то на этом пути и надо искать. И начал я нарезать круги вокруг её дома и библиотеки. А потом зацепился краем глаза за вывеску «Muse Jewelry»
. Показалось забавным, что название лавочки созвучно моему имени и фамилии. Не находишь?
– Действительно, звучит похоже, – подыграл самолюбию друга Нил.
И Моззи, удовлетворённый реакцией собеседника, продолжил:
– Захожу внутрь, а там! Пещера Али-Бабы, да и только! Чего только нет: и книги, и картины, и посуда, и украшения! И всё вперемежку. Руки так и зачесались пройтись по полкам…
– Моз! – с легкой укоризной в голосе перебил увлёкшегося Моззи Нил.
– Эх, видел бы ты это! – вздохнул рассказчик, – Там, наверняка, отыщется что-нибудь редкостное, и не одно… Ну, да, ладно! Слушай дальше… Оглядел я магазинчик и замечаю за прилавком премилое юное создание. Ты знаешь, меня как что-то кольнуло, вот прямо темечком почувствовал, что нашёл то, что нужно. И меня понесло. Рассказал Китти трогательную историю про моих родителей, которые собираются отмечать рубиновую свадьбу
, и что подарок отец уже купил – естественно, кольцо с рубином, но нам бы с ним очень хотелось, чтобы на нашей любимой мамочке в этот день был надет полный гарнитур с рубинами. Купить-то его нам не по карману, и вот я ищу серьги, ожерелье и браслет напрокат. Китти так сочувственно всё выслушала и говорит, что они редко отдают что-то в прокат, но мне стоит самому поговорить с хозяйкой магазина – Биной
Вагштайль. С пару месяцев назад к ним приходила девушка, которая тоже просила дать ей украшения напрокат, и хозяйка согласилась, может она и ему поможет? Девушка брала рубиновый гарнитур на месяц, так что он вот-вот должен вернуться в магазин. И она позвала хозяйку. Представляешь, какие у меня в душе пели фанфары?!
Ещё бы Нил не представлял! У него самого сжался комок в районе солнечного сплетения от предвкушения удачи. А Моззи, между тем, продолжал:
– Послышался скрип деревянных ступенек, откинулся полог занавески, и в магазинчик вышла такая убелённая сединами высокая дама, типичная еврейка. Глаза немного навыкате, нос большеватый, губы узкие, но при этом такая красивая, я бы даже сказал – аристократичная. Я к ней быстренько подскочил и попросил о личной беседе, чтобы Китти не успела сказать о цели моего визита. Ведь хозяйке я собирался излагать другую версию. Прошли мы с ней наверх. Я представился спецагентом, предъявил фотографию Андреа и сказал, что она подозревается в кражах драгоценностей. Представляешь, эта мадам даже бровью не повела, хотя, Всевышним клянусь, она её узнала! А когда я начал наседать, чтобы она предъявила мне список всех клиентов, кто брал в её магазине что-нибудь напрокат и на данный момент не вернул, она разозлилась, я бы даже сказал – разгневалась. Только что взашей меня не выгнала. Сказала, как отрезала, таким холодным тоном, что никаких долгов за её клиентами нет и что больше ничем помочь мне не может, а потому – не смеет больше задерживать. Представляешь, выдержка?!
– Ты точно уверен, что она узнала Андреа?
– Однозначно!
– Так ты смог заглянуть в их амбарные книги?
– Заглянуть заглянул, этой же ночью, когда убедился, что и хозяйка и Китти ушли, но никаких записей об Андреа там не нашёл. И тогда я позвонил «миссис Галстук» и попросил, чтобы она попросила «Костюм» всё разузнать о Бине Вагштайль, хозяйке магазинчика «Muse Jewelry»…
(Нил усмехнулся про себя, что Моззи так и не смог переступить через себя, и напрямую пообщаться с Питером, а обратился к его жене, Элизабет
, которую называл не иначе, как «миссис Галстук», но сделал вид, что ради друга общался с Питером).
–… И, внимание! Та-ра-ра-рам! Оказывается, у Бины есть сестра-близняшка, Дина
. И живёт она… Та-ра-ра-рам! В Лондоне! И у неё там… Та-ра-ра-рам! Такая же лавочка, как у сестры в Нью-Йорке!
– Так ты думаешь…
– Конечно! Андреа уже отдала украшения Дине в Лондоне. Вот почему Бина так была уверена, что драгоценности не украдены! Вот почему не поверила мне и рассердилась!
– Моз! Ты – гений!
И ещё долго Нил лил фимиам на душу Моззи, а сам уже продумывал, что он скажет Дине Вагштайль, чтобы добыть адрес Андреа. По всему получалось, что надо рассказать правду, ну, или почти правду, если учитывать то, о чём лучше промолчать. Как ни хотелось Нилу тут же побежать по добытому Моззи адресу лавочки в Лондоне (она, кстати, тоже называлась «Муза драгоценностей»), но он отложил свой поход на понедельник. С сегодняшнего вечера у евреев начинался шабат
, и он не хотел оказаться перед закрытой дверью магазина, если его хозяйка свято соблюдает обычаи.
– в переводе – «Муза драгоценностей»
– рубиновая свадьба отмечается на 40-ю годовщину свадьбы
– в переводе – «понимание, ум, мудрость»
– в переводе – «верная присяге»
– в переводе – «справедливый суд»
– еженедельный праздник, который отмечается евреями каждую пятницу с заходом солнца. Например, в Израиле с вечера пятницы и до вечера воскресенья не работают поликлиники, государственные учреждения, большинство магазинов и общественный транспорт.
9
– Бинюся! Я имею сказать до тебя новость!
– Шалом
, Диночка! И что же это за потрясающая новость?
– До меня приходил очень обаятельный молодой человек. Как ты думаешь, кого он искал?
– Неужели, тётю Розу?
Дина на другом конце провода молодо расхохоталась: тёте Розе, единственной, оставшейся в живых родственнице сестёр-близняшек, было уже около восьмидесяти лет. Несмотря на свои почтенные года, отразившиеся на её лице глубокими морщинами, тётя Роза продолжала считать себя неотразимой красавицей. Как только в поле её зрения появлялся мужчина любого возраста, у неё непроизвольно включался механизм кокетства, а потом воображения. И вот уже ушам слушателя была готова история любви очередного воздыхателя, непременно безответная, поскольку тётя Роза свято блюла верность своему мужу, почившему с миром больше пятидесяти лет назад. В остальном она была премилой старушкой, и обе сестры нежно её любили и трогательно заботились о ней.
– Бинюся, я тебя умоляю! Не надо так на меня шутить! Молодой человек искал нашу девочку.
Вот уже больше двух месяцев, с тех пор, как Андреа вошла в жизнь сестёр, впервые переступив порог магазинчика Бины в Нью-Йорке, они называли её не иначе, как наша девочка, вкладывая в эти два коротеньких слова, всю свою нерастраченную любовь: Дина – к дочери, которой у неё никогда не было, как не было ни мужа, ни других детей, а Бина – к дочери, которая рано покинула её. Так уж сложилась их жизнь… И пусть Бина знала Андреа уже два месяца, а Дина увидела её впервые только неделю назад, обе её любили одинаково горячо.
– Что ему было за неё нужно? – насторожилась Бина.
– Ах, как красиво он рассказывал за их путешествие! Как убивался, что потерял её во время пожара! Как просил за её адрес! Ах, какая будет шикарная пара!
– Тихо! Ша, Дина! – остановила поток красноречия сестры Бина.
В их тандеме она была старшая (на целых пять минут), а потому могла себе позволить иногда покровительственно повысить голос на младшую. Впрочем, Дина на неё никогда не обижалась, признавая за собой некоторую экзальтированность и излишний романтизм.
– Ты, таки, дала ему адрес? – повысила голос Бина.
– Бинюся, он любит нашу девочку… – смущённо проговорила Дина.