Безлюди. Одноглазый дом

Рассудительница застыла, точно каменное изваяние. Строгое лицо, поджатые губы, посеребренные сединой волосы, стянутые в низкий пучок, – весь ее облик выдавал твердость характера и непоколебимую решительность. Она не произнесла ни слова, пока в зале не наступила полнейшая тишина.

– Рассматривается дело Ви из Дома на топях, – громогласно начала рассудительница. – Она обвиняется в многолетнем предательстве и недобросовестном ведении службы.

– Согласно заключению домографа, безлюдь отвергает вас, – вступил обвинитель. – Вы согласны с этим, Ви?

Лютина даже не шелохнулась, когда к ней обратились.

– Вы отказываетесь давать показания? – В голосе следящего появилось пугающее раздражение. Но и тогда ему не ответили.

– Что ж, – со вздохом сказала рассудительница, – придется прибегнуть к крайним мерам.

Она подала знак помощнице, и та поспешно удалилась из зала, а спустя минуту вернулась в сопровождении охранника, ведущего за собой мальчишку лет пяти. На фоне массивной трибуны, куда его поставили, будто деревянную фигурку, он выглядел совсем маленьким и хрупким.

Флори заметила, как лицо лютины исказилось в гримасе ужаса.

– Он ваш сын, не так ли? – спросил следящий.

Лютина судорожно замотала головой: нет!

– Что ж, тогда вам будет все равно, если ему отрежут палец?

Сдерживая всхлипы, лютина слабо кивнула, и в один момент рядом с мальчишкой оказался охранник с кинжалом наготове.

– Мамочка, мамочка, мамочка! – заверещал ребенок, когда его руку схватили и прижали к трибуне, будто трепыхающуюся рыбину к разделочной доске. Кинжал завис в опасной близости от запястья, угрожая одним ударом отсечь всю кисть.

Жуткий вопль, мучительно долгий, заполнил судебный зал. Это кричала Ви, умоляя пощадить ребенка.

– Теперь вы признаете, что это ваш сын? – безжалостно продолжал следящий.

Лютина подняла красное, распухшее от плача лицо и выдавила из себя одно слово:

– Да!

В ту же секунду рассудительница кивнула охранникам, и мальчишку увели под тревожный шепот зрителей. Развернувшаяся сцена потрясла всех, кроме следящего, и он с азартом продолжил допрос:

– Где вы прятали сына, госпожа Ви?

– В доме его отца.

– И кем этот человек приходится вам? – Молчание подсудимой разозлило следящего, и он сорвался: – Отвечайте же! Иначе вашего сына вернут за трибуну.

Лютина отчаянно выпалила:

– Он мой муж. Наш сын рожден в браке, поэтому вам не отнять у него имя и семью!

Рассудительница поджала губы, как будто подавляя желание улыбнуться:

– Согласно Протоколу, лютен или лютина не может связывать себя узами брака, семейными, любовными и прочими союзами, нарушающими одиночество. Лютен или лютинавсецело принадлежит безлюдю на весь срок службы.

Напряжение, витавшее в воздухе, стало осязаемым. Все сидели, затаив дыхание, не сводя глаз с рассудительницы, на чьем лице не было ни капли сочувствия, одно холодное беспристрастие.

– Вы признаете, что совершили должностное преступление и нарушили Протокол?

– Да, – хрипло ответила лютина.

– В таком случае вас повесят как предательницу, – слова приговора потонули в рокоте голосов.

Осознание поразило ее как молния, и Флори мгновенно оценила весь ужас положения. Своей ложью она не спасла Дарта, а отправила его прямиком на виселицу.

– Приставьте лестницу. Закрепите оковы, – прогремел голос.

Сквозь затуманенный разум она услышала дикий вопль и лязг цепей. Когда люди в едином порыве вскочили со своих мест, Флори обессиленно сползла на пол и съежилась в дрожащий комок, чувствуя, как сознание ускользает от нее.

Очнулась она в тесном и душном пространстве, вдыхая густой запах кожи и сандала. Первая мысль была пугающей: ее положили в деревянный ящик и накрыли крышкой, обшитой темно-коричневой кожей. Постепенно Флори поняла, что лежит на заднем сиденье авто и смотрит в потолок, не в силах даже пошевелиться. Мысли о произошедшем ворочались в голове, будто каменные глыбы, и ей казалось, что именно из-за них так стучит в висках.

Не успела Флори толком прийти в себя, как ее покой нарушило появление Рина. Прежде чем сесть за руль, он заглянул в салон и вслух отметил: «Очнулась». В голосе его слышалась прагматичная констатация факта – ни нотки сочувствия.

– Что произошло в зале? – спросила Флори, когда автомобиль тронулся.

– Катастрофа, – мрачно отозвался Рин.

– Нельзя ли быть чуточку многословнее?

– Я за рулем, Флориана. Не отвлекайте.

– Куда вы меня везете? – Она села и выглянула в окно. Здание суда мелькнуло за углом, словно напомнив, что все произошедшее было реальным.

– В Хмельной квартал.

– И что дальше?

– Дальше я вернусь в контору, чтобы работать.

– А как же Дарт?

– Он, как видите, с нами не едет.

– Я имела в виду, как мы будем спасать Дарта?

– Теперь, вашими стараниями, никак!

Флори подскочила на месте и уже собиралась возразить, но передумала. Рин был прав. Это она одним необдуманным поступком все испортила. Откуда же ей знать, что…

– Вы тоже виноваты! – выпалила она и поймала в зеркале строгий взгляд Рина. – Понадеялись на свой гениальный план, а он рухнул, как карточный домик.

– Общение с Десмондом пристрастило вас к картам?

Ерничество господина Эверрайна ее возмутило, и Флори пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться от ответных нападок.

– Не отвлекайтесь от темы.

– Тогда уж не отвлекайте меня от дороги.

– И откуда в вас столько яда?!

– Уважаемая госпожа Гордер! Мне трудно быть учтивым с теми, кто своим безрассудством рушит все вокруг себя. Уж простите, что сейчас этот человек – вы!

Он резко нажал на тормоз, и от дернувшегося автомобиля отскочила женщина, ругаясь как заправский хулиган. В сердцах Рин ударил по рулю кулаком и процедил сквозь зубы: «Вот проклятье!» Броня его спокойствия треснула, и под ней оказался простой человек, переживающий тяжелые времена.

Флори затихла, но надолго ее терпения не хватило. Слова сами рвались наружу.

– Почему вы не рассказали мне об этом дурацком Протоколе?

– Его обязательно зачитывать лютенам и лютинам, – ответил домограф. – А вы, кажется, не одна из них. Или я чего-то не знаю?

Она понимала масштабы бедствия и не отрицала своей вины, однако больше не могла слушать упреков. Рина точно подменили, не оставив ничего от того спокойного, вежливого господина, коим она представляла его прежде.

– Остановите машину! – потребовала Флори. К тому времени они миновали городские улочки и съехали на объездную дорогу.

– У меня нет времени на ваши капризы.

– Мне плохо.

– Вспомните про Дарта – и ваши проблемы покажутся вам мелочью.

– Если не остановите, меня стошнит… – никакого ответа, – в этом новеньком кожаном салоне.

Автомобиль сбавил скорость и замер. Не было сомнений, что угроза произвела нужный эффект на такого педанта. Флори преувеличила, хотя и впрямь чувствовала себя неважно: во рту и горле разлилась горечь, будто от глотка прогорклого масла. Она выбралась из салона, жадно вдыхая свежий воздух, и огляделась. Яблоневые сады тянулись вдоль дороги зеленой стеной, вдали вздымались холмы, исполосованные ровными рядами виноградников, и вся умиротворяющая картина омрачалась лишь тем обстоятельством, что Дарт был в шаге от виселицы.

Задумавшись, Флори не заметила, что Рин подошел сзади, и испугалась, когда он заговорил у нее над ухом:

– Вы довольны? Возвращайтесь в машину, мне некогда нянчиться с вами.

Несомненно, Рин сделал это нарочно, чтобы обескуражить и сбить с нее спесь. Уступать Флори не собиралась.

– Я не сдвинусь с места, пока мы не поговорим!

Рин устало вздохнул:

– Что вы собрались обсуждать со мной на обочине?

– Ситуацию с Дартом.

– И что хотите услышать? Аплодисменты вашему сумасбродству?

– Перестаньте говорить со мной в таком тоне. Я вам не школьница, чтобы меня отчитывать, – неожиданно для самой себя заявила Флори. – Вы ведь мне не сказали ни слова о Протоколе! Откуда же мне было знать…

– А почему я должен вам рассказывать об этом?! – Рин всплеснул руками. – Вы жили под одной крышей с Дартом, и у него не нашлось свободной минутки, чтобы рассказать о правилах? Или вас волновало другое, потому что ваши признания – чистая правда?

Флори вспыхнула:

– Нет! Я солгала.

Рин откашлялся. Видимо, понял, что перестарался с обвинениями.

– Прошу прощения.

Она ничего не ответила, только поддела носком туфли камешек.

– Я предупреждал Дарта, что он рискует, позволяя вам жить в доме, – сказал Рин. – Он не послушал. И в своем безрассудстве преуспел не меньше вашего.

Снова его упреки. Чтобы сдержаться, Флори представила, как Дес картинно закатывает глаза, слушая нравоучения Эверрайна. Сомнительный способ, но ей помогло.

– Мы оба виноваты в том, что Дарт сейчас за решеткой.

– Он единственный, кто в этом виноват. – Рин многозначительно скрестил руки на груди. Губы его плотно сжались и почти затерялись в аккуратной бородке.

– И что же он натворил, что все готовы его оболгать?

– Вы тоже его оболгали, прошу заметить.

– Да хватит уже! – воскликнула она и сердито топнула. На кого-то, возможно, это и подействовало бы, но Рин только усмехнулся, забавляясь ее безобидной злостью. – Почему они против Дарта?

– Следящим нужен виновник, а лютенам – гарант защиты.

– Хотите сказать, что они подговорили лютенов? И какая им выгода?

– Перед судом Бильяна успела рассказать, что всех безлюдей поместили под охрану следящих. Всех, кроме ее дома.

– А кто она? – уже после того, как Флори задала вопрос, ей вспомнилась пожилая женщина в зеленом бархате. Единственная лютина, выступившая в защиту Дарта.

Рин подтвердил ее предположения.

– Дом с оранжереей, – добавил он для ясности.

– Значит, лютены просто испугались таинственного врага…

– …и продали Дарта за мнимую защиту, – закончил за нее Рин. – Они не поверили, что я смогу их защитить.

В его голосе слышалась обида, словно Рина волновала лишь собственная уязвленная гордость.

– Думаю, за всем стоит властный человек. Кто-то, чьи интересы поддерживают следящие. Кто-то, желающий убрать с дороги Дарта и усыпить бдительность лютенов, чтобы закончить дело. Протекция следящих должна была все решить, однако вмешались вы и испортили чей-то продуманный план. Поэтому я тороплюсь доставить вас в безопасное место. Вы еще долго будете стоять здесь, как мишень в поле? Или все-таки сядете в машину и позволите позаботиться о вас?

От его пугающих слов Флори сжалась и обхватила себя руками, как будто пыталась унять дрожь в теле. Она подумала о следящих: теперь у них появилось еще больше причин, чтобы арестовать ее.

– Возвращайтесь в машину.

Флори кивнула и послушно села позади водительского места.

Некоторое время они ехали в полном молчании. Рин сосредоточенно вел автомобиль, хотя дорога была пустой и относительно ровной, а скорость позволяла насладиться пейзажем за окном. Если это – спешка, то прав был Дарт, сравнивший стиль вождения с гусеницей. Взгляд невольно скользнул по креслу впереди: недавно он сидел там – в пижаме с карманами, набитыми бумагой для заметок. Потом Флори задумалась о том, что про него сказала одна из лютин: «Он не может контролировать свою силу, потому что внутри него – хаос». Что значили ее слова? Она не будет ничего фантазировать, а напрямую спросит Дарта… когда представится такая возможность.«Не когда, а если».От этой мысли по спине поползли холодные щупальца страха.

Она обхватила себя руками, чтобы унять озноб, и выглянула в окно. Аккуратные сады сменились бесхозной порослью. Автомобиль приближался к бедным кварталам. Оставалось не так много времени на разговор, а потому Флори, не раздумывая более, спросила:

– Кто может стоять за этим?

В ответ она ожидала услышать очередную колкость или холодное молчание, однако автомобиль съехал с дороги, нырнул в рощу и остановился, скрытый под сенью деревьев. Рин устало выдохнул.

– Я не знаю, кто зачинщик, но его цель – безлюди. Многим они мешают, так что это может быть кто угодно: власть имущие, строители, коммерсанты… – Он сделал паузу и задумчиво поскреб пальцем у виска. – Не исключаю, что в деле замешана Община.

– Какая еще Община?

– Ох, Флориана… – Рин укоризненно покачал головой. – Вы что, вообще ничего не знаете о городе, в котором живете?

– Там, откуда я родом, и слыхом не слышали о вашем укладе, – выпалила она. – А вы ничего не знаете о нас. Так что я могу удивить вас тысячей городских историй, и все покажутся диковинкой. Но перед этим я бы послушала рассказ про Общину, если не возражаете.

Смешок Рина мог сойти за комплимент ее напористости, потому что следом он удосужился объяснить, что Общиной называется поселение на севере Пьер-э-Металя. Клочок земли облюбовали фанатики – люди, чья вера отвергает безлюдей. Их считали демонами, темной и противоестественной силой, отравляющей жизнь.

– Вынужден признать, – продолжал Рин, – многие горожане разделяют эти настроения, но немногие готовы заточить себя за каменным забором, чтобы укрыться от безлюдей. Для невежд они – причина всех бед. Фермеры собирают плохой урожай, потому что поля обобрал Голодный дом. В городе пропадают дети – значит, их заманивают и пленяют безлюди. В бедных районах вспышка туберкулеза – болезнь вызвал какой-нибудь старый безлюдь… Так думают те, кто ничего о них не знает. Люди часто делают врага из неизвестности. Она их пугает, и, если нет смелости, всегда найдется ненависть. И одна из моих задач как домографа – раскрыть истинную сущность безлюдей. К сожалению, эта задача невыполнима. Власти против просвещения, поскольку тогда виноватыми могут стать они: плохой урожай из-за неправильной мелиорации, ненайденные дети – плохая работа следящих, вспышка болезни – отсутствие помощи врачевателей. Властям удобно, чтобы городские считали безлюдей паразитами. С одной стороны, это дико, но роль громоотвода для власти обеспечивает сохранность безлюдей. Пока ими можно прикрываться, безлюди будут крепко стоять на местной земле, а домограф – получать свою долю власти и уважения как борец, сдерживающий угрозу. Так вот, о чем я…

Рин сделал паузу, поняв, что рассуждения увели его далеко от заданной темы. Флори вежливо напомнила, что речь шла об Общине.

– Ах да! За последние годы от Общины было столько нападок, что их намерение уничтожить безлюдей уже ни для кого не секрет. А недавно, как я слышал, из Общины пропал ребенок. Не утверждаю, что это имеет какое-то отношение к делу, хотя допускаю, что они снова обвиняют в своем горе безлюдя.

Чем больше Флори узнавала о жизни в Пьер-э-Метале, тем сильнее убеждалась в том, что она ничего не знает об этом городе. Быть может, поэтому все не заладилось здесь с самого начала.«Всегда будешь в дураках, если не знаешь правил игры», – этими словами Дес отмечал победную партию в карты и был прав.

– Я ответил на ваши вопросы?

Голос Рина вывел ее из задумчивости, и Флори растерянно захлопала глазами. Если он надеялся, что запас вопросов иссяк, то заблуждался.

– Как теперь помочь Дарту?

– Боюсь, что никак. Всех лютенов, уличенных в предательстве, осудили и казнили.

– И не без вашего участия.

– Вы сейчас о чем?

– Рассудительница говорила, что вы сделали заключение… о том, что безлюдь не принимает лютину Ви.

– Да, так и есть.

– Вы дали суду улику, которая привела эту несчастную на виселицу.

– Я лишь сделал заключение, потому что должен был отреагировать на многочисленные доносы от других лютенов.

– И вы не пытались это пресечь? Или предательство своих тоже закреплено в вашем треклятом Протоколе?

– Флориана… – устало выдохнул Рин и закрыл глаза на пару секунд, пытаясь собрать остатки самообладания. – Вы злитесь не на меня, а на то, что рушатся ваши иллюзии о работе домографа. Вам представлялись вдохновляющие чертежи и исследования, хотя есть и другая сторона профессии.

– И она отвратительна. – Она поджала губы.

– Как и работа рассудителя, лютена, учителя… Вы не находите?

– Учитель не обрекает людей на страдания, знаете ли, – фыркнула Флори. Она могла назвать свою работу скучной, рутинной, но никогда не считала, что та может навредить.

– Я бы с вами поспорил. В детстве высидеть час в музыкальной школе было для меня настоящим мучением. А когда я играл неправильно, то получал линейкой по рукам. Так что, – он цокнул языком, – у всего есть две стороны.

– Не знаю про всех, но в вас я точно разглядела вторую сторону.

– Да, я почувствовал, что вы мне затылок просверлили, – с издевкой сказал Рин.

– Теперь я вижу, что за маской идеального человека скрывается дотошный карьерист, делающий все, чтобы усидеть в кресле.

– Кресле домографа, о котором вы грезите.

– Спасибо, мне такое кресло не нужно.

– Так и я не о нем.

Флори вспыхнула. На что он намекает? Она решила не спрашивать, надеясь, что Рин не заметил ее смущения, а тот уже отвлекся, пытаясь вырулить из рощи. Не лучшей идеей было съезжать с дороги. Казалось, они выбирались невыносимо долго, а на оставшийся путь затратили целую вечность.

Больше Флори не проронила ни слова. Рин обмолвился одним.

– Выходите! – велел он, припарковав автомобиль у дверей «Паршивой овцы». Когда она замешкалась, второпях пытаясь нащупать ручку двери, Рин расщедрился на второе слово: – Поторопитесь!

Флори выпрыгнула из автомобиля и тут же нырнула в таверну, где ее поджидал Десмонд. Неизвестно, сколько он простоял у двери, но лицо у него было уставшее и взволнованное.

– Где вас носило? Я уже начал волноваться!

У нее не нашлось сил, чтобы ответить. Она думала, что Рин сделает это за нее, а он и тут промолчал. Обернувшись, Флори с удивлением обнаружила, что домографа рядом нет. С улицы донесся шум двигателя, и стало ясно, что Рин не вышел из автомобиля и даже не попрощался. Дес уловил, что она растерянна, и сказал:

– Он не хочет показываться здесь. Так лучше для всех нас.

Сочтя аргумент неубедительным, Флори недовольно фыркнула и зашагала прочь. Чтобы добраться до чердака, предстояло преодолеть целый лабиринт, состоящий из коридоров, лестниц и закутков. Она была настроена решительно. Здесь налево, тут направо, наверх, а потом снова налево… Флори завернула за угол и неожиданно уткнулась в тупик.

За спиной раздался голос Деса:

– Куда идешь?

Флори полоснула его острым взглядом. Он следовал за ней, знал, что она идет в тупик, и не остановил! Он что, тоже издевается? От досады Флори пнула стену и ушибла ногу. Волны боли и разочарования накатили одна за другой. Колени подогнулись, она осела на пол и… зарыдала. От отчаяния, бессилия и обиды, потому что все считали своим долгом высмеять ее, уколоть, выставить глупой. И даже понимая, что эти слезы подтверждают их мнение, Флори не могла остановиться.

Она не плакала при посторонних со дня похорон. В тот день ее окружали незнакомые люди и пытались утешить, хотя не представляли, что она чувствует на самом деле. Все привыкли к горю на похоронах, но Флори не привыкла оплакивать родителей. То, что выражало весь ее ужас и боль, другие принимали как данность, неотъемлемую часть процесса Возможно, она все придумала, однако с того дня пообещала себе: никаких слез при посторонних, ничего такого, что позволило бы людям умалять ее чувства. И вот теперь она отчаянно рыдала перед Десом.

– Я не хотел тебя обидеть, – осторожно сказал он, явно не зная, как себя вести. – Просто ты выглядела такой уверенной…

Флори заплакала еще сильнее, и Дес замолчал, видимо, решив, что своими словами делает только хуже. Он тихо опустился на пол рядом с ней и, дождавшись, когда она успокоится, спросил:

– Это все из-за Дарта?

– Тоже будешь обвинять меня?

– Даже не думал.

Флори подняла заплаканное лицо на Деса: шутит ли он или говорит всерьез.

– Рин считает, что я поступила безрассудно.

Дес цокнул языком:

– У него даже завтрак не по расписанию – уже безрассудство!

Флори не сдержала нервного смешка. Внезапно на лестнице раздались шаги, и она спешно отвернулась, пряча заплаканное лицо. Никто не должен видеть ее в таком состоянии. Хватит и одного нечаянного свидетеля.

– О, хозяин! – Она узнала этот сухой, как вяленая вобла, тембр. Тот самый Коул, который подавал в таверне сидр и глупые шутки. – Ищу вас повсюду. Вы просили нанять автомобиль, чтобы… – тут он сделал паузу, словно внезапно забыл, о чем хотел сказать. – Э-э-э… В общем, водитель ждет вас. Советую поторопиться. Эти хитрецы дерут тройную плату за ожидание.

– Да, спасибо, – пробормотал Дес. – Скажи, что я буду через минуту. Мне нужно помочь Флори. Она подвернула ногу на лестнице и с трудом может идти…

Коул ничего не ответил, а может, просто кивнул. Флори было все равно, как он отреагировал, главное, что ушел.

– Я теперь мало того что глупая, так еще и неуклюжая.

Дес виновато улыбнулся:

– Я подумал, что будет лишним объяснять, что ты пришла в тупик, чтобы поплакать о Дарте.

– Спасибо за услугу, – пробормотала она и последовала за Десом. Больше никаких самовольных прогулок по этим лабиринтам.

По пути Дес сообщил, что отправил Офелию на кухню. С самого утра она не находила себе места, докучала расспросами и чуть было не дошла до истерики. Не зная, как справиться с ней, Дес не придумал ничего лучше, чем доверить ее кухаркам, а те обрадовались лишней паре рук. Флори сомневалась, что из сестры получилась толковая помощница на кухне, но промолчала, убежденная, что самой Офелии любой труд пошел на пользу.

На чердаке их встретил Бо, заскучавший в одиночестве, и, не обнаружив среди пришедших хозяина, жалобно заскулил. На душе стало совсем тоскливо.

Закрыв за Десом дверь, Флори скользнула в каморку, служившую душевой, хотя не надеялась, что вода смоет терзания совести и весь ужас сегодняшнего дня. Казалось, это намертво въелось в кожу и клеймом останется на ней, если она не найдет способ спасти Дарта.

Десмонд появился спустя пару часов, хмурый, как туча, и молча рухнул на кровать, лицом в подушки. Флори и Офелия тревожно переглянулись, поняв, что хороших новостей ждать не стоит. И оказались правы. Никто из горъюстов, к которым обратился Дес, не согласился связываться с судом лютенов, посчитав дело безнадежным.

Офелия не знала, насколько серьезен грозящий Дарту приговор, но по напряженному молчанию двух сведущих о чем-то догадывалась. Видеть слезы в глазах сестры было для Флори нелегким испытанием, еще сложнее становилось от мысли, что в этом есть и ее вина.

Весь вечер Флори не могла найти себе места, а ночью беспокойно ворочалась в кровати. Если закрывала глаза, картинки из суда оживали: клетка раскачивалась под потолком, следящий хищно улыбался, остроконечные пуговицы с его формы отрывались и разлетались в стороны, точно метательные ножи… Флори не могла даже пошевелиться и с ужасом ожидала, когда острый металл пронзит ее.

Почувствовав резкую боль в боку, она очнулась. Осторожно пошевелилась, медленно выдохнула – и неприятное ощущение постепенно утихло. Наверно, уснула в какой-то неудобной позе, хотя на матрасе, брошенном на деревянные поддоны, было жестко, как ни ляг.

Слыша приглушенный гул таверны, Флори покосилась на чердачное окно и отметила, что уже начинает светать. Внезапные шаги за дверью напугали ее, и она, затаившись под одеялом, увидела, как темный силуэт ввалился в комнату.

– Тебе тоже не спится? – спросил Дес из угла, где стояла бутыль с водой. В темноте Флори не видела его лица, но ей почему-то показалось, что Дес улыбнулся. Затем он поднял кружку, будто бокал, и приложился к ней.

– Слушай, Дес…

– М-м-м? – отозвался он, допивая.

– Я подумала, раз никто не хочет защищать Дарта, мы сами должны сделать это.

– Только не говори, что прячешь под одеялом жетон горъюста!

– Нет.

– Извини, но я должен убедиться.

Десмонд наигранно вздохнул, и Флори едва сдержалась, чтобы не запустить в него подушкой. Он получил помилование лишь потому, что был пьян и нетвердо стоял на ногах. Сейчас даже сквозняк мог нарушить его хрупкое равновесие, а Деса следовало поберечь.

– В суде все слушали тебя как зачарованные. Я думаю, у тебя получится!

Дес самодовольно хмыкнул и поблагодарил ее за комплимент. На то и был расчет: позеры вроде него горы готовы свернуть за похвалу. Но стоило обрести слабую надежду, как ее тут же разрушила одна фраза:

– Возможно, из меня получился бы неплохой артист, но в целом я – тупоголовый идиот. Только испорчу все.

Это значило отказ. Флори охватила такая досада, что она даже не пыталась уговорить его. Дес, пошатываясь, направился в мастерскую, на полпути сбросил ботинки и скрылся за дверью.