Я люблю тебя! Я верю тебе!

– Ваше первое занятие состоится через полчаса, сэр! Разрешите помочь Вам одеться!

Киф мысленно махнул рукой: «Всё же, какое-никакое развлечение!»

А потом, когда жаловался Урсуле на недотёпу-ученицу (Авалайн не только ничегошеньки не умела, но и до обморока боялась лошадей), отмокая в ванне после тяжелого урока, вместо сочувствия получил от неё ещё и взбучку:

– Неужели ты позволишь этому прохиндею Филу (имелся в виду старший конюх) дотрагиваться до нашей Дюймовочки? А то ты его не знаешь!

Киф задумался. Фил был старше на три года и в своё время именно он ввёл младшего из барчуков в таинства сексуальной жизни. Потом Киф припомнил, сколько раз за урок ему приходилось подсаживать Авалайн на лощадь, держа за тонкую талию, а затем поправлять её ножки в стременах, дотрагиваясь до оголённых лодыжек. И все трудности уроков сделали кульбит в его голове и превратились в неисчерпаемые возможности по изучению тела собственной жены.

– Твой батюшка никому никогда не позволял дотрагиваться до своей Глэнис, кроме как в танцах, – вбила последний гвоздь в сомнения Кифа хитрая нянюшка, помня как отчаянно хотел завоевать любовь и восхищение отца его младший сын.

Правда, она рисковала, ведь за годы, проведённые вдали от родного дома, отношения отца и сына могли кардинально измениться, но – нет! Всё-таки этот аргумент стал последней каплей. И Киф, и не помышлявший о том, чтобы стать учителем верховой езды, и свято полагавший это обязанностью старшего конюха, начал каждый день проводить по два часа в загоне, обучая Авалайн.

С изменением отношения к занятиям со стороны Кифа, уроки стали проходить значительно успешнее. И чем дальше – тем лучше. Ведь и Авалайн уже вела себя по-другому (с ней поработала Вел, убедив, что без умения сидеть на лошади никак не возможно обойтись хозяйке имения – а поездки к соседям? а объезд полей и ферм? А ещё Вел регулярно снабжала Авалайн яблоками, которые так любила Принцесса, кобылка, на которой та обучалась).

Ну, а пока шли занятия, граф и графиня выезжали с ответными визитами к соседям на небольшой двухместной бричке (то, что отложить визиты до окончания обучения нельзя, Кифа убедил Дживс). Фил было сунулся со своим предложением воспользоваться более просторным экипажем, где бы он смог выполнять обязанности возничего, но очередной раз получил на орехи от взъевшегося на него в последнее время всё того же Дживса, и отправился спешно ремонтировать бричку.

Эти совместные поездки наедине очень сблизили Кифа и Авалайн. На Кифа неожиданно нахлынули воспоминания из детства и юности. Последние, правда, не всегда можно было рассказать жене, и Киф на ходу перекраивал их для более благопристойного вида.

То они проезжали чудесную полянку под раскидистым дубом, где они всей семьёй когда-то организовывали чудесные пикники. Мама собственноручно пекла шоколадный пирог с кремом англез, и не было ничего на свете вкуснее его. Киф и сейчас ощущал во рту горько-сладкий вкус этого пирога, а в носу стоял запах ванили и миндаля. Мама ещё жива, значит, в этом воспоминании ему не больше пяти лет…

А вот Ричард

был уверен, что самое вкусное – это форель, выловленная собственными руками. Он насаживал рыбу на толстый прут, сооружал над костром из веток что-то типа вертела и обжаривал её прямо в чешуе. Нежное розоватое мясо форели с дымком от костра – это Кифу уже лет десять. Тогда ещё семнадцатилетний Ричард не озлобился и с удовольствием обучал младшего брата тонкостям своей любимой рыбалки…

А показавшийся из-за поворота сарай напоминал Кифу о его взрослых подвигах за компанию с Филом и Медом

(теперь он старший садовник). Значит, здесь ему тринадцать, Филу – шестнадцать, а Меду – четырнадцать. А как звали тех селяночек, и сколько им было лет, Киф не помнил. Да и какая разница? Рассказывать Авалайн это всё равно нельзя.

Авалайн оказалась очень благодарным слушателем. Она так живо сопереживала рассказам, так заразительно смеялась или грустила вместе с ним, что Киф очень полюбил эти совместные поездки. Ей всё было интересно – и его детство, и рассказы о соседях, к которым они наносили визит. Киф даже стал готовиться, выспрашивая сведения у Дживса или Урсулы, и смешивая их со своими воспоминаниями (это когда они ехали туда) или впечатлениями (это когда ехали обратно).

А когда погода не позволяла выезжать, а это случалось всё чаще – осень настырно напоминала о себе назойливым дождём, Киф рассказывал Авалайн о событиях, которые происходили в доме. Здесь, правда, больше было грустных воспоминаний, особенно о том периоде, когда болела мама. Почему-то отец очень на неё сердился за это. И они часто ссорились. Мама плакала, а отец совсем перестал с ним общаться, как будто Киф превратился в невидимку. Но зато его очень любили все остальные, особенно братья.

И ещё очень дорогим для него воспоминанием поделился Киф с Авалайн. О своём самом старшем брате – Джонатане

. Братьям редко приходилось общаться, поскольку герцог с пеленок готовил своего первенца к его будущей роли наследника славного древнего рода. Но однажды, Кифу тогда было лет одиннадцать, а Джонатану, значит, уже исполнилось двадцать, они встретились на чердаке старого заброшенного павильона в глубине сада. Киф забрался туда ночью на спор с Филом и Медом, и обнаружил там Джонатана, с блуждающей счастливой улыбкой на лице вглядывавшимся в звёздное небо через внушительную дыру крыши. Джонатан не стал прогонять брата, а наоборот, начал рассказывать ему о звездах, созвездиях, о путешественниках, которые ориентируются по ним в своих далёких путешествиях… И это стало их секретом. Но наступила осень, и лежать на чердаке павильона стало холодно. Продолжал ли свои наблюдения за звездами старший брат в следующем году Киф не знал, поскольку ему исполнилось двенадцать, и у них с Филом и Медом появились другие интересы…

Авалайн не признавалась пока даже самой себе, что ей нравится проводить время с мужем. У них оказалось похожее детство. Оба потеряли родителей в пять лет. Правда, герцог был ещё жив – дай, бог, здоровья Его светлости! Но уже давно перестал общаться с младшим сыном как отец, так что для Кифа его как бы и не существует. А ещё у Кифа были старшие братья, но один умер от чахотки, а второй пропал больше семи лет назад, так что остался он один-одинёшенек, как и она.

И рассказчиком муж оказался замечательным, а не только расточителем пустых комплиментов. Перед её глазами так и возникали живые картинки из его рассказов.

Да и позолота с облика маркиза уже давно облетела. Если бы он т о г д а попросил её, объяснил – она бы всё для него сделала. Но он обошёлся с ней, как с котёнком, нет – хуже! Как с неодушевлённой вещью! Ну, какая любовь выдержит такое обращение?