Наш неоконченный роман. Молчун ты мой любимый

– Дрянь!

К их столу тут же подскочил испуганный официант, вытер стол и унёс не понравившееся клиенту блюдо, а Тимура Георгиевича прорвало:

– Я так им гордился! А он фашистам на гармошке наяривал! Документы на медаль «За отвагу» как святыню берег! А он по кустам прятался! Под бабской юбкой хоронился! Как крыса дрожал всю жизнь! С фашистской б… трахался! А ведь бабушка его всю жизнь любила! Как поженились они в семнадцать лет, так больше ни на кого и не взглянула! А ведь красавицей была даже в старости! Всё Петечку своего ждала! Сына его растила!..

(Петя и Настя любили друг друга ещё с седьмого класса школы. Еле дождались окончания школы. Осенью, после уборочных работ планировали сыграть свадьбу. Но в июне началась война. Петра призвали на срочные курсы механиков-водителей танков, поскольку профессия тракториста была ей сродни. Влюблённых расписали в сельсовете в экстренном порядке. Всего-то и успели они полюбиться перед расставанием две ночки. О том, что он станет отцом, Пётр узнал уже на курсах и очень обрадовался. Как бы дальше не сложилась его судьба, не иссякнет род Рыбниковых, продолжится в сыне. То, что будет именно сын, был уверен, даже имя ему выбрал – Георгий. Победитель!)

– Ведь какие письма, сволочь, писал: «Не сомневайся – раздавим фашистскую гадину!» «Победа будет за нами!» «А сына Георгием назови». А я-то, дурак! – воскликнул Тимур Георгиевич и грохнул кулаком по столу.

Шура испугалась – не хватало ещё, чтобы кто-нибудь полицию вызвал для усмирения буйного клиента, и заозиралась. Но, похоже, никто не понимал, о чём говорил шеф, а на неё смотрели сочувственно. Шура поняла, что люди воспринимают разбушевавшегося Тимура Георгиевича и её за семейную пару, а то, что происходит за их столом, как бытовую ссору, и успокоилась.

– С первых шествий ходил с портретом деда! Всё надеялся, что кого-нибудь встречу! Узнаю о его судьбе! Обрадовался, блин, когда письмо на немецком получил с его фотографией! Нафантазировал – побег из плена, антифашистское подполье! Лучше б остался «без вести пропавшим»!

(Сын Петра и Насти родился в феврале 1942 года. Как и наказал муж, имя ему дали Георгий. В июне Пётр с гордостью сообщил семье о награждении его медалью «За отвагу». А уже осенью этого же года письма от Петра приходить перестали. А вскоре в его дом пришло горе в виде скромного по размеру печатного бланка, где было написано, что водитель-механик Рыбников Пётр Семёнович без вести пропал в боях за город Н.)

Тимур Георгиевич иссяк. Сидел опустошённый, раздавленный. Жевал стейк, заказанный ему Шурочкой, не чувствуя его вкуса. Шурочке так хотелось прижать его седеющую голову к груди, погладить, успокоить, как ребёнка. Она понимала и его боль, и несправедливость его обвинений.

Кем был его дед, когда ушёл на фронт? Семнадцатилетним мальчишкой! И ведь храбро сражался, если медали «За отвагу» удостоился. И в плен попал явно раненым или контуженным. Тех, кто сам сдавался, фашисты привечали, а не в концлагеря отправляли. А то, что смог выжить в том аду, приспособиться, играя на гармошке – разве можно за это осуждать? Семнадцать – двадцать – тридцать – пятьдесят… В любом возрасте хочется жить. Отчаянно хочется жить! И то, что испугался на всю жизнь, боялся и своих, и чужих… Домой не вернулся… А что его дома ожидало-то? Ведь положа руку на сердце – клеймо изменника Родины, хорошо ещё ссылка в ГУЛАГ, а не что-то похуже…

Не могла Шурочка осуждать и Агнешку. Ведь в голову даже взрослого человека можно вбить что угодно, если долбить туда одно и тоже (пример родной Украины это ярко показал). Сколько было Агнешке, когда Гитлер пришёл к власти в Германии? Это для нас война началась в 41-м, а оболванивание немцев в 1933-м! Агнешке было всего 16! Она жила, взрослела в этой оголтелой пропаганде превосходства арийской расы над всем миром. Да, Шурочку тоже резануло то, что Агнешка работала в концлагере. Но ведь не надзирательницей, а машинисткой. Работать-то ей где-то надо было, чтобы жить?! Ведь фашисты и своих сажали в концлагеря за тунеядство. И где можно найти «чистую» работу, если вся страна работала на фронт?

И ещё одно соображение удерживало Шурочку от осуждения Петра и Агнешки. Вот его-то она и решилась высказать, когда Тимур Георгиевич немного успокоился:

– Я вот иногда думаю, как бы я поступила в той или иной ситуации? Во время революции или войны? Смогла бы я перетерпеть боль во время пыток? Пошла бы добровольцем на фронт или пряталась бы за обстоятельствами? И не знаю ответа…

Тимур Георгиевич ничего на эту речь Шурочки не сказал. Они вышли из ресторана (супа, кстати, в чеке не было) и пошли по узкой, извилистой улочке. Улочка круто спускалась вниз и вскоре вывела их на набережную. Шурочка увидела бескрайнее море и, не удержавшись, спросила:

– А это, случайно, не Боденское озеро

?

Тимур Георгиевич кивнул и ответил:

– Меерсбург

.

Шурочка, которая даже не надеялась побывать так далеко от Абенсберга, мечтательно прошептала:

– Отсюда всего полчаса на пароме есть шикарный ландшафтный парк на острове Майнау.

Тимур Георгиевич промолчал. Постоял, посмотрел вдаль, туда, где серая вода сливалась с серым пасмурным небом, и двинулся дальше. А Шурочка пошла за ним. И каково же было её изумление, когда шеф завёл её в кассы и купил билеты на паром до острова Майнау! Об этом она даже не мечтала, когда отправлялась в командировку в Германию!

Погода была, конечно, не особо подходящая для прогулок по саду – с неба то и дело срывался дождик. Но они купили прозрачные дождевики в магазинчике на пристани уже на острове. И, как два марсианина, отправились по дорожке, идущей вдоль кромки воды. Впрочем, они тут не одни были пришельцами из космоса. Несмотря на погоду, в парке хватало туристов.

Шурочка очень боялась, что разглядывание цветов Тимуру Георгиевичу быстро наскучит, и она

невольно ускоряла шаг, чтобы успеть рассмотреть как можно больше чудес этого райского острова,

прекрасного даже в хмарь. Но, кажется, на шефа пестрая яркость цветов и мерный плеск воды озера о каменный берег острова, оказывали благотворное действие. Он неспешно шёл по дорожке и не проявлял признаков нетерпения или раздражения. И Шурочка успокоилась. С удовольствием рассматривала творения ландшафтного дизайна и без устали фотографировала на телефон.

А посмотреть здесь было на что! Каждый клочок небольшого острова был с любовью обустроен. Клумбы радовали разноцветьем трав, цветов и деревьев. За поворотом дорожки вдруг открывался уютный уголок с лавочкой и фонтанчиком. Жаль только, что посидеть здесь из-за дождика не было возможности. Плавали по травяному лугу сделанные из цветов уточки, а рядом с ними прилёг отдохнуть весёлый гном. Тут даже карта Боденского озера была сделана из цветов!

Были здесь и детские площадки, и загончики с животными. Как ребёнок, Шурочка обрадовалась павлину, гордо восседающему на широком газоне с аккуратно подстриженной травой. Павлин был визитной карточкой Майнау и каждый год менял свои цвета. В интернете Шурочка видела его и ярко-красным, и фиолетовым, и белым, и, даже, зелёным. Им с Тимуром Георгиевичем достался красно-жёлтый.

Красными, розовыми, желтыми, белыми, сиреневыми тонами благоухал розарий. Розарий был разбит перед барочным дворцом Немецкого ордена. Внутрь Шурочка и Тимур Георгиевич не попали. Дворец стоял на самой высокой точке острова, откуда открывался чудесный вид на озеро и пристань, где как раз швартовался паром. И они поспешили вниз – день клонился к вечеру, бог знает, когда будет следующий.

В уютном тепле парома Шурочка и Тимур Георгиевич, вдруг почувствовали, что промёрзли. Пришлось согреваться глинтвейном

. Ах, как Шурочке было хорошо! Потому и заметила, что идут они не туда, не в Меерсбург, она не сразу. Пришлось опять звать официанта.

Улыбчивый белобрысый парень, увидев, что гости расстроились, начал убеждать их выйти на следующей остановке в городке Маммерн, взять машину и сгонять к Рейнскому водопаду, до которого всего-то 30 км пути. И подсказал время отправления и номер парома из Маммерна до Меерсбурга, чтобы они уже больше ничего не перепутали. А напоследок выдал по-русски: «Прывэт!», «Спасыбо!» и «Пока!». И всю оставшуюся дорогу специально делал крюк, чтобы пройти мимо их столика и заговорщицки подмигнуть. Что там скрывать – было очень приятно ощущать такое дружелюбное к себе расположение.

Рейнский водопад оказался не бог весть какой высоты (как утверждала табличка – 23 м) и ширины (150 м), но удивительно красивый. Вода несколькими уступами падала вниз, разделяясь на множество рукавов, чтобы обогнуть выступающие скалы с гордо торчащими вверх деревьями, каким-то чудом укоренившиеся на их вершинах.

У водопада было несколько смотровых площадок, и самая интересная – на скале в центре водопада, куда можно было попасть только на туристической лодке. Шурочка тщательно выяснила, сколько времени займёт такое путешествие, и они решили рискнуть.

С лодки водопад уже не казался таким маленьким и безобидным. Вода грохотала так, что самого себя было не слышно

. Ветер с ожесточением отгонял настырные лодки, которые лезли под самые струи водопада, и

швырялся пригоршнями воды.

Один такой особо сильный порыв грозил окатить Шурочку с головы до ног. Но Тимур Георгиевич вовремя сориентировался и закрыл собой, приняв удар стихии спиной. Они очутились в водяном коконе. А Шурочка оказалась в кольце рук шефа глаза в глаза. И её голубые утонули в его карих. А потом карие глаза приблизились, и вся Шурочка утонула в поцелуе Тимура Георгиевича …

– огромное озеро (536кв.км при длине 63км и глубинах до 251м) на границе Германии, Швейцарии и Австрии.

– город на Боденском озере в самом узком его месте. Расстояние до противоположного берега, где расположен город Констанц, составляет всего 5км. Крупный центр паромной переправы через озеро.

– горячий алкогольный напиток (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D0%BD%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%82%D0%BA%D0%B8) на основе красного вина (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B8%D0%BD%D0%BE), нагретого до 70–80 градусов с сахаром или мёдом (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%91%D0%B4) и пряностями (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D1%8F%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8)

– Вот как описывал это зрелище Н.Карамзин: «Друзья мои, представьте себе большую реку, которая, преодолевая в течении своем все препоны, полагаемые ей огромными камнями, мчится с ужасною яростью и наконец, достигнув до высочайшей гранитной преграды и не находя себе пути под сею твердою стеною, с неописанным шумом и ревом свергается вниз и в падении своем превращается в белую, кипящую пену. Я молчал, смотрел и слушал разные звуки ниспадающих волн: ревущий концерт, оглушающий душу!…»

8

Ой, господи, что же она натворила! Ой, что же теперь будет?! Волна паники накрыла Шурочку с головой. Ей хотелось зарыться в подушку и выть от ужаса. А ещё… А ещё хотелось вопить от счастья! От счастья, которое не умещалось в душе, рвалось наружу.

Как всегда в минуты глубокого эмоционального потрясения, Шурочку подташнивало, а тело горело, как при высокой температуре. И было от чего! Она любила Тимура Георгиевича. Давно. И уже давно сама себе в этом призналась – к чему перед собой лукавить? Любила, не смотря на его скверный, угрюмый характер, на его упёртость. На разницу в возрасте. На его холодность. Ни разу – ни взглядом, ни словом, он не поощрил Шурочкину любовь. До вчерашнего дня. До поцелуя. Но и после него выбор оставил за ней…

На пароме из Маммерна они отплыли в восемь вечера. В Меерсбург согласно расписанию должны были прибыть в районе девяти. По всем подсчётам вернуться в Абенсберг они могли не раньше часа ночи. Видимо, это же время прикинул и Тимур Георгиевич, поскольку велел Шурочке обеспечить им ночлег в Меерсбурге.

Шурочка рада была вгрызться в работу, чтобы отвлечься от мыслей о поцелуе и возбуждающей близости сидящего рядом шефа. Она сначала обрадовалась, что отелей в городке было не много, не больше десятка, потом испугалась, когда они, один за одним, стали отпадать – у кого-то не было свободных номеров, а кто-то и вовсе не отвечал. А потом споткнулась о вопрос ответившего администратора: один двухместный номер или два одноместных? Адресовала вопрос шефу, а он, молча, одним взглядом, отпасовал его ей обратно.

Поле напряжённости вокруг Шурочки, только было успокоившееся, опять завибрировало, в голове у неё зазвенело. И она заказала один двухместный номер. Не смогла воспротивиться искушению. Это как у сладкоежек – ведь знают, что сладкое вредно, особенно на ночь. И сколько раз клятву дают не залезать в буфет после 6 вечера. Но сладкое так и манит, запах стоит в носу, а во рту уже чувствуется вкус. Рука сама тянется к пакету с конфетами, разум отключается, в голове звенит. Ну, и чёрт с ними, с этими диетами! Один раз живём!

К прибытию в Меерсбург Шурочка ещё успела договориться с прокатной конторой в Абенсберге о продлении на сутки аренды машины, а потом… Потом шеф взял её за руку, помогая сойти по сходням на берег, и не отпустил пока они не зашли в номер.

И то, как они шли по ночному городу, и то, как поднимались в номер, и то, как улеглись в кровать – всё у Шурочки было в тумане. Она просто подчинялась мягкой, но целеустремлённой силе мужчины, а потом и вовсе растворилась в нём. В его руках, в его губах, в его желании. Но вот в его ли любви? Этого Шурочка не знала. Хотя ничего подобного тому, что она испытала этой ночью, у неё не было ни с кем.