Заставь меня остаться

Я завис на несколько секунд, вспоминая, о чем должен рассказать. Вспомнил. Эта идея перестала казаться хорошей. Улыбаться Алика точно перестанет, пусть и улыбка эта не мне адресована.

– Может, в следующий раз?

– Сейчас.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Этот рассказ не из легких.

– Я подозреваю, – кивнула Аля. – Уверена, что ты расскажешь мне не о том, как папа по десять старушек в день через дорогу переводил. Вот только Марат… я тоже не совсем дурочка. Помню, что ты говорил что-то про наркоторговлю. Я, хоть и с бабулей жила, но и с родителями виделась, пусть и редко, и дома бывала на выходных. Небогато они жили. Не было у мамы соболиных шуб, папа не на Бентли ездил. Они не нищенствовали, бабушке давали деньги на мое содержание, но богачами их было не назвать. Я даже помню, как мама на встречу одноклассников собиралась, и меня в Зару взяла, чтобы платье выбрать. В Зару, а не в Гуччи! И папа… что бы ты там ни думал, я понимаю, что основания у тебя есть, но он любил свою работу. Папу награждали. Мама всё ругалась, что он столько времени на работе проводит, и что это того не стоит, что она устала так жить. А наркоторговцы… я мало про них знаю, конечно, но уверена, что они не обитают в сталинских двушках, и жён своих не в Заре одевают.

Поверит? Не поверит? Снять ли с её глаз эти родовые очки, или пусть продолжает думать, что Веснин – герой?

– Рассказывай, – кивнула мне Алика.

– Твой отец, надо признать, не тупица. И деньги он предпочитал прятать, а не выпячивать. Хотя у нас в стране не обязательно это делать, некоторые судьи особняки за миллионы покупают, и все об этом знают, – начал я, и Алика кивнула, подтверждая. – Твоей матери, я уверен, плевать было на шмотки. Её только лошади интересовали. А это – дорогое удовольствие. И здесь, у нас, и в Бразилии, где оба они не работали, но позволяли себе снимать хороший дом с бассейном, и пять скакунов для твоей матери.

– Она выездкой занималась!

– Это были её лошади, Алика, – усмехнулся я. – Куплены они за много десятков тысяч долларов, а еще их содержание, прокорм, ветеринар… а украшения? Ты в курсе, что твоя мать вкладывалась в них, пусть и одевалась в Заре?

Вижу – нет. Во многом Алика не дура, но если дело касается её родных – она предпочитает не замечать очевидного.

– Знаешь, есть наркобарыги с крышей. К ним даже менты с рейдами не приезжают, у таких изымешь партию, а потом твою семью найдут убитой. А есть мелкие сошки, урвавшие партию дури. С таких Владимир и начинал. Малую долю наркоты – в вещдоки, а остальное он себе брал. Затем он стал игроком крупнее, пусть и не сразу, и не боялся схлестнуться с теми, у кого «крыша» есть, так как сам её заимел. Изначально дело касалось только наркотиков. Были «бегунки» – парни, стоящие у мостов, у заправок, у которых можно было купить дозу-две. Но это была не постоянная клиентура. Знаешь, что он придумал? – спросил, и Алика медленно покачала головой. – Подростки во все времена любили вечеринки. Одним из организаторов такой тусовки всегда был кто-то из подручных твоего отца – молодой, смазливый парень. Их много таких было. Покупалась дешевая выпивка, чипсы, врубалась музыка. Кто-то просто пил и танцевал, а кого-то накачивали героином. Подростков легко подсадить, даже тех, кто против наркотиков. Просто нужна нужная атмосфера, алкоголь, симпатичные девчонки рядом, и новый приятель, советующий нюхнуть. От одного раза же ничего не будет!

– Ты хочешь сказать…

– Да. На таких тусовках подсаживали на наркотики. Школьников, студентов. И не на травку, а на тяжелую наркоту, которая с первого раза привыкание вызывает. И не думай, что у подростков нет денег. Наркоман всегда на дозу найдет – из дома последнее вынесет, украдет, но деньги барыге принесет. Так Веснин постоянную клиентуру нарабатывал. Разумеется, были еще сауны, в которых толкался кокс. Были шлюхи, через которых тоже можно было дурь купить. Твой отец даже в бизнес-круги влез, я сам в них кручусь, и не раз наблюдал за переговорами, заканчивающимися в клубе над дорожкой ангельской пыли. Продолжать?

Алика сделала пару глотков своего чая, я последовал её примеру. А затем она вяло кивнула.

– Также неплохую кассу делали проститутки, и их распределение по точкам. Затем добавились «нищие». Ты в курсе, что это бизнес? И большая часть побирушек работает на мафию – иногда за деньги, а иногда подневольно? Берут инвалида, платят за его ночлег, кое-как кормят, и заставляют сидеть на улице сутками, и милостыню просить. А деньги отнимают.

– Я… я… не может быть!

– И оружие, Алика, – я жестко усмехнулся, вспоминая послужной список святого Владимира Веснина. – В мире всегда есть вооруженные конфликты. Поставки оружия на них огромны. Но оружие часто теряется. Это же не учения, а боевые действия. Такое «потерянное» оружие Веснин и продавал. Знаешь, кому? Тому, кто больше заплатит. Бандитам, боевикам, частным военным компаниям, обычным психам, мечтающим убить всю свою семью или соседей.

– Папа не мог, – Алика мягко улыбнулась, и покачала головой. – Ты не о нем сейчас рассказываешь!

– Насчет пыток… Аль, Егор – не первый был. Иногда на неугодного нужно повесить преступление. За это нужные люди готовы приплатить. Был случай в «карьере» Веснина, не единственный, но расскажу о нем. Гоняли по дорогам бухие мажоры, рядом с ними были их тёлки. Случилась авария, в которой погибла семья с маленьким ребёнком. Виновник – сынок одной певички, рядом с ним была девочка-студентка. Повелась на красивую жизнь, бывает. Но за решеткой оказался не мажор, а девчонка, которая даже водить не умеет. Просто её привезли в отделение твоего отца, пару раз ударили током, и припугнули, что по кругу пустят, если не признается, что за рулём была она. Девка неместная была, за ней стоял только спившийся отец. Угадай, дала ли она признательные показания? И угадай, много ли певичка забашляла твоему отцу за то, чтобы сына её отмазали? Потом даже статьи в желтой прессе были на тему, что бывает, когда хорошие мальчики из хороших семей связываются с безродными шлюшками, – сжал кулаки, взглянув на побледневшую Алику, и покачал головой. – Думаю, этого хватит. Хотя я мог бы продолжать рассказывать и дальше. Деньги… Алика, деньгами твой отец делился с нужными людьми, хоть и оставлял себе большую часть. Откладывал. Твоя мать приобретала украшения, бриллианты. Есть счета… ты можешь, если захочешь, получить эти деньги, и станешь не многим беднее меня. Хотя, я уверен, что тебе эти деньги не нужны.

Быстро набрал нужную комбинацию на смартфоне, и показал Алике ту сумму, которую скопил её отец. И сумма эта – не один миллион.

– А еще украшения в ячейках. Бриллианты. Добавь к этому примерно шесть-семь лямов. Снять деньги можно, хоть и сложно. Твой отец грамотно всё подчистил двенадцать лет назад при помощи…

– Игнатова? – хрипло спросила Алика. – Они вместе с папой работали, да? Помнишь, тот, которого мы на одной вечеринке встретили.

– Да, Аль. При его помощи.

– Ясно…

Алика сидит напротив. Хрупкая. Кулаки сжимает-разжимает, но не плачет. Только и не улыбается больше. Может, не зря я ей рассказал? С отцом они не были очень близки, пусть знает, что он был за человек, и… пусть вернется ко мне.

Я тоже молчу. Смотрю на неё, и жду вердикт.

Глава 8

Марат смотрит на меня. Взглядом своим колючим что-то требует, а что – непонятно.

Я в шоке от его рассказа. Мне не больно. Я просто в шоке.

– Не поверила? – поинтересовался он спокойно.

Я призадумалась. Рассказ этот… гадкий. Да, именно гадкий. Верю или нет? Верю ли я в то, что мой отец был подонком, или верю в его порядочность?

Боже мой. Господи Боже!

– Алика?

– Не знаю.

– Я не солгал тебе ни в чем. Многое не рассказал, но я не хочу, чтобы ты выслушивала жесть. Ты в положении, всё же.

– Как благородно, – поднялась, достала печенье, снова села на стул, и начала крошить «Юбилейное».

Я много книг прочитала, и почти в каждой встречалась фраза типа: «Я запуталась в своих чувствах». Это такой глупостью казалось, ведь чувства-то внутри, не чужие они, как можно запутаться?

Однако, можно. Я вот запуталась. Наверное, мне нужно разумом решить, что чувствовать. Или же просто всё это отбросить. Кажется, я определилась.

– Это не имеет значения, уж прости, – прохрипела я.

– В смысле?

Марат озадачен. Надо же! Аж глаза сощурил, маска дала трещину.

– В прямом. Мне пофиг, Марат. Не понимаешь? – я тоже прищурилась. – Если бы ты рассказал мне это, когда папа был жив, я бы спросила с него. Потребовала ответов, оправданий. Упрекала бы, истерику бы закатила. Может, проорала бы, что он мне больше не отец. А сейчас что мне сделать? Пойти, вытащить его прах, и плюнуть в него? Или на площадь выйти, и публично отречься? Фамилию и отчество сменить? Ах, да, еще имя, ведь его мне папа выбрал. И от матери тоже, наверное, следует отречься, раз она с таким монстром жила. Да и самой мне стоит убиться, во мне-то его гены. Но видишь ли, есть такой нюанс – папы нет.

– О мертвых либо хорошо, либо ничего кроме правды. Правду я тебе рассказал, и ты знала, что рассказ будет не лайтовый, – недовольно парировал Марат.

– Если всё это правда, мне жаль тех, кто пострадал. Правда, жаль. И папе место в тюрьме, но он уже не сможет ответить за сделанное. А значит, судить его я не стану. Постой-ка, – я ахнула искренне, но прозвучало это гротескно, – ты это серьезно?

– Что? – нахмурился он.

– Марат. Ты, блин, серьезно? Ты мне это рассказал, чтобы я не расстраивалась, что такого ужасного человека больше нет?

Молчит. И молчание это выразительное. Через чур. Только разойдясь с Маратом, я научилась его читать.

– Я от тебя в шоке.

– А я от тебя, – рыкнул он, подавшись ко мне. Злится. – Он тебя не растил. Не воспитывал. Отнял у любящего человека, не дал даже попрощаться, созвониться с твоей бабушкой. Ты сама рассказывала про его придирки, замечания, окрики. Что было хорошего? Раз в пару месяцев на рыбалку с ним съездить, и на матч? А в остальное время он тебя ломал, Алика!