– Такая, Кира, такая! – выплевывает она, – ты как собака на сене! Он тебя не любит, ты не можешь этого не чувствовать! А ты вцепилась и держишься! Даже для меня жалеешь!
– Это какой-то сюр, – я сжимаю виски руками, – мы не о юбке кожаной говорим, о мужике! О моем муже! Ты совсем с ума сошла?!
– Это ты сошла с ума! Оставь Максима в покое! Не мешай нашему счастью!
– Ну и забирай этого кобеля к себе! – презрительно говорю. – Я только знай, что я отсужу всё, что мне положено по праву.
– Ну давай, отсуди! – усмехается она, и мне это почему-то не нравится.
Глава 5
Возвращаюсь домой на автомате. Ноги словно деревянные, в груди, в районе солнечного сплетения – огромная дыра, пустота. Говорят, там душа находится. Так, видимо, у меня больше нет души. Всё выжжено чудовищной болью. Максим и Светка, Светка и Максим…
Двое самых дорогих мне людей всадили мне два кинжала в спину. Подло, исподтишка, мерзко. Неужели в них не осталось ничего человеческого?! Неужели ничего не дрогнуло, когда в койку укладывались?! К чему сейчас задавать себе эти вопросы? Чувствую себя брошенной, ненужной вещью, использованной и затёртой до дыр. Что делать?
Понятно, что разводиться как можно скорее. Была бы моя воля, сегодня же развелась бы. Только ЗАГС закрыт, выходной ведь. Интересно, Макс уже знает, что я всё знаю?
“Надо поговорить. Срочно” – отправляю смс. Обвожу пустую квартиру невидящим взглядом. Хорошо хоть Анечку к родителям Макса отвезла. Она бы сейчас испугалась такого моего вида. Мысли скользят, как по поверхности воды, не задерживаясь. Только боль, невыносимая боль скручивает внутренности так, что вдох с трудом даётся. Надо хоть чем-то заняться, а то так и с ума сойду.
Принимаюсь собирать вещи мужа. Запихиваю в большой чемодан как попало. Много чести складывать… Светка теперь пусть складывает! Мерзавец! Подонок! Кобель!
Боль утихает, на её место приходит злость. Что такого нужно было сделать Светке, чтобы он вот так предал меня? Ведь мы с ним пять лет, душа в душу, и Крым, и рым, и медные трубы прошли. Всякое было, но всегда поддерживали друг друга.
А Светка?! Как она-то могла?! С детства мы друг дружке все рассказывали, всем делились, помогали друг другу во всем! Мало я ей кофе ее на башку вылила! Жаль остывший! Сына ее пожалела, иначе бы все патлы повыдергивала бы.
На глаза наворачиваются слёзы.
Нет! Стоп! Так нельзя! У меня дочь растёт, мне о ней думать надо!
Я отгоняю воспоминания о счастливом прошлом и усиленно вспоминаю все лживые слова, что он вчера говорил. Светка ему, видишь ли, не нравится! Ага! Видимо, так не нравится, что полез на неё. Наверное, на голову пакет надевал ей, когда имел! Так не нравится, прям терпеть не может. Видишь ли, с женатым мужчиной связалась. Лицемер!
Чувствую, как моя злость разрастается до ярости. Пусть! Лучше так, чем слёзы лить по кобелю мужу и сволочной подружке. Главное, не переборщить и не прибить мужа. Яростно запихиваю его дорогие шмотки, утрамбовываю ногой, представляя, что это рожа любимого.
Слышу, дверь хлопнула, явился! Ну, сейчас тебе небо с овчинку покажется.
Максим заходит в комнату с той самой расслабленной улыбкой, которая когда-то сводила меня с ума, а теперь вызывает лишь бешенство. Как будто ничего не случилось. Как будто я не знаю, что он сделал.
Смотрит на меня недоуменно, на вещи, что я свалила кучей.
– Что-то случилось? – спрашивает он невинно. Ах ты, козлина! Он, видимо, думает, что я совсем дура!
– Да, случилось, – мой голос дрожит, и я уже не могу сдерживаться. – Я узнала, что у меня муж мерзкий кобель! Забирай свои манатки и вали к Светке!
Он напрягается. Делает шаг ко мне, но я резко отступаю, ощущая, как внутри накаляется ярость.
– Ты думал, что я дура? Ты думал, что я не узнаю? – кричу я, и слова вырываются из груди с такой силой, что даже мне самой становится страшно. – На что вы рассчитывали, подлые твари?!
– Кира, подожди, – Максим пытается меня успокоить, но вместо этого ещё больше выбешивает.
– Это была ошибка. Это всего один раз…
– Ага, и тебе не понравилось, – язвлю я.
– Нет, – мотает он головой, – клянусь…
– Ах ты бедненький, секс со Светкой ему не понравился! – я начинаю смеяться, и смех этот горький, как лекарство. – Может, пожалеть тебя?!
– Кир, я воды принесу, – он исчезает и появляется со стаканом в руке.
– Не надо мне воды! – рявкаю я. – Сам пей! И убирайся!
– Я никуда не уйду, – упрямо говорит муж. – Мой дом здесь.
– То есть это я должна уйти? С ребёнком? А ты сюда свою подстилку притащишь?!
– Нет, Кира, давай поговорим, – в его голосе столько отчаяния, что, будь это раньше, я бы бросилась его утешать. Но сейчас меня ничего не трогает!
– Матвей твой сын? – спрашиваю я, пристально глядя ему в глаза.
Муж отводит взгляд, мне этого достаточно.
– Мой, но… – бормочет он.
– Никаких “но” – отрезаю я. – Убирайся, я сказала!
– Нет, – упирается он ещё, скотина. – Не уйду!
– Ах, так…
Я хватаю первую попавшуюся вазу и, не раздумывая, бросаю её в стену, рядом с Максимом. Стекло разбивается с оглушительным звуком, и я вижу, как осколки разлетаются по всей комнате, точно так же, как и моё сердце.
– Ты разрушил всё, Максим! – кричу я, и в этот момент понимаю, что больше не хочу играть в эти игры. Не хочу всей этой грязи. Что моя любовь умерла, сгорела корчась в диком пламени боли и обиды.
– Кира, пожалуйста, давай поговорим. Я ошибся, – его голос становится тихим, полным страха, но мне это уже не важно. Я не могу поверить ни единому его слову.
– Ошибся? – смотрю на него во все глаза. – Ошибся – это когда ботинки не на ту ногу надел, а ты напялил мою близкую подругу! Это ты со мной её перепутал?!
– Кира, я тебя люблю! Я был пьян, это ни о чём не говорит! Ты лежала в больнице с Аней, она пришла, мы выпили…
От этого становится ещё больнее. Анютка тогда подцепила сильную кишечную инфекцию, и я трое суток не спала в больнице, выхаживала её, а любимый в это время… здесь! В нашем доме!
Я зажмуриваюсь, отгоняю от себя мерзкие сцены. Собираю всю волю в кулак, вернее, её крохи.
– Убирайся, – холодно повторяю я. Я готова на всё, лишь бы избавиться от него. – Если ты сейчас же не уйдёшь, я вызову полицию и заявлю, что ты избиваешь меня. Пятнадцать суток тебе обеспечены. Даю тебе пять минут…
Беру свой телефон в руки, ставлю таймер, показываю его мужу.
Максим, похоже, понимает, что сопротивляться бесполезно. Он медленно кивает и направляется к двери. Перед тем как выйти, он оборачивается, и в его глазах я вижу боль. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю руку, останавливая его.