Ты – мой грех

Обернулась на Диану. Она успела все вещи с кровати взять, прижала их к животу, и надулась как лягушка. Того и гляди заплачет. Черт! У нее теперь ничего не отнимешь.

– Мои вещи сдай. Я это не буду носить. Деньги не пропивайте, отложи, за ними явно вернутся, – повторила я.

Мама расплакалась пьяными слезами, повалилась на кровать. Знаю – заснет через пару минут, но все равно почему-то себя сволочью чувствую и какой-то грымзой.

– Не плачь, – неловко похлопала маму по спине.

Не знаю, что делать. Я умею утешать Диану, но пьяные слезы утирать не умею. Меня спас зазвонивший телефон, к которому я метнулась как утопающая к берегу. Даже не посмотрела, кто звонит.

– Да.

– Ну наконец-то! – услышала голос Руслана. – Обиделась, злюка?

– Я же тебя уже посылала, или посыл был неясен?

– Вообще-то я с белым флагом, Люб.

– Засунь его себе…

– В жопу, – договорил Руслан, и рассмеялся. – Ладно, угомонись. В этом притоне, который называется клуб, тебе нечего делать. Не хочешь у меня жить? Сниму тебе квартиру, с сестрой помогу.

– Я же сказала, что мне ничего не нужно от тебя!

– А теперь про белый флаг, красивая моя. Если ты соглашаешься на мое предложение, завтра ты встретишься с братом. Я выбил вам свидание. Вместе поедем в колонию, правда выехать придется в четыре утра, но ты ведь привыкла не спать ночами. Сегодня купим ему продукты, передашь посылку. Не думаю, что ты в состоянии баловать его, только сигареты наверное и отправляешь. Ну так что? С меня – свидание с братом, трехчасовое, между прочим, доставка туда-обратно, а с тебя – согласие жить в съемной квартире вместе с сестрой. Даже спать за это со мной не нужно. Твой ответ?

Глава 11

РУСЛАН

Приехал я к дому Любы в три пятьдесят. Вышел из машины, и закурил сигарету.

Местечко пиздецовое. За домом слышен пьяный смех какой-то гопоты – подростки бухают, видимо; неподалеку припаркована раздолбанная «шестерка», в ней девка оседлала парня. Трахаются.

Интересно, Люба выйдет? Если не выйдет – нужно забить. Я привык держать свое слово, так что если она не поедет со мной, то никакой квартиры, и вообще ничего. Нужно будет просто о ней забыть. А по уму, лучше бы мне и сейчас за ней не носиться, не для меня она. Но тянет. Хочу – и все тут.

Ровно в четыре Люба вышла из барака. Одета на удивление скромно, прямо как монашка – широкая рубашка и свободные джинсы. На руках – спящая Диана. Вышел, забрал у Любы ребенка, и устроил на заднем сидении.

– Привет, – прошептал.

– Привет. Можешь говорить нормально, Дианку только крики разбудить могут. Она привычная, не проснется от простого разговора.

– Ну ок, – завел машину, вырулил с этой убогой улицы с разбитыми фонарями, – значит, забились? Свиданка с братом в обмен на твой переезд?

– Наш с Дианой переезд. И ты не будешь приходить к нам как к себе домой, без всяких дубликатов ключей, хорошо? А еще я потом верну тебе деньги.

– Обойдусь.

– Я настаиваю, – нахмурилась Люба.

– Ладно, – отмахнулся.

Все равно не возьму. Да и не вернет она мне бабло за квартиру, где она тридцать пять тысяч в месяц возьмет? Уж точно не заработает. А если и заработает, то не потянет и за квартиру платить, и сестру содержать.

– Непривычно выглядишь.

– Не нравлюсь? – усмехнулась она.

Оглядел ее еще раз – сидит скромно, ноги на панель не закидывает, и одета в кои-то веки не как малолетняя шлюха. Никаких коротких топов, шорт, юбок. Они заводят, конечно, но в то же время бесят. Такое нужно дома носить, а не по улицам полуголой шастать.

– Нравишься. Но непривычно.

– Спецом так вырядилась. Все равно менты будут обыскивать, когда в колонию приедем, облапают всю. Не хочу им удовольствие доставлять. Пусть не красивую девку мацают, а монашку, – подмигнула она мне.

Ну кто бы сомневался. У Любы всегда была странная мотивация.

– А где передача? – она обернулась назад. – Мы же вчера покупали с тобой продукты!

– В багажнике. Я все приготовил, упаковал как положено.

– Спасибо, – буркнула она. – Кстати, я Леше не только сигареты посылала, но еще и бритвы, сухое молоко, и все такое. Ты был не прав вчера. Правда, с сигаретами странность – он не курил раньше, противником всего этого был. А потом позвонил из колонии, и попросил сигарет побольше. Зря начал, потом сложно будет бросить.

– В колониях сигареты – местная валюта, Люб. Может, твой брат и не курит, но многое можно на сигареты обменять.

– Понятно.

– А твоя мама хоть знает, что ты сестру с собой взяла?

– Мама? Да ей плевать, что Дианы ночью дома не было, – Люба дернула плечом. – Не хочу об этом говорить.

Помню её мать, как-то раз в участок за Любой не брат явился, а Надежда Михайловна, вроде так ее зовут. Красивая женщина, хотя по слегка одутловатому лицу было видно – любит выпить. Плаксивая, не злая, на Любу не орала как другие мамаши на своих детей бы орали в таком случае. А вот Люба на нее волком смотрела, тогда меня это удивило.

– Почему ты так к своей матери относишься?

– Я же сказала, что не хочу об этом говорить!

– И все же? Я не отстану.

– Потому что она пьет, что тут непонятного?

– Приятного мало.

– Разумеется. Я пыталась ее вытащить, кодироваться водила, но толку никакого, – процедила Люба, отвернувшись от меня. – Только закодирую ее, уйду на работу спокойная и радостная, а дома мои сбережения. Я их прятала, на видном месте не оставляла, но у мамы и отчима будто нюх на деньги, ей Богу. За шкаф, блин, где обои на стене отошли, деньги схоронила. Пришла домой – они пьяные, денег моих нет. И такое было не один раз. Я просто устала ее любить, вот и все. Доволен?

Логично. Сам бы, наверное, руки опустил. Но тот взгляд я помню, Люба тогда даже не работала, школьницей была. А на мать свою с ненавистью смотрела. Причем, ненависть была лютой.

– И это все? Помнишь, ты первый раз ко мне в кабинет попала… лет четырнадцать тебе было, или пятнадцать, когда ты с подружками из продуктового что-то сперла? Тогда твоя мать за тобой явилась. Я думал, что ты ее ударишь, так смотрела на нее. А она тебя обнимать лезла, по голове гладила.

Не стал Любе передавать слова своего напарника, заставшего эту сцену. Любу он назвал начинающей неблагодарной шлюхой, а ее мать – бедной женщиной, которая понятно почему пьет. С такой дочерью любая забухает.