Безлюди. Одноглазый дом

– Лютен из Корень-дома, – сбитый с толку, промямлил гость и тут же подозрительно сощурил глазки-буравчики: – Куда подевался Дарт?

– Отбыл по поручению домографа, – не задумываясь, соврал Дес. – А я тут за безлюдем присматриваю. Сам говоришь, времена сейчас неспокойные…

Он усмехнулся, но отделаться от лютена из Корень-дома оказалось непросто; тот врос в лестницу, будто сорняк, и упрямо заявил:

– Я не сдвинусь с места, пока Дарт не вернется и лично не объяснит, почему в его безлюде ошиваются чужаки.

– Еще одно такое слово, и я начищу ступеньки твоей физиономией.

– Ты что это, угрожаешь мне? – Рыжебородый едва не задохнулся от возмущения.

– Даю дружеский совет. Возвращайся в свое подземелье и запрись на все замки. Рот тоже желательно держать закрытым.

– Ну уж нет! – Ощетинившись от злости, лютен решительно направился к Десу и разразился пламенной речью: – Вы тут занимаетесь укрывательством, но я-то вижу, что Дарт нарушил сразу несколько правил Протокола. Я дождусь его и лично призову к ответственности! И домографу доложу!

На последних словах он вплотную подошел к Десу, и это было ошибкой. Останься рыжебородый на лестнице, успел бы среагировать, однако он даже не дернулся, пока ему не врезали кулаком в нос. Затем Дес схватил лютена за шкирку и потащил к двери, которая распахнулась сама собой. Рыжебородый беспомощно махал руками, пытаясь вырваться, и истошно вопил.

– Всего доброго! Рад знакомству! – выпалил Дес, вышвырнув его на улицу.

Дверь захлопнулась, замочные механизмы сварливо заскрежетали. Дес размял ушибленные пальцы и хмуро взглянул на Офелию:

– Откуда он взялся?

Растерянная и напуганная, она не смогла сразу признаться, что натворила, а раздавшийся шум освободил ее от такой необходимости. Изгнанный лютен рвался обратно, ожесточенно колотя кулаками и сыпля ругательствами.

– Пойди-ка проверь дверь в тоннели, – бросил Дес, – пока сюда еще кого-нибудь не принесло.

Офелия спохватилась и побежала в библиотеку. К тому времени, когда книжный стеллаж вернулся на место, закрывая тайный ход, крики и стук внизу прекратились. Остался только глухой рокот, извещающий о том, что безлюдь встревожен. Вначале она думала, что все из-за разбушевавшегося лютена, а потом услышала шарканье и громкий протяжный скрип. Стена библиотеки разверзлась, и из темноты в комнату ввалился Дарт, держащий на руках Флори. Сестра казалась тряпичной куклой: обмякшей и будто бы неживой. Офелия застыла в ужасе, и голос Дарта донесся до нее словно издалека, гулкий и призрачный, как все вокруг.

– …Много льда и кухонные полотенца. Нужно приложить холод к ушибам. Ты меня слышишь, Офелия?!

Оклик вывел ее из оцепенения, и она поспешила выполнять полученные указания, успокаивая себя тем, что Дарт упомянул лишь об ушибах. Значит, Флори жива и ее жизни ничто не угрожает.

За пару минут Офелия сбегала за всем необходимым и, вернувшись, застала Деса, суетившегося в коридоре, чтобы открыть перед Дартом дверь в неизвестную комнату напротив библиотеки. Это была спальная с большой кроватью, куда положили Флори – такую маленькую и беззащитную, какой Офелия ее никогда не видела.

Дарт поторопил ее, снова потребовав лед, а Десу поручил разыскать Рина, чтобы тот отвез Флори в лечебницу.

– Она в порядке? – спросила Офелия, роняя все принесенное на пол. Когда она волновалась, то становилась совсем неуклюжей.

– Да, но будет лучше, если ты поможешь, – заявил Дарт хмуро.

Дес выскользнул из комнаты, и они остались вдвоем: она заматывала лед в полотенца, Дарт гремел ящиками комода, стоящего в углу.

Одеревеневшими от холода пальцами Офелия приложила компресс к плечу сестры, где уже расползлось синее пятно.

– Что произошло?

– То, чего я боялся, – нехотя ответил Дарт, вернувшись с пузатой бутылкой, полной какой-то прозрачной жидкости. Смочив край полотенца, он осторожно приложил его к ссадине на локте Флори, смывая запекшуюся кровь.

С губ ее сорвался болезненный стон, и Флориана медленно, словно ожившая скульптура, подняла веки. Блуждающий взгляд долго фокусировался на их лицах и первой нашел Офелию. Флори попыталась выдавить улыбку, но на измученном лице та смотрелась чужой и ненастоящей. Лучше бы она не тратила на это силы, подумала Офелия и спросила:

– Как ты?

– Как человек, выпавший из паутины.

Офелия покрылась мурашками лишь представив, каких размеров были паутина, поместившая на себе человека, и тот паук, что ее сплел.

Дарт поручил Офелии ухаживать за сестрой и обрабатывать ссадины, а после, убедившись, что она справится без него, ушел, заметно прихрамывая. Видимо, и ему досталось от Паучьего дома.

Офелия ответственно отнеслась к заданию и вопреки возражениям сестры тщательно обработала каждую царапину, почувствовав себя очень взрослой. Обычно все было наоборот: Флори заботилась о ней, опекала и старалась уберечь от всех невзгод. Разобравшись с лечебными примочками, Офелия спустилась на кухню, чтобы заварить чай, но Дарт уже все сделал сам, оставалось только отнести чашку. Она вызвалась помочь, но прежде решилась поведать о визите лютена из Корень-дома.

За время ее рассказа Дарт сменил несколько выражений лица: с озадаченного на удивленное, а затем на гневное. Взгляд у него был таким испепеляющим, что Офелия представила себя горсткой золы.

– Сколько же с вами проблем, – выдохнул Дарт и потер виски, словно пытался унять головную боль.

– Хуже одной Гордер могут быть только сестры Гордер! – гордо заявила Офелия. Именно таким восклицанием отец реагировал на их провинности, что считалось высшей степенью его недовольства.

– Да, так вам и следует представляться, – хмыкнул Дарт.

Офелия подхватила кружку и поспешила к сестре, но едва не пролила все в холле, когда испугалась внезапного появления Деса.

– Машина готова? – спросил Дарт с ходу, однако по взволнованному виду друга мог бы догадаться, что все шло не по плану. Выяснилось, что занятой Рин прислал вместо себя врачевателя, а Дарт не хотел его впускать. Дес попытался успокоить его:

– Это свой человек, из управления. Он не ослушается Рина и никому не разболтает о том, что здесь увидит. Да ему за молчание тройное жалованье платят!

– Деньги – это кляп, который быстро заканчивается, – неодобрительно сказал Дарт. – Это все равно что затыкать рот леденцом.

– Дружище, будет хуже, если мы отправим ее в лечебницу и проколемся на первом же вопросе. – Дес похлопал его по плечу, и Дарт невольно поморщился. – Поверь, Рин знает, что делает.

– С каких пор ты с ним соглашаешься?

– Не злись. Я не виноват, что его мнение иногда совпадает со здравым смыслом.

В конце концов было решено впустить врачевателя, и Дес ушел за ним. Дарт поспешил спровадить Офелию с глаз долой, и она, затаившись в комнате, могла только догадываться о происходящем по шуму торопливых шагов на лестнице, негромких разговоров, лязга замков на чемодане врачевателя, звона лекарственных пузырьков. Врачеватель проводил осмотр слишком долго – так ей показалось. Когда дверь за ним захлопнулась, Офелия вернулась к сестре. Выглядела та уже лучше: щеки порозовели, темные кудри изящным ореолом легли на подушке, но хрупкость фарфоровой фигурки никуда не делась.

– Не смотри на меня так, это просто ушибы.

Желая показаться здоровой и бодрой, Флори поворочалась и уселась, однако от Офелии не ускользнуло, как та скривилась при неосторожном движении. Гримаса боли появилась лишь на мгновение – и стерлась, чтобы не разрушить образ сильной старшей сестры. Офелия терпеть не могла, когда взрослые так делали. Они не показывали свою слабость и даже если болели – переносили это кротко и стойко, почти незаметно, убеждая, что все хорошо. Они притворялись так долго и так правдоподобно, что Офелия верила в их неуязвимость и не допускала мысли, что с ними может приключиться что-то страшное. Но все обернулось обманом! Теперь, когда ее сильные, смелые родители были мертвы, Офелия знала, что каждый хрупок, слаб и уязвим.

Она присела на краешек кровати, и Флори наконец поведала ей о Паучьем доме и его лютине, ловушках безлюдя, огромной паутине и своем падении. Потом она замолчала, встретившись с провалом в памяти. Потеряв сознание, Флори понятия не имела, что произошло дальше, и не меньше Офелии нуждалась в рассказе очевидца. Как раз вовремя в комнату заглянул Дарт, будто ждал за дверью, чтобы появиться в нужный момент.

– Врачеватель сказал, что тебе нужен отдых и крепкий сон. Так что вот. – Дарт поставил на прикроватный столик маленький пузырек, в котором Офелия сразу узнала сонную одурь, а вторую склянку, водруженную рядом, она раньше не видела. – Чайная ложка сонной одури перед сном и пару капель бодрящей с утра.

Кажется, он куда-то спешил, потому что говорил быстро и выглядел взвинченным. Однако Флориана не собиралась отпускать его без объяснений.

– Можешь рассказать, что случилось после того, как я упала?

Дарт нервно дернул плечом, точно собирался отказать, но все же ответил:

– Ты упала на груду старых матрасов. Когда я выбрался из ловушки и спустился, ты была уже без сознания. Я… испугался за тебя и сразу поспешил вернуться сюда через тоннели.

– А Паучиха?

– Забилась в угол, потому что знает, что ей грозит. Паучий дом уже давно в сложном положении: он питается страхом, и лютина вынуждена его кормить. Заманивает бродячих собак, завлекает обманом детей – и кошмарит их, пока безлюдь не нажрется. Рин запретил использовать человеческий страх и вынес предупреждение, что снесет дом, если подобное повторится. И оно повторилось, как видишь.

– Паучиха творит ужасные вещи, – выпалила Флориана, – ее нужно наказать.

– А разве прислуживание монстру не есть наказание? – Дарт невозмутимо повел бровью.

Флори поджала губы и ничего не ответила. Она всегда старалась находить верное решение, следовать непреложной истине, но здесь, очевидно, не могла определить, что правильно.

– Будь ты домографом, то снесла бы дом? Смогла бы убить разумное существо?

Она медленно покачала головой, как будто сомневаясь в собственном «нет».

– Мне пора, – заявил Дарт, нарушив неловкое молчание. – Нужно решить проблему с Сильваном. – Прочитав на лицах сестер недоумение, он пояснил: – Лютен из Корень-дома. Приходил сегодня, говорил, у него ко мне важное дело.

Вскоре Дарт ушел через подземные тоннели, а Десмонд, по сложившейся традиции, остался, чтобы приглядеть за сестрами, хотя обеим эта опека казалась лишней, однако после всех неприятностей, учиненных ими, возразить ни одна из них не посмела. Впервые идея просто сидеть в комнате пришлась им по душе.

Весь вечер Офелия провела в заботах о сестре: перекладывала подушки, чтобы той было удобно лежать, меняла компрессы и таскала еду на подносе. В очередной раз заглянув на кухню, она услышала с улицы бренчание гитары и вновь стала размышлять над загадкой, почему Дес так не любит находиться в доме, если сам безлюдь довольно благосклонен к нему. Через стеклянные двери мастерской она увидела уже знакомую картину: Дес сидел на траве и покачивался в такт мелодии, которую играл. Когда Офелия окликнула его, он прервался и настороженно спросил:

– Что-то случилось?

– Нет-нет, – поспешила успокоить она, – я просто хотела предложить выпить с нами чаю.

– Только если он без сонной одури.

– Обещаю.

Убедившись, что никто не собирается его усыплять, Дес принял приглашение, и они вернулись на кухню. Разливая чай по кружкам, Офелия будто бы случайно обронила:

– Заметила, что ты не очень-то любишь находиться в доме.

– Да, мне не нравится, что дом считает меня своим, – ответил Дес и подхватил поднос.

Офелия поспешила следом, расспрашивая, как понимать его слова. На лестнице Дес недовольно цокнул языком, в коридоре сдался и заявил:

– Безлюдь дружит только с одиночками. И я не хочу быть его другом.

Офелия хотела дождаться возвращения Дарта, но уснула у кровати сестры и очнулась ранним утром в безмятежном спокойствии. Все звуки, пытаясь нарушить покой безлюдя, тут же тонули в вязкой тишине, словно камни в озере. Поддавшись сонным чарам, Флори мерно посапывала в постели. Убедившись, что сестра в порядке, Офелия отправилась в ванную. Там, на каменном полу, испещренном грязными следами, валялся скомканный охотничий костюм. Дарт вернулся и, кажется, побывал на болотах, прилегающих к северной части города. Лес, выросший на топях, местные прозвали Зыбнем. Это был еще один заброшенный клочок земли – зачерствелая окраина, отрезанная от Пьер-э-Металя. Самое место для безлюдя и того рыжего лютена, провонявшего квашеной капустой.

Внезапно тишину дома вдребезги разбил звон колокольчиков. Следом раздались оглушительные удары, грозящие выбить дверь. Шум разбудил самого безлюдя, и стены его затрещали, будто раскаленные угли. Дом злился все сильнее, а Офелия так и стояла посреди ванной, замерев как заяц, учуявший охотника. Когда же она узнала голос Рина, то бросилась открывать.

Едва тяжелый засов отодвинулся, дверь распахнулась сама собой, из-за чего Рин чуть не упал через порог. Обычно невозмутимый, сейчас он выглядел крайне обеспокоенным и потребовал позвать Дарта.

Не медля, Офелия бросилась наверх и, забыв о всяких манерах, вломилась в спальню. Из глубины комнаты донеслось сонное бормотание и в полумраке от зашторенного окна зашевелилось белое пятно – это Дарт пытался выбраться из одеяла. Путано объяснив, в чем дело, Офелия скользнула обратно за дверь и обнаружила, что в коридоре стены трещали еще громче, выражая недовольство тем, что домограф здесь.

Дарту потребовалось время, чтобы собраться и определить, кто он сегодня. Глядя на его невзрачный наряд, Офелия не смогла даже предположить, какая личность выпала ему. Это был кто-то растерянный, медлительный и уязвимый, с трудом понимающий быструю речь Рина. А тот говорил сумбурно и обрывисто, будто забывал произнести половину слов или считал, что их можно опустить для экономии времени.

– Сегодня ночью… случилось… два лютена убиты!

Дарт замер на лестнице, точно мешком огретый.

– Они обвинят тебя!

Вторая новость пригвоздила к полу и саму Офелию. Она не знала, что на самом деле произошло, но обвинений в адрес Дарта хватило, чтобы начать волноваться.

– Сильван и Паучиха мертвы, – продолжил Рин. – Следящие потребовали от меня разобраться, но лютены обвинят тебя. Могут заявиться сюда в любую секунду. Я приехал сразу, как узнал… Эй, ты слышишь?

Дарт покачнулся и резко осел вниз, чудом не рухнув с лестницы. Когда к нему подоспели на помощь, он уже потерял сознание. Из потока сердитого бормотания Рина удалось понять, что он обвинял в произошедшем личность Дарта, появившуюся в самое неподходящее время. Раньше Дарту приходилось переживать новости и похуже, но еще ни разу от них он не падал в обморок. Не сумев привести его в чувство, Рин взвалил на плечи обмякшее тело и потащил на кухню.

– Воды! – скомандовал Рин и усадил Дарта на стул, прислонив к стене, чтобы они вдвоем не опрокинулись.

Офелия притащила полный графин, и Рин выплеснул всю воду на Дарта. Тот ошарашенно ахнул, распахнул глаза, заморгал; капли задрожали на его ресницах.

– Дарт, дело дрянь. Не время расклеиваться. – Рин хорошенько встряхнул его за плечи.

В этот самый момент со второго этажа донесся требовательный стук. Без всяких слов и проверок было ясно, что пришли лютены. Тревога заполнила всю комнату, словно бы испугался и сам безлюдь.

– Что мне делать? – сипло спросил Дарт.

– Не говорить лишнего и пойти с ними, если скажут. Мне нужно время, чтобы замести следы.

Для Офелии у господина Эверрайна нашлось только одно слово:

– Прячься!

Она тотчас юркнула в кладовую – ближайшее укрытие, чтобы стать незримой свидетельницей дальнейших событий. Отсюда было плохо слышно, что происходит на втором этаже, и начало разговора пришлось пропустить. Вскоре на кухне раздались шаги и голоса.

– Дарт, возможно, это недоразумение, но нам приказано доставить тебя в Судный дом, – строго сказал первый.

– Ночью мы потеряли двух товарищей, – подхватил второй, более резкий и нервозный. – У следящих есть основания полагать, что ты замешан.

– Ау вас есть основания так считать? – вмешался Рин.

Возникла короткая пауза, как будто лютены раздумывали над правильным ответом. Наконец строгий голос произнес:

– Мы защищаем нашего собрата и пришли за ним, чтобы не привлекать следящих, которые вряд ли будут с ним так же обходительны. Мы следуем Протоколу, господин Эверрайн. Надеюсь, нам это зачтется.

На сей раз Рин не нашелся что возразить. За сдержанным молчанием он попытался скрыть истинное желание защитить Дарта, но один неосторожный вопрос выдал его.

– Ты должен пойти с нами, – сказал нервозный. – Надеемся, у тебя хватит ума не сопротивляться.

Дарт согласился, добавив, что сам ищет убийцу.

– Вот и умничка! – взвизгнул кто-то третий, до этого момента молчавший.

Следом раздалась возня, сопровождающая чьи-то движения. Неожиданно самый строгий голос спросил:

– Господин Эверрайн, прошу меня извинить, но… какое у вас дело здесь?

– Я отчитываюсь перед начальником, а вы им пока не стали, – учтивым тоном ответил Рин.

Повисла неловкая пауза.

– Вы явились, чтобы осмотреть безлюдя? – спросил второй, чей резкий голос объединял сразу несколько интонаций: язвительную, требующую, почти угрожающую.

– Я могу помочь, – добавил визгливый.

– Давайте каждый будет выполнять свою работу, – холодно ответил Рин. – Я сам осмотрю дом и если что-то найду, то, безусловно, сообщу рассудителю.

Лютены на несколько мгновений затихли – видимо, раздумывали над его словами. По рассказам сестры Офелия знала, что домографы обладают особым почетом в горсовете, а значит, и определенной властью. Оставалось надеяться, что этого хватит, чтобы отговорить лютенов от затеи осматривать дом. Прячась в кладовой и дрожа от страха, Офелия мысленно умоляла лютенов поскорее уходить.

Наконец строгий голос заявил:

– Будем ждать от вас новостей, господин Эверрайн.

За формальным прощанием последовал топот десятка ног, потом в библиотеке загрохотала потайная дверь, и в доме остались лишь неумолкаемый треск и утробный рокот. Безлюдь по-прежнему нервничал из-за присутствия домографа, а теперь еще переживал уход своего лютена. Офелия прижалась к одной из стен и ласково погладила ее, словно собаку, прошептав:

– Не волнуйся, он скоро вернется.

В ту же секунду треск утих, и какая-то небывалая волна спокойствия прокатилась по комнате, обволакивая и ее саму.

Промозглую темноту нарушил свет, хлынувший из открытой двери. Рин пришел за Офелией, став еще более хмурым и встревоженным, чем прежде.

– Вам нужно уходить отсюда немедленно, – заявил Рин. – Они могут проверить безлюдя в мое отсутствие.

Сестрам Гордер снова предстояло стать беглянками, но сейчас Офелию волновала лишь судьба Дарта. Она последовала за Рином, который спешил увезти их из безлюдя.

Рин ворвался в комнату, где под действием сонной одури спала Флори. Разбудить ее раньше времени могла лишь вторая микстура, оставленная Дартом на прикроватном столике. Когда тягучие капли бодрящей одури упали в полуоткрытые губы Флори, дом снова сотрясся от шума. В дверь кто-то настойчиво ломился.