Эффект пророчицы. Часть 2

– Станция «Улица Академика Янгеля»! Конечная. Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны.

Остановившись, прибывший поезд выпустил от силы трёх человек – обычное дело для утра четверга. Воспользовавшись замешательством Савелия, Анна неуверенно пошла вперёд.

– Ты куда? – удивлённо спросил он.

– В первом вагоне… Людей поменьше – тихо объяснила его спутница.

Непрошеная слеза, пробежавшая по щеке, заставила Анну поскорее скрыть своё лицо от посторонних глаз – Савва ни за что не должен узнать обо всём прежде, чем будет поздно. Стараясь не подавать виду, что плачет, девушка поспешила в другой конец зала. Гулкое, чуть приглушённое эхо шагов отдавалось в тишине резко опустевшей станции, отмеряя расстояние, пройденное ею. Сердце колотилось в исступлении, словно пытаясь заранее отсчитать те удары, которые ещё должно совершить. Больная нога предательски заныла. Ничего страшного: осталось недолго – всего две минуты…

Тридцать метров до конца платформы, двадцать, десять – и вот уже Анна и Савелий стоят там, где обычно останавливается головной вагон. По заведённой в студенческие годы привычке Анна встала точно возле того места, где должна будет открыться вторая дверь. Выровняв носки сапог строго по ограничительной белой линии, Савелий уставил свой полный любопытства взгляд в тоннель, откуда вот-вот должен был показаться состав. Вот оно – сейчас или никогда! Воспользовавшись моментом, Анна начала медленно отступать от края платформы. Стараясь не шуметь, шаг за шагом девушка всё больше отдалялась от своего сводного дяди. Ошибись она сейчас – и тогда Савелий уж точно с неё глаз не спустит, а то и наручники достанет. Однако увлечённый ожиданием поезда парень даже не заметил её исчезновения – кажется, всё прошло гладко. Дело осталось за малым – оказавшись по другую сторону платформы, Анна тихо развернулась на сто восемьдесят градусов, глубоко вздохнула и неуверенно, колеблясь, переступила через белую черту.

Вот и всё: осталось только дождаться поезда. Всего одна минута – и страдания уйдут прочь, отступит боль утраты, а измученная душа навсегда покинет бездыханное тело. Опустив взгляд, Анна пристально уставилась на холодно сверкающие в полутьме рельсы. Глядя смерти в глаза, уже не было так страшно умирать. Больше никто не посмеет её обидеть. Разбитое сердце больше никогда не сможет полюбить. «Тётя Аня» больше никому не придёт на помощь. Слишком поздно: страдания убили Анну уже давно – ей осталось только покончить с физической оболочкой. Тяжёлые, густые капли, стекая по красному, опухшему от слёз девичьему лицу, падали, вдребезги разбиваясь о холодный мрамор.

Вскоре плащ зловеще заколыхался за спиной. Правую щёку обдал яркий белый свет – в глубине тоннеля показался поезд.

– Прости, папа – всхлипнув, тихо прошептала Анна.

Десять секунд: упади она прямо перед – и у машиниста не будет шанса затормозить. Что бы там ни было, это уже не будет её волновать. Медленно разведя руки в стороны, тело Анны чуть-чуть накренилось. Пять секунд: свет фар становился всё ярче – вагон приближался. Вдалеке послышался стук колёс. Ветер, холодный, маслянистый на ощупь, всколыхнул её бледно-золотистые локоны. Серо-голубые глаза не сводили взгляда с рельс. Две секунды: ноги сами собой наклонили тело Анны вперёд, в страхе она тут же зажмурилась. Машинист вовсю сигналит ей, бьёт по тормозам, но уже поздно: она уже чувствует, как летит вниз, навстречу своей судьбе…

– Стой!

Истошный крик в мгновение ока разорвал почти поглотившее её небытие. Возникшая из ниоткуда чья-то крепкая рука внезапно ухватила Анну за ворот куртки, а затем со страшной силой рванула назад, отчего её, словно тряпичную куклу, отбросило чуть ли не на середину платформы. Отлетев в сторону, Анна сильно ударилась головой о плитку и перекатившись, остановилась животом вниз. В последний момент поезд метро разминулся со своей потенциальной жертвой – попытка Анны свести счёты с жизнью провалилась.

«Нет!» – осознание того, что она всё ещё жива, тупым ножом полоснуло тело Анны. Настоящие реки слёз тут же брызнули из глаз, заволакивая всё вокруг своей непроглядной пеленой. Глотая пыль, гостью из 2017-го содрогнула судорога отчаяния: зачем? Почему ей просто не дадут умереть? Кто опять лишил её права выбора? Приподняв голову, Анна сквозь слёзы еле рассмотрела быстро приближающуюся к ней мутную фигуру в тёмных одеждах.

– Совсем крыша поехала?

Всё таки заметил: сквозь грохот поездов, испуганные возгласы невольных свидетелей Анна явственно расслышала злобное, надрывное шипение Савелия. В последний момент спохватившись своей сводной племянницы, парень буквально вырвал её из объятий смерти. За шкирку оторвав безвольное тело Анны от пола, от греха подальше он как можно скорее оттащил её в уже поданный на соседний путь поезд. Силой усадив Анну на свободное место, Савва тут же уселся рядом с ней. Молодой человек был до смерти напуган: на безмолвно злящемся Зверобое не было лица. Бледный как смерть, он тихо, так чтобы никто кроме неё услышать не мог, спросил попытавшуюся покончить с собой гостью из будущего:

– О ком ты вообще думала?

В образовавшейся после этого гробовой тишине раздался уже знакомый голос:

– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Аннино».

– Следующая – «Пражская»! «Пражская» следом! – тут же поправил запись машинист.

Спустя ровно две секунды двери поезда захлопнулись, вагоны протяжно зашипели и медленно, покачиваясь, с ускорением тронулись с места. За окном почти сразу потемнело – янтарные тона «Улицы Академика Янгеля» сменились безмолвными, нагоняющими тоску мрачными тоннелями. Морщась от всё нарастающего гула, Савва испуганно сжимал левую руку Анны, будто боясь, что она сейчас достанет откуда-нибудь ампулу с цианидом, но та в ответ даже не шевелилась. Серо-голубые глаза её были совсем пусты, руки неестественно побелели. Лицо Анны будто окаменело: мутное, размытое от слёз, всё вокруг неё уже было где-то вдалеке – не в этом месте и не в этом времени. Влажные дорожки на заплаканном лице никак не высыхали. Извалявшись в пыли, превратившись от этого в солому, бледно-золотистые волосы жутковато колебались от продувавших вагон насквозь потоков воздуха – на убитую горем, похожую на привидение племянницу Савелия было больно смотреть.

Неожиданно поезд затормозил, отчего Савелий чуть не завалился на застывшую как истукан Анну. В мутных окнах состава показалась следующая остановка.

– Станция «Пражская»!

Проехав почти всю платформу, головной вагон плавно замедлил свой ход и вяло, как будто устав от всей этой беготни, остановился в самом её конце. Отворив двери, поезд запустил в свои недры новую порцию людей. Опасаясь худшего, Савелий изо всех сил двумя руками сжал запястье Анны, но та по-прежнему пребывала в апатии. Она потеряла всё: родных, друзей, любимого, а теперь и последняя надежда на скорую смерть исчезла. Всё бесполезно. У неё здесь нет власти. Даже над самой собой…

Гул тоннелей растворился в гомоне толпы вокруг, стук колёс почти перестал ощущаться на слух, названия станций слились в одну сплошную, ничего не значащую кашу. Безуспешно пытаясь бороться с головной болью, с подступающей к горлу тошнотой, судорожно вцепившись в запястье Ани, Савелий изо всех сил пытался понять: почему? Зачем она это сделала? Где он не углядел, перешёл грань, что она дошла до такого? Можно ли было этого как-то избежать? Что ему делать, если подобное повторится?

– Станция «Отрадное»!

Измотанный марш-броском по московской подземке, сводный дядя Анны с облегчением вздохнул, когда поезд наконец доехал до нужной станции. Ухватив племянницу покрепче за руку, Савва попытался было встать, как тут же чуть не опрокинулся назад. Пропустив вперёд других выходящих, молодой человек обеспокоенно повернулся к Анне: всю поездку гостья из будущего сидела и не шевелилась, уйдя куда-то глубоко в себя. Вот и сейчас она неотрывно глазела своим неестественно пустым взором куда-то в пустоту.

– Пойдём, Ань… Пора.

Приподняв Анну за плечи, немного неуверенно придерживая её за талию, Савва медленно вывел племянницу из вагона на середину платформы. Сейчас она точно не сделает ещё какую-нибудь глупость: неудавшейся самоубийце еле хватало сил, чтобы просто стоять на месте. Беспокоясь, что его спутница вот-вот упадёт, Савва боязливо взял её за руку и не спеша, точно приговорённую, повёл Анну к выходу из метро. И снова – никаких эмоций: каменное лицо её хранит молчание. Пустые серо-голубые глаза смотрели куда-то вперёд.

Жаркий июльский воздух, смешанный с выхлопными газами под соусом из шума городских улиц и автомобильных гудков душною волною окатил их на выходе из подземного перехода. Солнце поднялось уже достаточно высоко и его горячие лучи, отражаясь от стеклянных многоэтажек, неприятно слепили глаза. Обливаясь потом, одной рукой придерживая тяжёлый чемодан, а другой – ещё более тяжёлую Анну, Савелий со всех ног по одним лишь указателям спешил в неизведанном направлении, туда, где он знал только адрес. Слава, его младший брат и отец Ани, получил эту квартиру всего год назад, с туманной формулировкой «за заслуги перед Отечеством». Стремясь поскорее отпраздновать новоселье, он как мог спешил туда переехать, но квартире на Северном бульваре было уже не суждено снова встретить своего владельца. Пока непонятно, будет ли там жить Анна, но если она и может где-то укрыться в Москве, то только здесь.

Двигаясь по узкому тротуару мимо немногих в такую жару случайных прохожих, сквозь навязчивую зелень тополиной листвы Савва наконец разглядел впереди здание под номером 17. Если бы Анна в этот момент подняла взгляд, то непременно бы заметила: здесь, в далёком 2001-ом, оно выглядело почти так же, как и в её времени. Те же вогнутые внутрь, неприятно шелушашиеся клинья балконов, та же местами белая, местами неопределённого цвета стена фасада, тот же маленький, поддерживаемый здешними пенсионерами колумбарий – за шестнадцать лет дом на Северном бульваре не сильно изменил свой облик. Нервно озираясь по сторонам, Савелий вместе с Анной подошёл к двери подъезда. Непонятная копоть на стене возле перекошенной входной двери сперва удивила его, но потом, приглядевшись, он заметил, что это просто следы тушения сигарет, и молча вошёл внутрь.

Заходя в тёмный подъезд, в нос Савелию сразу ударил сильный запах табачного дыма. Душный, терпкий, он немедленно заставил некурящего парня закашляться. Поднявшись поскорее по лестнице, Савва поспешил вызвать лифт. Полутёмная кабина, слегка позвякивая, отвезла их с Анной на седьмой этаж. Увидев перед собой совершенно новую, металлическую дверь с двузначным номером квартиры, молодой человек вдруг тяжело вздохнул. Волнение ясно читалось в лице Савелия: мог ли он подумать, что однажды вот так заявится сюда? Да ещё не один, а с уже взрослой, вернувшейся в этот чёрный для семьи год из будущего Аней? Немного печально выдохнув, сводный дядя гостьи из будущего посмотрел на неё, но та по-прежнему лишь молчаливо взирала непонятно куда. Тогда, собравшись с мыслями, Савва молча достал ключ от входной двери из кармана и вставил его в добротный латунный замок. С характерным шумом провернувшись, ключ впустил его и Анну внутрь, после чего Савелий сразу же закрыл дверь на два оборота.

Сняв обувь, поспешно сбросив с себя раскалившуюся на солнце куртку, оставшись в пропотевшей насквозь клетчатой рубашке, джинсах и носках, Савва с интересом огляделся по сторонам. С самого порога жилище впечатляло своей новизной, сильно отличаясь от прошлой квартиры Славы или его бунгала. Бежевые с тонкими, шоколадного цвета прожилками бумажные обои, сверкающий первозданной чистотой паркет, изящная вешалка, прочная дубовая стойка для обуви, ещё отдающий краской белый потолок – размах вложений в ремонт впечатлял. Поставив на пол кейс, молодой человек зашёл на кухню и ещё больше удивился: небесно-голубые обои, новый холодильник, белая газовая плита, голубая плитка на полу, пока пустые шкафчики для посуды – всё было почти готово к приёму жильцов. Однако Зверобою было как-то не до планов пристроиться в бесхозной квартирке на окраине Москвы, ибо на повестке дня стояли куда более серьёзные проблемы. Грузно прислонившись к хлипкой жестяной раковине, Савелий усиленно принялся думать, что им теперь делать.

«Так – идти напрямую к ним глупо и бессмысленно» – рассуждал он про себя, – «Конечно, можно рискнуть, но… Нет, это глупо. Хотя оставить всё в тайне тоже не получится – по метро нас уже отследили. Что же делать? Что-же-де-лать? – повторил он чуть медленней, – «Нет, брат, полагаться на случайность нельзя – высока цена!»

Цена и правда была несоизмерима с риском – на плечах патруля времени по прозвищу Зверобой стояли аж шестнадцать лет будущего. Огромный массив времени зависит лишь от его профессионализма. А сейчас у него есть куда более сильный стимул: исчезни этот промежуток времени – и его племянница может никогда не появиться здесь, в его настоящем.

«Аня… Анечка – что же я с тобой сделал? Почему всё так… Так?» – не сумев подобрать нужного слова, оперевшись руками на хлипкую металлическую раковину, Савелий измученно буравил застывшие в простеньком зеркале карие глаза, продолжая клянить себя за всё, что случилось. Уже по меньшей мере три раза Анна чуть не погибла – а что, если бы однажды это всё-таки произошло? Как он смог бы это принять? Пусть они друг другу противны, пусть она не хочет признавать его как дядю, странное, непохожее на другие чувство единства всё равно сближало их. Савва не до конца понимал, что происходит с ними сейчас, но ему было страшно даже представить, что Аня, его Аня может исчезнуть навсегда.

Измученный потрясениями, Савелию вдруг захотелось утопиться прямо здесь, в этой раковине – страшная вина за всё произошедшее повисла на нём мёртвым грузом. Желая поскорее отогнать от себя дурные мысли, парень быстро повернул кран с холодной водой. Наскоро прополоскав пересохшее горло, Зверобой громко объявил:

– Так – сейчас сообщим, что мы прибыли, в московский штаб. Надеюсь, к моим словам прислушались и нас не преследуют. Где квартира твоего папы, они не знают, так что…

Молодой человек вдруг притих. В квартире сразу воцарилась мёртвая тишина.

– Аня? – настороженно спросил Савелий.

Ответа не последовало. Удивившись, Савва скорее подошёл к входной двери.

– Аня, ты где? – спокойно, глядя на закрытый замок, спросил он. Ключа у Анны нет – не могла же она испариться! Значит, она где-то здесь. Прислушавшись, Савва услышал доносящиеся откуда-то тихие всхлипы.

– Аня?!

Повертев головой, парень увидел справа приоткрытую дверь в одну из комнат. Поспешив туда, он бесцеремонно ворвался внутрь и тут же пожалел об этом. В немом оцепенении молодой человек застыл на своём месте. Взору Савелия предстало то, что ему хотелось бы видеть меньше всего на свете: его сводная племянница неподвижно лежала на ярко-синем с жёлтыми подлокотниками диване лицом вниз, содрогаясь от тяжёлых, надрывных всхлипов. Очевидно детский, для Анны он был настолько несоизмеримо мал, что её длинные ноги попросту свисали вниз, доставая носками сапог пола. Сотрясаемая рыданиями, её бледные, дрожащие руки с силой прижимали к лицу что-то белое и мягкое. Присмотревшись, Савва разглядел в руках Анны плюшевого зайчонка – чёрные, блестящие глаза мягкой игрушки едва заметно проглядывали из-за её бледно-золотистых локонов. Плач бессилия и отчаянья наполнял серо-голубые глаза всё новыми и новыми слезами и тихо роняя слёзы в мягкий плюш, она никак не могла остановиться – не было ни сил, ни желания.

В роли Зверобоя Савве прежде не удавалось понять свою сводную племянницу, но сейчас именно он как никто другой понимал Анну. Всё то, что свалилось на неё в считанные дни, разрушило её, переломило надвое – она сломалась. Придя сюда из будущего, дочь Славы выдержала немыслимо многое – смерть родителей, потерянное детство, разбитое сердце, жизнь на волоске от смерти, но потерю последнего по-настоящему дорогого ей человека оказалась не в силах. Сам того не осознавая, Савва был ей больше, чем просто родственник, друг или кто-то ещё, оттого и ненависть его была для Анны хуже смерти. Но даже здесь он не оставил ей выбора – не дал умереть, не позволил прекратить эти мучения навсегда. Так что ему нужно? Чего он хочет, если даже её смерть для него недостаточная пытка? Зачем оставил в живых?

Застыв на месте, Савва молча стоял в дверях, не зная, что делать: та, кого он обожал и в то же время ненавидел, та, кем он дорожил больше всего на свете, тонет в пучине отчаяния. Тонет – по его вине. Парень так боялся навредить Анне, что не заметил, как отдалился от неё, а когда стал так нужен, просто ударил. Ощущение вины сдавило грудь, скрутило сердце в тугой узел – слёзы Анны зацепили Савву за душу. Безучастно стоя рядом, он даже не знал, как её утешить и помочь, как, уже причинив столько боли, искупить вину. Осторожно, стараясь не спугнуть сотрясающуюся от рыданий Анну, Савелий аккуратно присел на край дивана. Приготовившись ко всему – к недоверию, отвержению, к тому, что сейчас она его оттолкнёт или просто ударит по лицу, Савва аккуратно положил ей руку на плечо. В ответ Анна даже не шевельнулась, продолжая бессильно плакать в плюшевого зайца с синей ленточкой на правом ухе – это был подарок. Подарок, который ей уже никогда не подарят.

– Ань… – тихо, нерешительно, мысленно молясь, лишь бы у него получилось, начал Савелий – Послушай, я… Не знаю, что на меня нашло. Я действительно сегодня… Перегнул палку. Переборщил. Ты меня наверняка знаешь, я… Плохо нахожу общий язык с людьми. Пожалуйста, прости меня… Если можешь. Я виноват.

Выдержав паузу, Савва осторожно прислушался. Слёзы Анны продолжали градом литься из серо-голубых глаз, однако всхлипы стали совсем чуть-чуть тише.

– Мне жаль, что так получилось – продолжил он немного уверенней, – Я не знал, кто ты, потому и… Потому так испугался. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь за это, но… Ты замечательная. Правда! Наверное, не будь мы родными…

Заведя разговор не в то русло, Савелий тут же сам понял, что сморозил глупость, но было уже поздно – не успел он договорить, как Анна заревела с удвоенной силой.

– Чёрт! Ань, ну прости! Я не хотел тебя обидеть! – тут же бросился он её успокаивать, – Пожалуйста, не плачь! Ну я идиот! Прошу тебя – сжалься: ты же мне прямо как ножом по сердцу – как увижу, так… – Савва показал, как невидимый кинжал вонзается ему в грудь, – Так хоть убей! Прости, пожалуйста, Аня! У меня же больше никого, кроме тебя, теперь нет: если с тобой что-то случится, я этого просто не прощу себе! Если хочешь, плюнь в меня, побей, пни со всей силы – что угодно сделай со мной, только прости. Пожалуйста, Аня!