Ягодка для Хулигана

Извиняюсь. Всю.

Смотрю на пустую пачку сигарет в своих руках и недоумеваю.

Она для меня просто объект, посредством которого я в итоге достигну своей цели. Она нужна мне. Ни больше, ни меньше. Вот и всё. И я не должен смотреть на неё как-то иначе. Не должен хотеть всерьёз.

Но что-то, видимо, пошло не так.

Точнее, пока всё развивается именно так, как мне нужно. Девчонка уже попалась в капкан, пусть сама и отрицает это, пытаясь сбежать. Вот только и меня, кажется, зацепило. Я сам угодил в свои же сети.

Паук, запутавшийся в паутине. Смешно.

Вздыхаю. Поднимаю глаза к ночному небу.

Соберись, Влас. Сколько девушек побывало у тебя в постели? Красавицы, худышки, полненькие, симпатичные и не очень… А теперь ты хочешь провалить всё в самом начале просто потому, что рыжая бестия тебя чем-то цепанула?

Играй, играй, да не заигрывайся.

Нужно всего лишь, чтобы Дана влюбилась. Я не собираюсь доводить историю до абсурда. Любовь до гроба мне нахрен не сдалась. Поплачет денёк-второй, когда я её брошу, получив своё, а потом забудет обо мне, как о страшном сне.

Что-то внутри протестующее сжимается, стоит представить Дану плачущей.

То же самое чувство и подставило меня сегодня, когда я увидел лицо Стрельцовой после того, как Данил назвал её шлюхой. Вот где всё пошло не по плану. Играть в рыцаря – последнее, что я собирался делать. Очаровать – да. Влюбить – да. Но инстинкты сработали быстрее. И теперь я в полной заднице. Неизвестно, как мне аукнется избиение мажористого «младенца», каким его обозвала Таранина. Проблем и без этого всегда хватало и хватает в моей жизни.

Желание курить зашкаливает. Но это была последняя пачка сигарет не только в кармане, но и в принципе. После того, как какой-то идиот решил протащить алкоголь в багажном отделении автобуса, нас всех прошмонали. От конфискации удалось спасти только единственную пачку сигарет.

Гадство. Надеюсь, что Рогожину будет хреново, как мне сейчас, и нас всех завтра срочно эвакуируют домой из этого богом забытого лагеря. Свежий воздух и отсутствие яда в моих лёгких плохо на меня действуют.

– Скучаешь? Чего спать не идёшь?

Я оборачиваюсь на голос и с каким-то потаённым разочарованием вижу не рыжую кудрявую макушку, а русоволосую. И не кудрявую, а прямую.

Лилия Радская. Староста потока. Обычная серая мышка, которая пытается выслужиться перед преподавателями, чтобы привлечь хотя бы их внимание. Зрелище жалкое, но меня не касается. Чужая жизнь меня никогда не волновала, со своей бы управиться.

– Твои игрушки давно спать легли и тебе пора, деточка. – Заявляю снисходительно, испытывая дикое желание смыться точно так же, как и Дана пять минут назад.

Горечь понимания обжигает внутренности.

Она поэтому сбежала от меня? Я ей неприятен, как мне эта серая мышь?

Внутренний протест достигает апогея. Теперь это не просто цель, а личная вендетта. Я во что бы то ни стало добьюсь того, что Стрельцова будет липнуть ко мне, словно банный лист. Что будет сама умолять меня поцеловать её. Умолять, чтобы я…

Фантазия заводит не в ту степь, и я затыкаю сам себя, вспоминая, что я не один – староста всё ещё здесь.

– Зачем грубить? Я просто поинтересовалась. – Обиженно надувает губы Лиля и поправляет свои жидкие волосы.

– Просто даже кошки не мяукают. – Вырывается язвительное, прежде чем я успеваю себя остановить. – А ты и без того уже намяукала столько, что теперь не отмоешься. – Кривлюсь в гримасе.

Староста открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем передумывает и закрывает его. Опускает глаза вниз.

– И советую не трепаться о том, что ты тут успела увидеть, деточка. – Подхожу ближе к девушке и беру её за подбородок, угрожающе смотря в глаза. Серые и пустые. Не такие, как у Даны – живые, яркие, с внутренним огнём. – Усекла?

Староста ёжится. В пустом взгляде появляется намёк на страх. Она запоздало кивает, опомнившись, глядя на меня во все глаза так, будто впервые увидела.

– Стучи, сколько хочешь, – поправляюсь, решив пояснить этой любопытной дурочке, – но если это хоть как-то косвенно, проходящее, параллельно будет цеплять меня или Дану, ты пожалеешь.

– Да поняла я! – Вспыхивает Лиля и вырывается из моего захвата. Обхватывает предплечья в защитном жесте и отступает на пару шагов.

Я довольно ухмыляюсь. Так-то лучше.

– Молодец, хорошая девочка. – Улыбаюсь снисходительно. – А теперь марш спать. Терпеть не могу любопытных Варвар.

Не проходит и минуты, как девчонки и след простывает.

Ну, вот. Вторая тоже сбежала. Чудесный из тебя обольститель, Влас. Но, по крайней мере, я хотя бы буду знать, что до чужих ушей не дойдут лишние и ненужные мне слухи.

Сунув руки в карманы джинс, бодрым шагом топаю в мужской корпус.

Надеюсь, у кого-то из пацанов найдётся заначка. Покурить сейчас было бы ой как не лишним.

Глава 7

– Я хочу, чтобы каждый получил по заслугам! А если бы с моим сыном случилось непоправимое? Ущерб здоровью нанесён? Нанесён! И благо, что незначительный! – Распинается Рогожин-старший.

Судя по всему, мужчина решительно настроен на то, чтобы нам, как минимум дали административное наказание в виде исправительных работ, словно мы не студенты, а преступники какие-то. А как максимум – даже боюсь представить.

Мы уже битый час находимся в кабинете ректора: я, Рогожин, Влас, Таранина, депутат и, собственно, ректор – Евгений Васильевич Горин. Не хватает лишь моего отца, которого тоже вызвали, но он не смог приехать вовремя – служба. Сказал, что подъедет сразу же, как освободится.

Вячеслав Дмитриевич, отец Данила, нетерпеливо ходит вдоль длинного стола ректора и сопровождает свою тираду экспрессивной жестикуляцией. Не забывая зло поглядывать то на меня, то на Власа. В его серых, льдистых глазах обещание скорой расправы.

И сейчас мне, как никогда, не хватает присутствия отца рядом. Я знаю, что он пожурит меня, но прежде защитит. Суров, но справедлив. Он научил меня тому, что за своих нужно стоять горой, а все недовольства друг другом обсуждать дома.

– Обычная пацанская драка, – вставляет свои пять копеек Дементьев, стоит Вячеславу Дмитриевичу умолкнуть на несколько секунд.

Чем доводит Рогожина-старшего буквально до ручки. Он и без того не умолкал последние пятнадцать минут, а теперь так вообще побагровел от ярости. Но прежде чем депутат успевает открыть рот, вмешивается ректор:

– Дементьев, это не норма поведения. Вы, как никто, должны это понимать. – Спокойно говорит Горин.

– Все парни дерутся, зачем из этого создавать такой ажиотаж? Сомневаюсь, что если бы на месте Данила оказался я, устроили бы такие разборки. – Резонно подмечает брюнет.

Таранина согласно отводит глаза. Поджимает губы, но предпочитает воздержаться от комментариев. Сейчас бесполезно что-то говорить. Правда на стороне Рогожина-старшего и Данила – он жертва в этой ситуации. И это всё, что нужно знать.

Таковы правила и законы. Есть виновные, есть жертвы. Я уяснила это ещё с детства.

И всё же Лидия Михайловна в итоге вмешивается, защищая меня, как и обещала. По крайней мере, в отсутствие отца.

– Была драка, Вячеслав Дмитриевич, и разбираться нужно только с непосредственными участниками. Зачем тут Стрельцова? Она, как и прочие была лишь свидетелем. Давайте отпустим девочку домой.

– Из-за неё, – некрасиво указывая на меня толстым пальцем, шипит сквозь зубы депутат, – мой сын пострадал. Она – причина всего этого бедлама.