Как вспомню – злость берет.
Но разговор с мужем мне помог разгрузить мысли. Я уже не в такой истерике, которая одолевала меня совсем недавно. Села за ноутбук, перечитала отправленное по работе письмо и поморщилась – опечатки, ошибки. Будто пьяная писала.
Исправила письмо, и открыла чат с рабочей группой по проекту Родионова. Пора составлять план сценария ролика, чтобы потом предоставить техническое задание режиссеру. А режиссера еще предстоит найти, потому что Родионов желает крутого клипмейкера-художника, а не спеца на зарплате.
Отвлеклась на телефон – Варя звонит.
Нет, не могу сейчас с ней разговаривать. Стыдно и обидно. Надеюсь, Влад всё же расстанется с ней, раз не нужна ему моя сестренка.
А если не расстанется? Мне придется всё ей рассказать?
Снова звонок – Варя.
Не могу.
И Ромку набрать хочется. Да, именно по видео. Но сейчас я не чувствую себя вправе: ни с сестрой болтать, ни мужа контролировать. А ведь я ничего дурного не сделала, но едкий привкус предательства также силён, как вкус желчи во рту.
«Варь, я работаю, не могу говорить. Что-то срочное?» – написала сестре.
«Ой, сорри. Ничего срочного, просто скучно. Я тебе видяшку скинула как коржик команды выполняет, мы с дрессировщиком занимаемся. Посмотри, так балдёжно. И Роме покажи=))» – ответила сестра.
Упала на кровать и пролистала переписку вверх. Там видео на двадцать семь секунд, и наш корги в главной комедийной роли. Милаха такой! Но сейчас ничто меня не радует.
Лежу, смотрю в потолок. По комнате ползут пугающие тени из-за света фонарей и голых веток деревьев. На часах почти одиннадцать ночи, а Ромы всё еще нет. Долго. Слишком долго.
На звонок муж не ответил, и я сломалась. Расплакалась. А если он мне изменил? Тогда это карма? Бумеранг?
Поскорее бы этот день закончился!
Слезы льются из уголков глаз, стекают по ушам. Стягивают и холодят нежную кожу. Лежу на спине, часто-часто сглатываю, в горле привкус крови.
Наконец, дверь открылась.
– Ром? – поднялась с кровати, протирая глаза. – Это ты?
Муж что-то ответил, я не расслышала что именно. И пошла встречать его.
Ромка уже разулся, свет в коридоре включил. Навстречу мне идет. Уставший, довольный и… расторможенный какой-то.
– Ты выпил? – позволила мужу обхватить себя руками.
Пригляделась к нему и похолодела от ужаса.
– Ром, что у тебя с глазами? Зрачки… они сужены, – прошептала, мертвея. – Ты что… Рома, вы там употребляли? Ромка…
Говорить не могу нормально. Я в панике. Какого черта я не потрудилась надеть платье, накраситься и поехать в этот чертов небоскреб в Сити на тусовку? Где Самохин с Торчановым, там и эскорт с кокаином и героином.
Я узнаю? эти глаза, эти суженные зрачки.
Я точно знаю что будет дальше: «сведенные» скулы на любимом лице, желтеющая кожа, Ромка, складывающийся пополам в нарко-трансе…
– Эй, малыш, нормально всё! Что не так с глазами? Лала… Лала, твою мать, нормально всё, не накручивай! Я даже не пил, вот, – он дыхнул на меня, схватил за руку и потащил на кухню, включив в ней свет. – Смотри, – закатал он рукава, – я чист. Можешь всего обследовать, следов от шприца нет.
Но глаза… зрачки… показалось? Хотела спросить мужа об этом, открыла рот но, заикаясь, пробормотала что-то невнятное, всё еще пребывая в паническом ужасе.
– Бля, я не кололся и не нюхал, – рявкнул Рома зло и вдруг прижал меня к себе. – Малыш, клянусь, чистый я.
– Т-ты так говорил уж-же…
– Поехали, анализы сдам. Я два глотка вискаря выпил за весь вечер, чтобы не отрываться от остальных, и всё. Наркота была: трава и кокс, но я не принимал. Я же обещал тебе. Лала, ты мне веришь? – встряхнул Рома меня. – Если не веришь – едем в больницу, без проблем сдамся на анализы чтобы доказать.
– У тебя зрачки суженные. Как раньше. Рома!
– Да я устал пиздец как, – уткнулся он мне в плечо. – Ты на работу приехала к 8:30, а я в 7:00 уже выехал, проверял внесенные юристами правки в договоры. Потом работа, затем снова за руль, тусовка, я не расслаблялся на ней и всё время ждал что ты позвонишь, телефон мониторил, дела перетирал. Домой ехал и думал что меня вырубит прямо на дороге. Хер знает, что там у меня с глазами. Может, из-за того что рядом Тоха накуривался и меня раскумарило? Ну-ка, – он ссадил меня со своих колен, взял круглое зеркальце с холодильника и посмотрел в него, – ебать, реально как нарк выгляжу. Ладно, сейчас сгоняю в больницу.
– Подожди, – поднялась, приходя в себя, и накрыла ладонями лицо мужа.
Трогаю его, изучаю, впитываю.
Он врет мне сейчас? Наркоманы врут, я много раз слышала от него неправду. Раньше. И научилась не верить честным глазам и клятвам.
А еще я научилась определять, насколько Рома под чем-то. По глазам, по скулам, по «ходящему» подбородку, по сокращению мышц и движениям кадыка. Даже по цвету губ. Оказывается, есть столько маркеров, определяющих героиновых наркоманов!
Глажу мужа и смотрю в его глаза. Зрачки постепенно приходят в норму, они уже не те пугающие бисеринки, которыми были 10 минут назад. Рома не напряжен, но и не расслаблен. Плечи чуть зажаты – устал. Сердцебиение бешеное у него, но у меня точно такое же – это испуг. Запах… сладковатый от Ромки запах, тоже хорошо знакомый – это травка.
Нет, кажется он и правда чист.
– Не нужно никуда ехать. Прости, Ром, – простонала, уткнувшись лбом в его грудь. – Увидела тебя таким, и накатило.
– Столько лет прошло. Я же обещал, что больше никогда.
– Знаю… знаю, милый. Знаю. Прости.
Но бывших наркоманов не бывает. Правда, это я не могу Роме сказать – в группе поддержки для семей зависимых нам строго-настрого запрещено навешивать ярлыки на наших любимых. Мол, услышит от меня муж что бывших наркоманов не бывает, его это торкнет и он в трудную минуту потянется к игле. А мне потом заявит что я знала о том, что бывших наркоманов не бывает.
– Я как бросил после нашей свадьбы, так и не принимал больше. Лала, я никогда… клянусь, никогда больше. Я ведь помню, что натворила с тобой моя зависимость, – прошептал муж, прижимая меня к себе. – Я всё помню.
И я помню. К сожалению.
Глава 5
Лежим с Ромой лицом к лицу, отдыхая после близости. Душно, горячее дыхание мешает, но нет сил отодвинуться, сейчас Рома – единственное, что держит меня в границах разума.
Мой якорь. Мой маяк.
Его пальцы легонько ласкают меня, гладят попку поверх перешейка трусиков. Нам хорошо. Почти. Если бы не эта моя истерика… Не первая, к сожалению. Истерика всегда приходит, когда мои кошмары оживают, а самый мой большой страх – то что Рома сорвётся.
– Засыпай, – прижалась к щеке мужа в невесомом поцелуе. – Вставать рано, а ты почти сутки на ногах.