Терапевтическая проза. Ирвин Ялом. Сборник из 5 книг

Глава 21

В ночь перед встречей с Каролин Эрнесту приснился яркий сон. Он вскочил и записал его: Я бегу по зданию аэропорта. В толпе пассажиров я замечаю Каролин. Я очень рад видеть ее. Я бегу к ней и пытаюсь обнять, но у нее в руках сумка, так что эти объятия получаются неуклюжими и не приносят мне удовольствия.

Вспомнив утром этот сон, Эрнест вспомнил, к какому решению пришел после разговора с Полом: истина привела меня сюда, истина и поможет найти выход! Он решил сделать то, чего никогда раньше не делал. Он расскажет пациентке свой сон.

Так он и поступил. Кэрол была заинтригована: Эрнест рассказывает ей сон, в котором он обнимает ее. После последнего сеанса Кэрол начала думать, а не заблуждается ли она в отношении Эрнеста. Она теряла надежду заставить его скомпрометировать себя. И вот сегодня, сейчас, он говорит, что видит ее во сне. Может, это приведет их к чему-то, думала она. Но без особой уверенности: она понимала, что ситуация вышла из-под контроля. Для мозгоправа Эрнест вел себя совершенно непредсказуемо; практически на каждом сеансе он говорил или делал что-то, что удивляло ее. И практически на каждом сеансе он открывал ей что-то о ней самой, о чем она и не догадывалась.

«Да уж, Эрнест, это действительно странно, потому что я тоже видела вас во сне сегодня. Не это ли Юнг называл синхронистичностью?»

«Не совсем так. Думаю, синхронистичностью Юнг называл совпадение двух связанных между собой явлений, один из которых относится к субъективной реальности, а другой – к объективной, физической. Помнится, он где-то описывал случай из своей практики: они с пациентом разбирали сон, в котором фигурировал древнеегипетский скарабей, и вдруг увидели, что в окно бьется настоящий жук, словно пытается попасть в кабинет.

Я никогда не мог понять смысл этой концепции, – продолжал Эрнест. – Думаю, что многих людей настолько пугают случайности, которыми изобилует наша жизнь, что они утешают себя верой в некую космическую взаимосвязанность всего сущего. Меня никогда не привлекала эта идея. Почему-то случайности и мысль о безразличии природы никогда не выбивали меня из колеи. Почему совпадения вызывают такой ужас? Почему совпадение не может быть просто совпадением, и ничем иным?

Что же касается того факта, что мы видим друг друга во сне… Что вас удивляет? Мне кажется, что при такой интенсивности нашего общения и достаточно интимном его характере было бы, наоборот, удивительно, если бы мы не видели друг друга во сне! Простите меня, Каролин, вам, наверное, кажется, что я читаю нотации. Но идеи вроде этой „синхронистичности“ вызывают у меня бурю эмоций: мне часто кажется, что я в ползу по ничейной земле между фрейдистским догматизмом и юнгианским мистицизмом».

«Нет, Эрнест, продолжайте, я совершенно не против. Мне даже нравится, когда вы вот так делитесь со мной своими мыслями. Но у вас есть одна привычка, которая действительно делает вашу речь похожей на нотации: вы чуть ли не после каждого слова произносите мое имя!»

«Правда? Не замечал».

«Ничего, что я говорю об этом?»

«Что вы! Я только рад. Это говорит о том, что вы начинаете воспринимать меня серьезно».

Кэрол наклонилась к Эрнесту и крепко пожала его руку.

Он ответил на ее рукопожатие и произнес: «Но нам еще много нужно сделать сегодня. Вернемся к моему сну. Скажите, что вы думаете об этом».

«О нет, Эрнест, это ваш сон. Так что это вы мне скажите, что вы думаете об этом».

«Что ж, ваша правда. На самом деле психотерапия часто появляется в снах как некое путешествие. Так что, я думаю, аэропорт из моего сна – это наша терапия. Я пытаюсь быть ближе к вам, обнять вас. Но вы выставляете препятствие – вашу сумку».

«А что представляет собой сумка, Эрнест? Я так странно себя чувствую – словно мы поменялись ролями».

«Ничего страшного, Каролин. Это даже хорошо, я только за; самое важное, чтобы мы с вами оставались честны друг с другом. Итак, первое, что приходит в голову: Фрейд часто повторял, что сумка, кошелек часто символизируют собой женские половые органы. Как я уже говорил, я не являюсь приверженцем фрейдистской догмы, но я не хочу вместе с водой выплеснуть и ребенка. У Фрейда столько разумных идей, что было бы глупо игнорировать их. К тому же однажды, несколько лет назад, я принимал участие в эксперименте: женщин под гипнозом просили представить, что они занимаются любовью с мужчиной своей мечты. Но при этом они не должны были видеть непосредственно половой акт. И поразительно большое количество женщин использовали символ сумки – то есть этот мужчина приходит к женщине и кладет что-то в ее сумку».

«То есть, Эрнест, этот сон говорит…»

«Полагаю, этот сон говорит о том, что мы с вами вступаем в терапевтические взаимоотношения, но вы ставите между нами свою сексуальность так, что она мешает нам достичь истинной близости».

Кэрол помолчала немного, а потом произнесла: «Но сон можно трактовать и иначе. Эта интерпретация более простая, более прямая: вас влечет ко мне как к женщине, эти объятия символизируют сексуальные отношения. В конце концов, это же вы стали их инициатором в этом сне?»

«А что вы можете сказать о сумке как препятствии?» – поинтересовался Эрнест.

«Так говорил Фрейд, иногда сигара может быть просто сигарой. Так что почему бы сумке как символу женских гениталий не быть иногда просто сумкой? Сумкой с деньгами?»

«Да, ваша идея мне ясна… вы имеете в виду, что я хочу вас, как мужчина женщину, но деньги – а иными словами, наш профессиональный контракт – мне мешают. И что это фрустрирует меня».

Кэрол кивнула: «Именно. Ну и как вам такая интерпретация?»

«Она значительно проще, и я не сомневаюсь, что в ней есть доля правды. То есть если бы мы не встретились как терапевт и пациентка, я бы с удовольствием познакомился с вами как с женщиной. Мы уже говорили об этом на прошлом сеансе. Я не скрывал, что считаю вас красивой, привлекательной женщиной с удивительно живым, проницательным умом».

Кэрол широко улыбнулась: «Этот сон начинает мне нравиться все больше и больше».

«Но, – продолжал Эрнест, – сны в большинстве своем оказываются сверхопределенными. И не стоит думать, что мой сон в обязательном порядке описывает оба этих желания: как желание работать с вами в качестве терапевта без вторжения и разрушающего действия сексуального компонента, так и желание познать вас как женщину без препятствия в виде нашего с вами профессионального контракта. И я должен решить эту дилемму».

Эрнест удивился, насколько далеко он зашел в своей искренности. Вот он, здесь и сейчас, в здравом уме и трезвой памяти, говорит пациентке такое, о чем несколько недель назад и помыслить не мог. И, насколько он понимал, он себя полностью контролировал. Он больше не испытывал желания соблазнить Каролин. Он был искренен, но в то же время ответствен и терапевтически эффективен.

«А деньги, Эрнест? Иногда я замечаю, что вы поглядываете на часы, и мне кажется, что я для вас лишь источник дохода и что с каждым движением стрелок в ваш кошелек падает еще один доллар».

«Каролин, деньги не имеют для меня большого значения. Я зарабатываю больше, чем могу потратить, и я редко думаю о деньгах. Но я должен следить за временем, Каролин. Ведь когда вы работаете с клиентом, вы тоже должны укладываться в расписание. Однако у меня никогда не возникало желания, чтобы наш час поскорее закончился. Ни разу. Я всегда с нетерпением жду встречи с вами, я ценю время, которое мы проводим вместе, и чаще всего мне очень жаль, что наше время истекло».

Кэрол опять замолчала. Как неприятно осознавать, что она польщена словами Эрнеста. Как неприятно осознавать, что он скорее всего говорит правду. Как неприятно осознавать, что иногда он больше не вызывает у нее омерзение.

«Еще я думал о содержимом сумки, Каролин. Разумеется, как вы и предположили, первое, о чем я подумал, – это деньги. Но что еще может там лежать, что становится на пути нашей близости?»

«Не уверена, что понимаю вас, Эрнест».

«Я хочу сказать, что я, вероятно, кажусь вам вовсе не таким, какой я есть на самом деле, потому что вам мешают какие-то устоявшиеся представления и предубеждения. Возможно, ваша голова занята чем-то прошлым, которое блокирует наши отношения: раны, нанесенные вам мужчинами, которые были в вашей жизни до меня, вашим отцом, братом, мужем. Или, может быть, ожиданием других отношений: вспомните Ральфа Кука и вспомните, как часто вы говорили мне: „Будьте таким, как Ральф Кук… будьте моим терапевтом-любовником“. Иными словами, Каролин, вы говорите мне: „Я не хочу, чтобы вы были собой, Эрнест, будьте кем-нибудь другим“».

А ведь он совершенно прав, подумала Кэрол, ошибается только в причинах такого ее поведения. Он так поумнел за последнее время, просто удивительно.

«А что снилось вам, Каролин? Думаю, из своего мне уже ничего не удастся выжать».

«Мне снилось, что мы с вами лежали в постели, полностью одетые, и, кажется, мы были…»

«Каролин, будьте добры, начните сначала и попытайтесь рассказывать ваш сон в настоящем времени, как если бы это происходило прямо сейчас. Этот нехитрый прием часто помогает оживить эмоциональный фон сна».

«Хорошо, вот что я запомнила. Мы с вами сидели…»

«Мы с вами сидим – не забывайте про настоящее время», – перебил ее Эрнест.

«Хорошо, мы с вами сидим или лежим в постели, полностью одетые, и вы проводите сеанс. Я хочу, чтобы вы были нежны со мной, но вы настороженны и держите дистанцию. Потом в комнату заходит какой-то мужчина. Он нелепый, низенький и толстый, черный как смоль, он безобразен. И я сразу же решаю попытаться соблазнить его. Это оказывается легко, и мы с ним начинаем заниматься сексом прямо рядом с вами, на той же кровати. Я все время думаю, что теперь-то вы увидите, как хороша я в постели, и заинтересуетесь мной. Тогда вы передумаете и тоже будете заниматься со мной сексом».

«Какие чувства вызывает этот сон?»

«Фрустрация – из-за вас. Отвращение при виде этого мужчины – он был мерзкий, он источал зло. Я не знала, кто это – но в то же время знала. Это был Дювалье».

«Кто?»

«Дювалье. Гаитянский диктатор».

«Что вас связывает с Дювалье? Он сыграл какую-то роль в вашей жизни?»

«Вот это самое забавное. Абсолютно ничего. Я не думала о нем тысячу лет. Ума не приложу, почему я его вспомнила».

«Подумайте о Дювалье, Каролин. Какие ассоциации у вас вызывает это имя?»

«Никаких. Я не уверена даже, что могу вспомнить его лицо. Тиран. Грубый. Темный. Жестокий. Животное. А, да, точно, я недавно читала о нем статью. Говорят, он живет где-то во Франции, в нищете».

«Но он же давно умер!»

«Нет, нет, это не старик. Это младший Дювалье. Это тот, кого называли Беби Док. Да, я уверена, что это был Беби Док. Не знаю, откуда я это знала, но это был именно он. Это имя пришло мне в голову сразу же, как только он вошел. Кажется, я уже говорила об этом».

«Нет, не говорили, Каролин, но мне кажется, что это ключ к разгадке сна».

«То есть?»

«Для начала обдумайте свой сон. Лучше дать волю ассоциациям – точно так же, как я прорабатывал свой сон».

«Посмотрим. Я помню, что была фрустрирована. Мы с вами лежали в постели, но ничего не было. Потом приходит этот гадкий коротышка, и мы с ним занимаемся сексом – тьфу, мерзость; странно, что я пошла на это – плюс еще странная какая-то логика: если вы увидите меня в деле, я смогу расположить вас к себе. Чушь какая-то».

«Продолжайте, Каролин».

«Не сходится. То есть если я буду на ваших глазах заниматься сексом с каким-то нелепым мужчиной – вот, мол, смотрите, – мне вряд ли удастся завоевать ваше сердце. Наоборот, это скорее оттолкнет вас, нежели привлечет».

«Это было бы логично, если бы мы воспринимали этот сон буквально. Но я знаю, как выискать смысл этого сна. Предположим, что Дювалье – это не Дювалье, что он символизирует кого-то или что-то еще».

«Например?»

«Подумайте о его имени: Беби Док! Представьте, что этот человек олицетворяет какую-то часть меня: беби, малыш, более примитивная, базовая часть. Таким образом, во сне вы хотите вступить в сексуальные отношения с какой-то моей частью с надеждой на то, что тогда вы сможете завоевать и более зрелую часть меня, покорить всего меня.

Вот видите, Каролин, в таком виде сон обретает смысл: если вам удастся соблазнить какую-то часть меня, мое альтер-эго, за остальным дело не встанет!»

Кэрол молчала.

«Что вы об этом думаете, Каролин?»

«Отличная интерпретация, Эрнест, действительно хорошая», – отозвалась Кэрол и подумала: Даже лучше, чем ты можешь себе представить!

«Итак, Каролин, давайте подведем итог: моя трактовка обоих снов – вашего и моего – приводит нас к одному и тому же выводу: вы приходите сюда, вы испытываете ко мне сильные чувства, вы хотите прикасаться ко мне, обнимать меня, но при всем при этом вы против истинной близости между нами.

И, знаете, Каролин, эти послания, которые мы с вами нашли в снах, перекликаются с теми чувствами, которые вызывают во мне наши взаимоотношения. Несколько недель назад я прямо заявил, что буду искренен с вами, что буду честно отвечать на все ваши вопросы. Но вы так ни разу и не воспользовались этой возможностью. Вы говорите, что хотели бы, чтобы я стал вашим любовником, но вас интересовала только моя холостяцкая жизнь, вы даже не пытались узнать меня самого. Я собираюсь и дальше плотно прорабатывать с вами этот аспект наших отношений, Каролин, потому что это центральный момент, он действительно близок к сути проблемы. Я собираюсь и дальше поощрять честность в наших отношениях. А для того, чтобы быть честной со мной, вам придется узнать меня, поверить мне, чтобы полностью раскрыться передо мной. И этот опыт станет первым шагом на вашем пути к себе в самом глубоком понимании этого слова, к тому, чтобы стать собой с другим мужчиной, которого вы вот-вот встретите».

Кэрол промолчала и посмотрела на часы.

«Я знаю, что наше время вышло, Каролин, но давайте задержимся на пару минут. Можете сказать мне что-нибудь еще по этому поводу?»

«Не сегодня, Эрнест», – ответила она, потом встала и быстро вышла из кабинета.

Глава 22

Полуночный звонок Питеру Макондо ничего не дал: Маршал только прослушал сообщение на трех языках о том, что Финансовая группа Макондо закрыта на уик-энд и откроется лишь в понедельник утром. Узнать домашний телефон Питера через цюрихскую информационную службу ему тоже не удалось, что, впрочем, неудивительно. Питер часто говорил о мафии и необходимости охранять личную жизнь ультрабогатых людей от посторонних глаз. Да, Маршалу предстоит длинный уик-энд. Ему придется ждать все выходные: позвонить Питеру он сможет лишь в воскресенье, в полночь.

В два часа ночи Маршал, которому так и не удалось уснуть, начал рыться в аптечке в поисках успокоительного. Это был из ряда вон выходящий случай: Маршал был ярым противником злоупотребления лекарственными средствами и утверждал, что человеку, прошедшему качественный курс психоанализа, следует устранять психологический дискомфорт путем интроспекции и самоанализа. Но этой ночью ни о каком самоанализе не могло быть и речи: напряжение буквально зашкаливало, и ему необходимо было успокоиться. В конце концов ему удалось найти хлор-три-метон – антигистаминный препарат с седативным эффектом. Он выпил две таблетки и на несколько часов погрузился в тяжелый, беспокойный сон.

Выходные тянулись медленно, и беспокойство Маршала росло час от часу. Где Адриана? Где Питер? Он никак не мог сосредоточиться. Он швырнул об стену последний номер «Журнала американского психоанализа», подстригание бонсай его не увлекало, и он даже забыл подсчитать дневной доход с акций. В течение часа он рьяно занимался с гирями в спортзале, поиграл в баскетбол, пробежался трусцой по Голден-Гейт. Но ничто не могло отогнать мрачное предчувствие, сжимающее его горло.

Он начал говорить с собой, как если бы был своим пациентом: Успокойся! Откуда столько шума? Давай-ка сядем и попробуем понять, что же происходит на самом деле. А происходит только лишь вот что: Адриана пропустила несколько сеансов. И что с того? С инвестицией все в порядке. Через пару дней… сколько там?.. через тридцать три часа ты созвонишься с Питером. У тебя есть долговая расписка из «Credit Suisse», которая гарантирует тебе выплату денег. Акции «Уэллс Фарго» упали почти на два процента с тех пор, как ты их продал. Самое страшное, что может случиться, так это тебе придется обналичить вексель и выкупить свою долю акций по более низкой цене. Да, вполне возможно, у Адрианы что-то случилось, о чем ты не догадался. Но ты же не провидец: иногда ты можешь и не заметить что-то.

Хорошая терапевтическая интервенция, думал Маршал. Но если ты проделываешь это сам с собой, эффект нулевой. Да, самоанализ не всесилен. И как мог Фрейд продержаться на этом столько лет? Маршал понимал, что ему необходимо с кем-то поделиться своими тревогами. Но с кем? Ширли не подходит: они последнее время почти не разговаривали, а если он заговорит с ней об этой инвестиции, скандала не миновать. Она с самого начала была против. Когда Маршал начинал вслух рассуждать, на что они потратят семьсот тысяч долларов прибыли, она раздраженно обрывала его: «Мы живем в разных мирах». Слово «жадность» все чаще и чаще слетало с ее губ. Две недели назад она даже посоветовала ему обратиться за помощью к ее буддийскому наставнику, ибо жадность переполняет его.

Кроме того, в субботу Ширли планировала совершить велосипедную прогулку в Монт-Тамальпе и поискать там материал для икебаны. Днем, перед отъездом, она сказала, что скорее всего не вернется домой ночевать: ей нужно побыть наедине с собой – небольшое икебано-медитативное уединение. Перспектива провести выходные в одиночестве привела Маршала в ужас, он даже хотел сказать Ширли, что она нужна ему, попросить ее не уезжать. Но Маршал Стрейдер никогда ничего не выпрашивает; это не в его стиле. К тому же напряжение буквально висело в воздухе, оно распространялось, как инфекция. Да, действительно, Ширли лучше уехать.

Маршал бросил злобный взгляд на цветочную композицию, которую Ширли оставила ему на этот раз: раздвоенная, покрытая лишайником ветка абрикосового дерева: один сучок тянется параллельно столу, другой уходит вертикально вверх. На конце горизонтальной ветки – одинокий белый цветок. Ветка, уходящая вверх, была украшена ожерельем из лаванды и душистого горошка, которое нежно обнимало две лилии – белую и шафрановую. «Черт бы ее побрал, – выругался Маршал. – На это ей хватает времени. Зачем она это делает? Три цветка… опять белая и желтая лилии…» Минуту он всматривался в икебану, потом потряс головой и задвинул ее под стол – с глаз долой.

С кем еще я могу поговорить? С Мелвином, кузеном? Бесполезно! Мелвин, конечно, может иногда подкинуть полезный совет, но не в этой ситуации. Если я услышу насмешку в его голосе, я этого не вынесу! С коллегами? Об этом не может быть и речи! Я нарушил границы профессиональной этики, и я не уверен, что могу им доверять, особенно тем, кто завидует мне. Если хоть кто-то проговорится, я могу навсегда забыть о перспективе занять президентское кресло в Институте психоанализа.

Мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Если бы можно было поговорить с Сетом Пейндом! Но к нему мне дороги нет. Может, мне не стоило так круто с ним обходиться… Нет, нет и еще раз нет! Сет это заслужил. Я поступил именно так, как должен был поступить. Он получил по заслугам.

Один из пациентов Маршала, психолог-клиницист, часто рассказывал ему о своей группе поддержки, в которую входили десять мужчин-терапевтов. Они проводили вместе два часа каждые две недели. Пациент утверждал, что собрания всегда приносили немало пользы, к тому же члены группы могли обратиться друг к другу, когда им требовалась помощь. Разумеется, Маршал не одобрял членство своего пациента в подобной группе. В более консервативные времена он бы запретил ему посещать эти собрания. Поддержка, подтверждение, утешение – все эти патетические костыли всего лишь усиливают патологию и тормозят работу реального психоанализа. Тем не менее сейчас, в данной ситуации, Маршал чувствовал острую необходимость в такого рода общении. Он вспомнил, как на собрании Сет Пейнд говорил, что в современном обществе настоящую мужскую дружбу днем с огнем не сыщешь. Да, ему нужен был друг.

В воскресенье, в полночь, когда в Цюрихе было девять утра, Маршал позвонил Питеру и услышал тревожное сообщение, записанное на автоответчик: «Вы позвонили в Финансовую группу Макондо. Мистер Макондо отправился в девятидневный круиз. На этот срок офис прекращает свою работу. Если ваш вопрос требует немедленного решения, пожалуйста, оставьте свое сообщение. Автоответчик регулярно проверяется, и мы сделаем все возможное, чтобы связаться с мистером Макондо».

Круиз? Офис компании такого масштаба закрывается на девять дней? Маршал оставил сообщение, в котором просил мистера Макондо связаться с ним по неотложному делу. Позже, когда он снова лежал без сна, новость о круизе уже не удивляла его. Очевидно, между ними произошла ссора, думал он. Питер поссорился с Адрианой, или, может быть, Адриана разругалась с отцом, и Питер под влиянием момента решил уехать, чтобы прийти в себя, развеяться. И либо с Адрианой, либо без нее отправился в круиз по Средиземноморью. Скорее всего именно так все и было, и ничего больше.

Но шли дни, от Питера не было никаких известий, и Маршал все сильнее и сильнее опасался за вложенные в его предприятие деньги. Он в любой момент мог обналичить банковский вексель, но это означало, что он не сможет воспользоваться щедрым даром Питера с выгодой для себя. Глупо поддаваться панике и терять эту уникальную возможность. И из-за чего? Из-за того, что Адриана не пришла на сеанс? Глупости!

В среду в одиннадцать утра у Маршала выдался свободный час: место Эрнеста в его расписании так и осталось вакантным. Он прошелся по Калифорния-стрит, миновал клуб «Пасифик юнион», где обедал тогда с Питером, но, пройдя еще квартал, вдруг вернулся к нему, взбежал по ступенькам, вошел в мраморные двери, прошел мимо рядов блестящих латунных почтовых ящиков и окунулся в неверный свет грандиозной ротонды, увенчанной стеклянным куполом. Там в окружении кожаных диванов цвета красного дерева стоял Эмиль, блестящий мажордом в безукоризненном смокинге.

Маршал вдруг вспомнил свой поход в «Avocado Joe's»: куртки золотоискателей, клубы табачного дыма, брюнета в костюме от Борсалино, обвешанного драгоценностями, и Дасти, пит-босса, от которого он получил выговор за подглядывание: «Мы тут очень трепетно относимся к чувствам». И звуки – звуки бурной деятельности в «Avocado Joe's»: щелканье фишек, треск бильярдных шаров, гул голосов, разговоры об азартных играх. «Пасифик юнион» был наполнен приглушенными звуками. Официанты сервировали стол для ленча под аккомпанемент легкого звона столового серебра и хрусталя; посетители клуба вежливым шепотом вели разговоры о приобретениях на рынке ценных бумаг, итальянские кожаные туфли мягко ступали по дубовому паркету.