Оценить:
 Рейтинг: 0

Есть что вспомнить. Записки следователя прокуратуры

Год написания книги
2024
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Можно проговаривать вслух по предложениям то, что вы записываете (печатаете). Вероятно, допрашиваемый будет просить заменить отдельные слова и даже целые предложения, которые ему покажутся «опасными». Не возражайте против его формулировок и уточнений – ведь вы обязаны это сделать в соответствии с требованиями УПК РФ. Вы же сами ему это разъяснили. И вместо упреков во лжи, спокойно внесите изменения. Затем предложите прочитать – а вдруг вы записали что-то не точно. Ненужная экономия времени может выйти вам «боком», а внешняя «лояльность» следователя играет в вашу пользу, притупляя бдительность допрашиваемого. Обязательно предложите собственноручно записать под показаниями (или в соответствующей графе протокола): «протокол мною прочитан, с моих слов записано верно. Замечаний, дополнений не имею». Это будет совсем не лишним при его попытке изменить показания в суде с утверждением, что его показания вами искажены или протокол вами вовсе сфальсифицирован (и очень пригодится для проводимой в этих случаях почерковедческой экспертизы). С облегчением подписав «безобидный» протокол, подозреваемый спрашивает, может ли он быть свободным. И только теперь наступает черед изобличающих его вопросов.

Не озвучивайте вопрос, не записав его в протокол. Иначе вы даете ему время для обдумывания ответа, при этом лишив себя возможности видеть его мимическую реакцию на вопрос. Четко и ясно формулируйте вопрос, исключая его двоякое толкование и не конкретные ответы. Запишите ответ дословно в 1—2 предложениях, получите его подпись под ответом, и задавайте по тем же правилам следующий вопрос. При этом используйте принцип нарастания: задавайте вопросы и предъявляйте улики по усиливающейся доказательности вины, противоречивости его утверждений установленным обстоятельствам, сложности ответов на них. Вполне допустимо короткое цитирование уличающих его показаний с указанием даты допроса и демонстрацией протокола допроса (это исключит его предположения о сообщении ему ложной информации), частичное цитирование протоколов осмотров, фрагментов описательной части экспертиз (этот, иногда объемный текст, часто не читают при ознакомлении). И предложите объяснить очевидные противоречия. Желательно, чтобы таких вопросов было не менее трех, а лучше – пяти. При детализации показаний такое количество противоречий вы найдете без труда.

Путем постановки четких и конкретных вопросов всемерно детализируйте показания, что неизбежно выведет допрашиваемых из круга заранее подготовленных ответов. Но, детализируя показания, учитывайте специфику преступления. Детализация физиологической стороны половых преступлений неэтична и недопустима – в ней нет никакой необходимости. Устанавливайте только имеющие значение для квалификации обстоятельства. В случаях, если потерпевший или свидетель впервые оказался в помещении, где совершено преступление, предложите максимально подробно описать обстановку и предшествующие преступлению события. Вполне вероятно, что подозреваемый будет отрицать нахождение потерпевшего или свидетеля в этом месте. Целенаправленная детализация жестко уличает преступника. Так, преподаватель СПТУ, воспользовавшись отъездом жены в отпуск, пригласил к себе в квартиру учащуюся и склонил её к совершению полового акта. Никакого насилия не применялось. Подозреваемый категорически отрицал не только происшедшее, но и сам факт нахождения девушки в квартире. Убедительным доказательством стало подробнейшее до мелочей и зафиксированное на нескольких страницах протокола описание потерпевшей обстановки в квартире и на кухне (включая сковороду, на которой поджаривалась картошка), расцветки и рисунка обоев, ковров, постельного белья, книг в шкафу. И практически полное совпадение описанного с результатами проведенного дополнительного осмотра квартиры.

Такие подробности позволяют также убедительно опровергать утверждения о проникновении подозреваемого в квартиру и нахождении в ней вопреки желанию владельца, отрицания совместного распития спиртного; помогают установить другие обстоятельства, имеющие значение для определения умысла и объективной стороны состава преступления.

Используйте при допросах заранее составленные в масштабе и откопированные схемы места преступления и прилегающей местности. Разумеется, на схеме должны отсутствовать изображения интересующих вас деталей – пусть их укажет допрашиваемый. Предложите другому допрашиваемому указать их на другой копии схемы: противоречия станут наглядны и будут способствовать уличению во лжи и установлению истины.

Выясняйте мотивы отказа от дачи показаний: уверен в том, что против него нет и не может быть собрано достаточных улик? не хочет выдавать соучастников? надеется уйти от ответственности, считая, что при отсутствии его признательных показаний исключается его осуждение? По делу о покушении на убийство (очерк «Кто стрелял?») обвиняемый, даже полностью признав вину, показаний не дал, сославшись на амнезию. На попытку убедить его смягчить наказание своими признаниями, искренне заявил: «Кто ж меня без показаний осудит»? Разумеется, допрашиваемый не обязан сообщать мотивы отказа. Но уже неспешно перечисляя их, вы, по сути, делаете предложение неформального (без записи в протокол) диалога. Пусть он на него не согласится, вы сможете по его реакции и мимике получить более вероятное представление об этих мотивах, нащупать слабые места в его позиции.

Демонстрируйте свою уверенность в наличии доказательств, которых даже предъявлять до окончания следствия нет необходимости (и вы не обязаны это делать). Для этого допустимо «случайно», по небрежности, дать попасть в поле зрения подозреваемого изъятым орудиям преступления, чему-то из похищенного. Его даже мимическая реакция на запланированную случайность не должна остаться без вашего внимания. Так, в моем дипломате «случайно» оказалась видеокассета с приметной картинкой на коробке, похищенная у погибшей девушки (очерк «74 года лишения свободы») и изъятая при обыске. Кассета была надлежаще упакована в прозрачном пакете и опечатана. Дипломат был открыт, чтобы достать бланк протокола и листы бумаги. Разумеется, предъявление кассеты протоколом я не оформлял, и тут же дипломат закрыл. А дрогнувший взгляд только что доставленного соучастника убийства, спокойно прокомментировал: «Да, она самая». После разъяснения ст.51 Конституции РФ и ст.64 УК РФ «Назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление» при активном содействии следствию, им собственноручно были написаны достаточно подробные признательные показания.

Бывают обвиняемые, как правило, рецидивисты, которые на протяжении всего предварительного следствия упорно запираются, отказываясь сознаться в совершенных преступлениях, и только при его окончании, знакомясь со всеми материалами дела, и, убедившись, что их вина неопровержимо доказана объективными данными, просят записать полное признание своей вины. Безусловно, принятие ими такого решения – это признание высокого качества следствия.

Следователь должен учитывать, что дети более впечатлительны, чем взрослые, и легко подвержены внушению. Многие склонны к фантазированию и приукрашиванию, и, поэтому, нередко в их правдивые показания вплетается вымысел. Родители вправе присутствовать при допросе несовершеннолетнего, не достигшего возраста 16 лет, но и следователь вправе не допустить их присутствия при допросе (ч.3 ст.191 УПК РФ). К сожалению, следователи этим правом пользуются исключительно редко. Хотя очевидно, что при матери, а, тем более, при отце, нельзя рассчитывать на показания малолетних потерпевших с признанием не правомерного и, тем более, аморального своего поведения. Более того, процессуальный закон запрещает допрос несовершеннолетних в присутствии лиц, от которых они зависят. Однако, следователь, вместо приглашения педагога и психолога, не только в присутствии отца допрашивал девушку, трижды за вечер добровольно ездившую на мотоцикле «поговорить» с парнями на берег реки, но и репетировал проведение предстоящих очных ставок. Таким образом, им и собирались доказательства «виновности» уже назначенных насильников (очерк «Сексуальная преступность и феномен Шурыгиной»). Кстати, через пять лет Шурыгина публично призналась в том, что насилия не было, а подать заявление о нем настояли родители.

При допросе олигофренов учитывайте, что они легко идут по пути наводящих вопросов и создают ложные версии.

К сожалению, некогда распространенная аудиозапись допроса, следователями применяться перестала. А ведь её прослушивание в судебном заседании полностью исключают возможность отрицать ранее данные показания или попытку их изменения с утверждениями об их искажении при записи в протокол или получении их под психологическим давлением. Её проведение требует подготовки к допросу с предварительной формулировкой вопросов, что только улучшает качество допроса. И не требуя участия третьего лица, как при видеосъемке, создает более благоприятные условия для установления психологического контакта.

Снимите копию проведенного вами допроса, прочтите его с вычеркиванием лишних слов, ненужных подробностей и явных повторов. Великий скульптор Роден говорил, что он берет глыбу мрамора и просто отсекает лишнее. Причем автором части лишних слов окажетесь именно вы. Не захочется ли вам местами поменять последовательность изложения показаний? И вы наглядно убедитесь в том, как выиграет от этого ваш протокол. Да и сами допросы сократятся и сэкономят ваше время. Именно так и вырабатывается индивидуальный «почерк» следователя. Если, конечно, вы хотите его иметь в век компьютеризации и шаблонов. Если вы хотите, чтобы вас уважительно называли Следователем, а не следаком.

Стремление раскрыть преступление «по горячим следам» доводится до абсурда, прямо нарушающего процессуальный запрет производства следственных действий в ночное время. Их именуют проведением следственных действий, не терпящих отлагательства. Еще обосновывают, не предусмотренной процессуальным законом, «необходимостью производства допроса в кратчайшее время». Да нет такой необходимости. Её выдумали многочисленные руководители и кураторы, стремящиеся отчитаться «о проделанной работе» и отрапортовать о «раскрытии». Ради показателей заставляют проводить совершенно неподготовленные допросы ночью, то есть, в противопоказанное для работы самой физиологией человека время. В результате появляется такой текст: «Он совершил со мной половой акт, т.е. вставил свой половой член мне во влагалище и начал совершать вращательно-поступательные движения половым членом у меня во влагалище – допрос 13 летней потерпевшей (т.2 л.д.62 13 июня 2017 г. с 23 ч 10 минут до 0 часов 10 минут).

О какой следственной тактике и установлении психологического контакта может идти речь с мечтающим отоспаться следователем и элементарно желающим спать допрашиваемым. А ведь еще часто требуется участие педагога, специалиста и адвоката. Так, следователь СК РФ допрашивал ночью более трех часов (с перерывом) 13-летнюю потерпевшую. Потом по обстоятельствам совершенного с ней сексуального преступления допрашивает её ещё 7 (семь) раз, в общей сложности 9 (девять) часов. Сама неоднократность допросов вызвана искусственным разделением единого, продолжаемого преступления на 24 (!) отдельных эпизода с целью эффективного повышения раскрываемости особо тяжких преступлений. С соответствующим искажением статистики и многократным ростом количества особо тяжких сексуальных преступлений. Но ведь преступления, или хотя бы некоторые из них, должны иметь конкретную дату. И она, с подачи следователя, появляется. Вымученный ребенок согласен подписать все, что угодно, лишь бы закончить бесконечные допросы. А воображение следователя творчеством не блистало. В результате появлялись следующие «шедевры»: «Дату 16 апреля я запомнила, т.к. это была середина апреля и был банный день. Следующий случай произошел 27 мая. Дату я запомнила, т.к. это была последняя суббота месяца.Следующий случай произошел 5 июня 2017 года. Данную дату я запомнила, т.к. это был первый понедельник лета». И после каждой даты – вновь подробное описание физиологии полового акта. Вот такая современная инквизиция по указанию куратора. А судом 23 эпизода признаны единым длящимся преступлением.

Допрос ребенка в ночное время и, неоднократной, не вызываемой необходимостью детализацией совершенного с ним сексуального насилия, является нарушением требований ст.3 Конвенции о правах ребенка (1989 г.) и обоснованно может быть отнесен к жестокому обращению. В результате, вызванный в суд ребенок, уже в коридоре суда и при максимально кратковременном допросе в судебном заседании, нуждался в тактильном контакте – держал за руки приемную мать и психолога.

В соответствии с ч.3.ст.164 УПК РФ производство следственных действий в ночное время не допускается, за исключением случаев не терпящих отлагательств. Процессуальный закон понятия этого исключения не конкретизирует и сейчас следствие трактует его исключительно по своему усмотрению, то есть произвольно. В результате ночные допросы, допускаемые законом в порядке исключения, стали повседневностью и стандартом по надуманному требованию их проведения «в кратчайшее время». Многочасовой ночной допрос ребенка – апофеоз этого произвола. Руководители следователей для обоснования прямого нарушения закона считают достаточным письменного согласия допрашиваемого или его представителя на ночной допрос. Такое заявление, а, по сути, согласие на нарушение процессуального закона, под магией следственного «надо», подписывается поднятыми ночью педагогом и представителем администрации.

Имея семилетний опыт расследования сексуальных преступлений, а также опыт поддержания государственного обвинения, утверждаю, что само требование детализации потерпевшей насильственных сексуальных действий не только аморально, но и непрофессионально. Такая детализация для доказательства виновности не требуется и свидетельствует лишь о незнании специфики расследования этой категории дел. Увы, следственное руководство прямо требует от следователей такой профанации следствия, а прокуратура не замечает массового нарушения процессуального закона. Очевидно, что ничего общего с профессионализмом эти требования не имеют и более того – его исключают.

Зигзаги стиля

Ставшее классическим объяснение: «Кроме того, мне вменяется в вину циничный поступок, выразившийся в том, что якобы я показал сотрудникам РОВД половой орган, а затем ударил его по уху, отчего у него слетела с головы фуражка», явно принадлежит человеку с хорошим чувством юмора. Но оперативники и следователи, не утруждающие себя прочтением составленных ими объяснений, протоколов допросов и даже постановлений, в избытке предоставляют материал для этих рубрик.

Поделюсь теми, которые приходилось читать лично. Так, желая подчеркнуть нахождение в состоянии опьянения погибшего на пожаре, как возможной причине загорания, начальник караула пожарной части в своем объяснении указал: «Позже мы обнаружили труп, мужчины или женщины мы не разобрали, он был сильно выпимши».

Желая подчеркнуть несостоятельность версии подозреваемых, следователь в своем постановлении указал: «Ворвавшись в комнаты, подвергли дерзкому избиению прикомандированных водителей, причинив им телесные повреждения, которые совершенно непричастны к предыдущей драке».

По одному из уголовных дел следователь, назначая экспертизу, вынес постановление с оригинальным окончанием: «Экспертам ЭКУ при ГУВД поручается разъяснить права и обязанности руководителю БСМЭ».

Примерно в 19 часов 00 минут, более точного времени я не могу назвать, мы встретились…

Мне по дороге встретился Иван, который следовал в неизвестном мне направлении…

С ним я знакома на протяжении примерно непродолжительного периода времени.

Я не обратил внимания, были надеты на ней трусы, я не видел…

На нем были одеты нормальные брюки.

…на полу в указанном кабинете лежал молодой парень… на стуле сидел второй молодой парень, который потом случайно упал на пол. На вид оба эти парня спали.

Апофеозом же стал материал проверки участковым инспектором милиции заявления об изнасиловании. Он подробно изложил объяснения подозреваемого об интиме по взаимному согласию. Когда дошел до кульминации событий в сарае после слов «я засунул руку ей в трусы,…» и поставив запятую, участковый запись объяснений приостановил – дальнейшее и так мол понятно, и решил выяснить механизм образования «уличающих» подозреваемого ссадин на спине заявительницы. Сообщив подозреваемому о их наличии и забыв записать заданный вопрос: «А откуда появились ссадины на спине?», участковый после запятой записал полученный ответ: «а там была поленница дров». Такая «фиксация» вполне правдоподобного объяснения привела к гомерическому хохоту при его озвучивании.

Очная ставка

В соответствии с требованиями процессуального закона следователь вправе её провести, если в показаниях ранее допрошенных лиц имеются существенные противоречия. Однако проведение очной ставки стало обязательным и самым… безрезультативным следственным действием, сводящимся к повторению ранее данных показаний в присутствии друг друга. По мнению чиновников от следствия, это усиливает доказательства виновности, позволяя включить в обвинительное заключение фразу: «свои показания подтвердил на очной ставке». Непризнание вины и отрицание совершения преступных действий нельзя определять, как существенные противоречия. Это позиция обвиняемого, согласованная с защитником и поддерживаемая им. Очная ставка имеет значение только если приводит к изменению показаний и устранению противоречий. Иначе это пустая трата времени. Именно такую оценку у надзирающего прокурора и судов получало проведение очной ставки до принятия нового уголовно-процессуального кодекса в 2001 году. Но затем оценка доказательств судами изменилась, механическое повторение уличающих показаний получило статус полноценного доказательства.

Нередко следователи, не мудрствуя лукаво, в целях экономии времени, на компьютере просто переносят в протокол ранее данные показания дословно и в полном объеме. Даже не утруждая себя выделением той части, которая содержит конкретное противоречие. И задают единственный вопрос: вы подтверждаете показания? Настаиваете на них? Такая очная ставка никаких противоречий устранить не способна. К сожалению, никаких возражений эта профанация ни у прокуроров, ни у судей не вызывает. Доходит до абсурда: очная ставка проводится с обвиняемым, который не давал показаний, пользуясь конституционным правом не свидетельствовать против самого себя. Очевидно, что никаких противоречий нет и быть не может, поскольку нет показаний обвиняемого. А с точки зрения следственной тактики, такая «очная ставка» – глупость, ознакамливающая обвиняемого и его защитника с уличающими показаниями задолго до окончания дела, и дающая возможность эффективной корректировки показаний обвиняемого и версии защиты. Нужно быть очень далеким от следствия, чтобы давать такие указания. Объясняется этот нонсенс… выполнением требований международной конвенции, обязывающей предоставить обвиняемому возможность задать вопросы уличающему его лицу. Такая возможность безусловно должна быть представлена в судебном заседании и не требует абсурдного применения норм досудебного процесса. Но такие очные ставки проводятся на тот случай, если свидетель обвинения в суде не появится. Достаточно часто основной, а иногда единственный свидетель обвинения меняет место жительства, а его и не ищут (или делают вид, что ищут). Поразительно, но этот примитив поддерживается судами на случай подачи жалобы в Страсбург – мы требования конвенции выполнили еще на стадии предварительного следствия. Да не проходит это в Страсбурге. Ведь само оглашение ранее данных показаний, в том числе и на очной ставке, допускается либо с согласия подсудимого, либо только в исключительных и перечисленных в процессуальном законе случаях. А ведь очная ставка – затратное по времени следственное действие, требующее явку в назначенное время двух допрашиваемых лиц, а, нередко, двух адвокатов, законного представителя и педагога.

Очные ставки (особенно если хотя бы один судимый) могут привести, и приводят к обратному результату, к психическому воздействию на свидетелей и потерпевших, к изменению показаний или отказу от них. Поэтому проведение очной ставки требует изучения личности допрашиваемых, их взаимоотношений и интересов. Если давшее уличающие показания лицо легко внушаемо, находится в психологической зависимости от другого допрашиваемого, проведение очной ставки приведет к противоположному результату, и вы получите отказ от уличающих показаний. Именно поэтому решение о проведении очной ставки должен принимать следователь.

По делам о половых преступлениях очная ставка является для потерпевшей стрессовой ситуацией и проведение её может повлечь нервный срыв и даже психическое заболевание. Так, в Балашове после проведения очных ставок при расследовании группового изнасилования у несовершеннолетней потерпевшей было зафиксировано расстройство психики. Лишь после этого в регионе по делам об изнасиловании несовершеннолетних было прекращено проведение ничего не дающих следствию очных ставок.

Когда целесообразность очной ставки перестала определяться усмотрением следователя, для отказа в её проведении вам необходимо заключение психолога или мотивированное возражение педагога (в случае несовершеннолетия потерпевшей). Так вам проще допросить указанных лиц, чем выступать в роли инквизитора. А ведь проведение очной ставки может быть и опасным для жизни. В моем производстве находилось дело о насильственных действиях сексуального характера в отношении шестнадцатилетней девушки с врожденным пороком сердца. О её заболевании я узнал при максимально щадящим её психику допросе в присутствии родной тети (к которой она приехала в гости). Девушке стало плохо и мне пришлось вызвать скорую помощь. Стандартное указание прокурора о проведении очной ставки я выполнять отказался: риск для здоровья и самой жизни потерпевшей, был слишком реальным. И не заблуждайтесь – всю ответственность за последствия будете нести вы, следователь. С моей позицией прокурор согласился.

Подавляющее большинство очных ставок никаких противоречий не устраняют и представляют лишь трату следственного времени. За многие годы следствия я проводил их в единичных случаях. Ведь устранить противоречия в показаниях можно и без проведения очной ставки. Для этого проводится дополнительный допрос с цитированием показаний других лиц по каждому конкретному вопросу и предложением объяснить эти противоречия (и здесь вы сможете оценить сделанное ранее по вашей инициативе самим подозреваемым исключение его оговора этими лицами). Цитирование следует проводить с внесением в протокол даты цитируемого допроса и номеров его страниц в деле. Этим вы убеждаете допрашиваемого в том, что такой допрос реально существует. Вполне допустима и демонстрация допроса с подлинной подписью. Цитируйте уличающие показания частями, относящимися к конкретному факту и, соответственно, с записью объяснений противоречия и подписью допрашиваемого под каждым его пояснением. Полностью оглашать предъявленный протокол допроса не требуется (большая его часть не содержит противоречий) – и пусть подозреваемый представляет себе, что еще показал (мог показать) свидетель при допросе. Весьма эффективно цитирование ауди или видеозаписи допроса с предоставлением возможности их прослушивания и просмотра и, разумеется, отражением этого в протоколе. Именно это позволит внушаемому и подверженному влиянию (находящемуся в зависимости) свидетелю избежать противостояния с лицом, которое имеет на него такое влияние. Так, фрагментальное оглашение ауди-записи показаний жены содержавшегося под стражей подозреваемого позволило мне получить его признательные показания без проведения очной ставки, на которой он первоначально настаивал (очерк «Кто стрелял»? ). И если вы используете цитирование допросов нескольких человек, а также выводов экспертов, противоречащих версии защиты или полностью опровергающих её, то наглядно увидите, как допрашиваемый теряет уверенность в неуязвимости выбранной им позиции, и приходит к выводу о необходимости её изменения. Именно таким путем мне удавалось без проведения очных ставок устранять противоречия, добиваться отказа от несостоятельной версии.

Очная ставка является весьма сложным следственным действием, требующим от следователя тщательной подготовки к нему. Формальное и неправильное проведение очной ставки не только совершенно бесполезно и вызывает напрасную трату времени, но, в ряде случаев, приносит вред. Необходимо учесть, что как чрезмерная поспешность в проведении очной ставки, так и пропуск психологического момента, когда очную ставку целесообразно провести, одинаково вредны. Следователь заранее четко определяет: какие противоречия или разногласия, имеющиеся в показаниях должны быть устранены? Каким путем и при помощи каких вопросов, поставленных каждому из допрашиваемых можно разрешить противоречия? В каждом случае следователь заранее формулирует вопросы, направленные к выяснению противоречий, к уточнению ранее данных показаний, к выяснению всех деталей, фактов, описанных допрошенными ранее; к выявлению дополнительных доказательств, подкрепляющих правильность показаний каждого из подлежащих допросу на очной ставке.

Очная ставка должна проводиться только тогда, когда есть определенная уверенность в том, что она принесет результат. Есть смысл менять последовательность задаваемых на очной ставке вопросов и очередность ответов на них. Законом это не запрещено, а в результате вы получите уверенность в том, что произошедшие события установлены с максимальной точностью, а не подогнаны под обвинение.

Именно таким образом, провел я очную ставку при расследовании убийства, которому предшествовало групповое избиение потерпевшего. В результате он потерял сознание, а избивавшие сочли его мертвым и решили скрыть труп, сбросив его в колодец водопроводной колонки. А человек был жив, и даже серьезных повреждений на его теле судмедэксперт не установил. Его смерть наступила от асфиксии водой. Труп обнаружили через полгода. Тогда же установили его личность, так как о его пропаже никто не заявлял, и в розыске он не находился. Все та же следователь с очень большим стажем, получив заключение эксперта, решила себя не утруждать бесперспективным выяснением обстоятельств попадания трупа в колодец. Не мудрствуя, написала в постановлении об отказе в возбуждении дела: шел пьяный, наступил на люк колодца, чугунное кольцо прогнулось (?!), он упал в колодец и захлебнулся. А ссадины и гематомы при падении получил. Абсурд очевиден: чугун не способен прогибаться. И упасть в такой колодец взрослому человеку, даже сильно пьяному, весьма сложно даже при полном отсутствии люка. Моделируйте: наступив одной ногой в пустоту, он потеряет равновесие и упадет промежностью на ребро кольца, а грудной клеткой – на противоположное ребро кольца. Разве что, как воробышек скакать будет. Но обжаловать выдуманный следователем абсурд было некому.

Ну кто ж мог знать, что одним из избивавших оказался сбежавший с части солдатик, промышлявший для пропитания кражами с дач. Через некоторое время он был арестован, а в изоляторе его убедили снять грех с души, и он вспомнил (сам вспомнил! – оперативники об убийстве понятия не имели) и в явке с повинной изложил где и с кем пил, и как били потерпевшего, и куда труп дели. Явка с признанием в убийстве была направлена в прокуратуру. Дежурный следователь – автор протокола осмотра колодца с «прогнувшимся» чугунным кольцом и постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, направила вероятный «висяк» для проверки в уголовный розыск, обязав доложить результаты через неделю, то есть, когда её дежурство закончится. Поэтому явка с повинной и объяснение указанного в ней фигуранта, с полным подтверждением изложенного солдатом события, через неделю попали ко мне. К тому времени добрые люди популярно объяснили признавшему происшедшее, чем грозит признание в групповом убийстве. Естественно, от признания он отказался. После беседы с ним, я не стал его задерживать (и без задержания можно вполне успешно проводить расследование. И даже более объективно – мы ведь должны доказывать виновность подозреваемого, а не обоснованность его ареста). Другой, названный в явке фигурант, после недолгого запирательства показал, что после избиения он участия в сбрасывании трупа в колодец не принимал, но видел, что беглый солдат спускался в колодец, вылез с мокрыми брючинами и, уже на лавочке другой улицы (где они присели перекурить), сказал, что в колодце на плечах избитого стоял, пока его тело полностью не погрузилось в воду. И поэтому намочил брюки выше щиколотки. Его показания соответствовали выводам эксперта, но так ли это было, и солдат ли топил потерпевшего?

Четвертый участник избиения выехал за пределы района. На очной ставке (на неё отказавшийся от признательных объяснений пришел с адвокатом) после стандартного выяснения взаимоотношений допрашиваемых, я задал вопрос о месте и причинах избиения. Первым предложил ответить добросовестному свидетелю. Второй участник категорически свое участие в избиении и даже присутствие при этом, отрицал. Следующий вопрос был о причинах совместной поездки обоих допрашиваемых за пределы района. И получен ответ: ездили к четвертому участнику для согласования показаний, и указаны время и место состоявшейся встречи. Эти показания также не были подтверждены, но отрицающий их был в явной растерянности и неуверенности – ведь они убедительно (и совершенно неожиданно для него) подтверждали их причастность к преступлению. Затем последовал вопрос: был ли на лавочке названной улицы в эту ночь разговор о причине оказавшихся мокрыми брюк у одного из четырех участников? После утвердительного односложного ответа свидетеля, «отказник» задумался. Оценив достоверность известных следователю подробностей, и абсолютно спокойное выражение лица своего знакомого, явно не опасавшегося ареста, он подтвердил наличие такого разговора.

Тогда и был задан основной вопрос: что произошло после избиения? Но теперь уже первым отвечал бывший «отказник». И я получил возможность удостовериться в достоверности ранее полученных от другого свидетеля показаний. Оставшиеся, теперь уже незначительные противоречия были тут же устранены уже совместными усилиями участников очной ставки. А адвокат лишился возможности даже гипотетического утверждения, что его доверитель был лишь вынужден подтвердить выслушанные показания. Вывод был очевиден: непосредственным сознательным причинителем смерти был один человек, а убежденность участников конфликта в наступлении смерти потерпевшего в результате избиения, лишь их заблуждение. Под суд пошел причинивший смерть, а остальные участники избиения остались свидетелями. Нанесение побоев и ссадин при сбрасывании тела в колодец, относится к делам частного обвинения, а в связи со смертью потерпевшего, их привлечение к ответственности исключается. Стоит упомянуть, что следователь военной прокуратуры (куда дело было передано по подследственности), ориентируясь на текст явки с повинной, приехал в Балашов с уже полученными у прокурора Саратовского гарнизона санкциями на арест всех четырех участников избиения потерпевшего. Но после дополнительных допросов от такого намерения отказался.

Процессуальный закон предоставляет следователю достаточно возможностей для творческого подхода к проведению следственных действий. От вас зависит, будут они примитивной повседневной рутиной или продуманной импровизацией, обеспечивающей убежденность в достоверности установления обстоятельств совершения преступления.

О психологическом контакте

О необходимости его установления говорят только в институте, да на курсах повышения квалификации. На практике это снисходительно считается академическим атавизмом. И в самом деле, о каком психологическом контакте с «негодяем» может идти речь? А именно так, на следственном сленге, сейчас именуется обвиняемый и даже подозреваемый. Став адвокатами, такие следователи именуют, теперь уже подзащитных, более мягко – «жуликами».

Такое отношение вызывает соответствующую негативную реакцию. Могу сказать, что еще 30 лет назад следователи прокуратуры именовали подследственных «фигурантами», а впервые совершивших преступления, в том числе убийства и изнасилования, своими «крестниками». Как говорится, почувствуйте разницу.

Разговор на повышенных тонах, нецензурщину допускают и прокурорские работники (и другие большие начальники), благо подследственный (и подчиненные тоже) не может ответить тем же и даже возразить не каждый решится. Считается даже, что мат до нерадивого работника быстрее доходит. Нет. К крику и мату начальника быстро привыкают и на них не обращают внимания. Изменение интонации без повышения голоса более выразительны. Хорошо запомнился начальник цеха, имевший только средне-техническое образование, и успешно руководивший коллективом рабочих больше ста человек. За четыре года работы я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос или выругался нецензурно, а авторитет его был непререкаем. Нужно было видеть, с каким уважением относились к нему рабочие.

Спокойное, уважительное (если совершенное преступление допускает его), без грубостей и нецензурщины, ваше стремление установить все обстоятельства совершения преступления, включая и смягчающие его наказание – вот основы установления психологического контакта. А он нужен не только при допросе обвиняемого. Следователь должен быть психологом. Знание психологии необходимо для оценки доказательств. «Чехова очень интересовали мои личные воспоминания и психологические наблюдения из области свидетельских показаний. Однажды, по поводу лжи в их показаниях, я привел несколько интересных примеров „мечтательной лжи“, в которой человек постепенно переходит от мысли о том, что могло бы быть, к убеждению, что оно должно было быть, а от этого к уверенности, что оно было, – причем на мое замечание, что я подмечал этот психологический процесс в детях, он сказал, что то же бывает с некоторыми очень впечатлительными женщинами» – А. Ф. Кони «Воспоминание о Чехове».

Следователь наделен большими полномочиями, но это не дает ему права грубить, оскорблять и унижать достоинство допрашиваемого. Ненормативная лексика не более, чем показатель непрофессионализма и отсутствия культуры. Норма обращения следователя к допрашиваемым – на «вы» и по имени и отчеству. По имени естественно обращаться к несовершеннолетнему, и допустимо – к молодому человеку. Но на «вы». Именно контраст в обращении оперативников с грубостью и угрозами и следователя, который, не перебивая, выслушает и запишет все сказанное без искажений, способствует установлению психологического контакта. Возник стойкий стереотип, что оперативники способны только выбивать показания. Незаконные методы, увы, применяются полицией всех стран, но не они определяют существо розыскной работы и её успех. Но кто сказал, что оперативники в своей работе не нуждаются в установлении психологического контакта? «У меня никогда не было готовой формулы для допроса. Я никогда не старался запутать преступника, поймать его в противоречиях и тем озлобить. Наоборот, я беседовал с ним, как с хорошим знакомым даже, и старался ему внушить, что он не изверг, не злодей, а несчастный человек, достойный всякого сострадания… Правильнее сказать даже, что после ряда бесед выходило всегда так, что преступник открывал мне, как говорится, всю душу…». Как думаете, читатель, кому принадлежит цитата? Начальнику сыскной полиции Санкт-Петербурга Ивану Путилину, кстати, главному герою популярных детективов того времени и автору биографической книги «Сорок лет среди грабителей и убийц», представляющей интерес не только для криминалистов, но и для широкой аудитории. Самых закоренелых преступников и убийц он всегда допрашивал в своем кабинете с глазу па глаз.

У капитана Жеглова из знаменитого сериала братьев Вайнеров были вполне реальные прототипы и это их методы работы он озвучивал: «Разговаривая с людьми, улыбайся. Люди это любят». Не надо понимать это как требование постоянно улыбаться – следствие к сфере обслуживания не относится. И улыбаться можно по-разному. «Будь к человеку внимателен и старайся подвинуть разговор о нём самом.Найди темы, которые собеседнику реально интересны. Проявляй к человеку искренний интерес». В книге «Эра милосердия» есть ещё два правила: «Даже приветствие „здравствуй“ можно произнести так, чтобы реально обидеть человека». Слова и интонации – очень важное сочетание. Следите за своей речью и контролируйте ваши эмоции. Одной фразой вы можете испортить всё наработанное ранее. «Даже слово „сволочь“ можно произнести как похвалу».
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6