Безлюди. Одноглазый дом

Глава 9

Озерный дом

Кухня была камерой заточения вот уже второй день подряд. Не успела Офелия отдохнуть от вчерашних пирогов, как ей поручили чистить овощи, усадили к мешкам, от которых несло гнилью, и выдали ржавое ведро для кожуры и шелухи. Сегодня в таверне собирались подавать похлебку, а значит, овощей нужен был целый котел.

Офелия недовольно поморщилась, но спорить не стала. Все равно никуда не деться. Флори и Десмонд с утра ушли по делам, и до их возвращения за ней приглядывали кухарка Лу и посудомойка Тая. Лу была взрослой широкоплечей женщиной, похожей на дровосека, от одного ее вида с кухонным ножом бросало в дрожь. Такое впечатление она производила на всех работников кухни, а посудомойка Тая – хрупкая темноволосая девушка – была готова спрятаться под стол или нырнуть в кастрюлю с объедками, лишь бы не попасться Лу на глаза.

За работой Офелия успокаивала себя фантазиями о том, как завтра Дарта освободят и все они вернутся в Голодный дом. То и дело она взмахивала руками, словно гнала прочь дурные мысли, нарушавшие счастливую картину будущего.

Кто-то открыл окно и напустил мух. Тая носилась за ними по кухне, грозно размахивая полотенцем, создавая много суеты и не избавляя от назойливых насекомых. В какой-то момент она и сама стала похожей на огромную муху, что крутится вокруг и докучает всем. Вначале налетела на парня-разнорабочего, принесшего мешок овощей, а следом перевернула ведро с картофельными очистками, над которым сидела кухарка-помощница. Она и впрямь была столь неприметной, что могла сойти за выступ в стене. Охота на мух закончилась, когда посудомойка едва не снесла со стола натертые до блеска стаканы, за что получила нагоняй от румяной блондинки Солы в кружевном чепце. На кухне ее звали не иначе как стаканщицей. Вечером она курсировала по залу с подносом, а в дневное время занималась тем, что без конца драила стаканы и пересчитывала их. Всякий раз у нее получалось новое число.

В перерывах между работой Сола увлеченно о чем-то рассказывала. Сейчас, например, она перемывала косточки завсегдатаям таверны.

– Да она весь вечер пила, как рыба, а потом стала расспрашивать о хозяине. – Тут Сола перешла на медленную речь с придыханиями, изображая манеру посетительницы: – «Мы с подругами затеяли спор. Хотим знать, почему хозяин таверны скрывает запястья. Пригласите его к нам за столик». Я, конечно, ответила, что наш Десмонд – человек занятой и уж тем более не будет обсуждать свои тайны с пьяными сплетницами.

– Прям так и сказала? – хмыкнул парень-разнорабочий, точивший ножи. Сола отмахнулась от него, что и стало ответом на каверзный вопрос.

Офелии тоже было любопытно узнать разгадку, а потому она, воспользовавшись заминкой, спросила:

– А разве платки на запястьях – и впрямь тайна?

Разнорабочий издал крякающий смешок. Сола прикусила губу, как будто из последних сил держалась, чтобы не выболтать чужой секрет. Вторая кухарка по своему обыкновению промолчала, продолжив чистить картофель. А вот Тая ответила:

– Нет, конечно. Давно известно, что он прячет татуировки. Мастер был пьян, сделал все вкривь да вкось. Такое лучше не показывать.

– Ты же в прошлый раз говорила про клеймо воровской шайки, – задиристо сказал точильщик ножей. – Определись уже.

– А ты не лезь, – огрызнулась Тая. – И не отвлекайся, а то палец себе оттяпаешь!

Пока они спорили, Сола представила свою версию:

– Да здесь и дураку понятно, что за следы у него на запястьях… – тут она сделала многозначительную паузу, позволяя Офелии домыслить. – Шрамы от порезов. Видели, какие у него глаза грустные? Как у побитой собаки. То-то и оно…

– Сола, – одернула ее Тая и посмотрела с укоризной. Неизвестно, что вызвало осуждение: сама версия или сравнение работодателя с побитой собакой.

– Я даже знаю ту даму, по которой он так убивался, – не унималась стаканщица.

– Ты, что ли? – хохотнул разнорабочий. Он пока не торопился делиться своей версией, зато задирал других рассказчиц.

Сола, тряхнув головой, недовольно фыркнула и не успела ответить, как из угла донесся тихий голосок кухарки-помощницы, окруженной картофельными очистками:

– А я слышала, что он прячет безобразные швы, потому что кисти рук у него пришиты.

Все разом уставились на нее, ожидая продолжения.

– Говорят, он раньше в карты играл. Так мухлевал, что две картежные лавки разорил. Вот ему по рукам и рубанули за шулерство.

Офелия ахнула, представив жуткую сцену.

– Ну вы совсем с ума посходили, – снова не сдержался точильщик.

– Выискался тут мудрец кухонный! А сам-то что думаешь? – уперев руки в боки, спросила Тая.

– Да нет там ничего, – небрежно бросил тот. – Руки как руки. Это же на вашу глупость и рассчитано. Вы тут стоите и лопочете о нем. На то и расчет. С вами же все просто: чем жалостливее мужик, тем проще вас раскочегарить. Он этим пользуется – а вы и рады, дурехи.

– Сам дурак, – огрызнулась Сола и бросила в него полотенце, которым натирала стаканы. – Завидки берут, вот и мелешь чушь.

– Да вы тут все болтать горазды, – громкий голос появился на кухне раньше, чем его обладательница. Все разом вздрогнули и напряглись, ускорившись в работе. Однако это не уберегло их от замечаний Лу: – Дать вам бочку сливок – так вы языками масло взобьете.

Сплетницы стыдливо потупили взор. С приходом Лу все замолчали и занялись каждый своим делом. Офелия пусть и не была наемной работницей, но кухарку побаивалась и с усердием скребла морковь, пока руки не стали оранжевыми, будто их вылепили из глины. Бросив попытки отмыть ладони, Офелия улизнула на чердак, где прятала Бо после того, как Лу прогнала его, пригрозив насадить на вертел, если еще раз увидит на кухне. Несмотря на то что таверна принадлежала Десу, хозяйничала здесь Лу. Она даже запретила кормить пса местной стряпней, а Офелия в отместку дала ей прозвище: Кровожадина. И пусть о нем больше никто не знал, оно казалось более очевидным и подходящим для нее, чем имя.

Офелия скормила Бо кусок мясного пирога, умыкнутый из-под носа кухарки, а потом вывела пса на улицу, предусмотрительно воспользовавшись выходом через склад. На задворках было не разгуляться, зато тихо и безопасно. Бо приметил одиноко растущее дерево неподалеку от таверны – и бегал вокруг, словно заведенная механическая игрушка, а Офелия скучающе разглядывала неприглядную изнанку улицы. Повсюду валялись мешки с мусором, пустые ящики, вытащенные со складов, а у одной из дверей стояла полуразбитая деревянная бочка.

Мысли сами собой унеслись прочь из Хмельного квартала, из Пьер-э-Металя, прямиком в родной Лим с идеально ровными улочками, благоухающими цветами. Она путешествовала редко и прежде не задумывалась о разительных отличиях городов.

Когда-то эту территорию – от Южной гряды до Ледяных пиков – занимало одно государство. С развитием дорог и техники, позволяющей эти дороги преодолевать, путешественники стали замечать, как разнятся условия жизни в поселениях: у одних были плодородные земли, у других – полезные ископаемые, третьих спасала близость к морю, четвертым повезло оказаться на пересечении торговых путей, а кому-то приходилось довольствоваться ничем. Попытка поделить ресурсы и установить равенство привела к тому, что страна раскололась на отдельные города. Они стали злыми соседями, что рассорились из зависти, а затем обособились друг от друга – каждый на своем клочке земли.

Это была не открытая вражда, а тихая, зудящая ревность к чужим выгодам, с которой жители одних городов глядели на других. И не оказалось той объединяющей силы, способной примирить территории. Каждому соседу – своя власть. В местных управах не стремились к сплочению, поскольку в таком случае кому-то пришлось бы покинуть место на верхушке.

С фанатичной изобретательностью города старались быть особыми, не похожими ни на кого. Как рассказывал отец, даже архитектура домов подвергалась жесткой проверке, поддерживая идею придать своей территории уникальный облик. Проект могли отклонить из-за купольной крыши, свойственной столичным зданиям, или из-за бревенчатой конструкции, потому что так возводили дома на севере. В южных землях дома было принято красить в яркие цвета, от чего они выглядели будто игрушечные. Иногда отец часами сидел за чертежным столом, вздыхая и раздраженно бормоча себе под нос. Он говорил, что не понимает, как здание тюремщиков можно разукрасить, точно кукольный домик, если ему подходит только каменная серость. Но каменные дома принадлежали западу.

Города перестраивали и переименовывали. Пьер-э-Металь был скроен из камня и металла, а их родной Лим вылеплен из штукатурки и черепицы. Столица Делмар могла похвастать уникальными сооружениями из прибрежных и островных материалов: ракушечника и вулканического туфа. Каждый строил из того, что мог добыть. Бескрайние леса на севере дали древесину для Фористале, а Марбр получил название благодаря мрамору, превратившему улицы в монументальные лабиринты.

Города пытались перещеголять друг друга, и порой эти стремления доходили до абсурда. Отсюда произошли разные статуи Хранителя (в каждом городе он изображался по-своему), местные приметы, суеверия и праздники с их традициями. Страна превратилась в обломки, из которых не собрать целого.

Раньше Офелия жила на ярком осколке витража – в южном Лиме. Теперь же, поселившись в западных землях, она наблюдала серые улицы, собранные из камня и металла. Не город, а огромное здание тюремщиков. И лишь яркие клочки земли, приходившиеся на районы богачей, разбавляли общее уныние.

Вернувшись на чердак, чтобы оставить Бо, Офелия сразу поняла, что влипла, встретив хмурого Деса. При виде нее, временно пропавшей и внезапно обнаруженной, он скрестил руки, как будто собирался читать нотации. Не успела она что-либо сказать в свое оправдание, как в дверном проеме рядом с Десом нарисовалась взволнованная Флори.

– Где ты была? – выпалила она, и в этот момент голос у нее прозвучал точь-в-точь как мамин.

Офелия свалила всю вину на пса. Вынужденная прогулка могла сойти за уважительную причину, но не сейчас. Флори была вся на нервах, будто бы наэлектризована, – от нее разве что искры не летели. И казалось, что Дес с торчащими кверху черно-белыми прядями уже отхватил такой разряд, что волосы дыбом встали. Да, именно так он и выглядел, словно бы его ударило током, – весь дерганый и взъерошенный.

Быстро смекнув, что его присутствие здесь излишне, Дес поспешил скрыться. Уходя, он пообещал занести книги позже.

– Книги? – переспросила Офелия, а потом, когда сестра рассказала о своем плане, удивилась еще больше: – Ты будешь защищать Дарта в суде?

Флори неловко пожала плечами и отвела взгляд:

– Я предлагала эту роль Десу. Он отказался. Заявил, что оратор из него никудышный.

– Он просто верит в тебя. – Офелия улыбнулась, а потом добавила: – И я верю.

Флори пробормотала что-то невнятное и отлучилась в каморку с водогрейкой. Пусть сестра прятала лицо, все же от внимательной Офелии не ускользнуло, что глаза ее красные и опухшие от слез.

Вскоре Дес снова появился – вначале притащил многотомную стопку, а потом обед на большом подносе. При виде еды Офелия вспомнила, что не ела с самого утра, и с аппетитом принялась за овощной суп.

Флори не стала терять времени: расположилась на полу, окружив себя раскрытыми книгами, словно бы собралась проводить какой-то ритуал. Она порвала листы бумаги на узкие полоски, чтобы использовать их как закладки, а после взялась за изучение какого-то увесистого фолианта с желтыми трухлявыми страницами. Спустя время Офелия обнаружила сестру крутящейся то к одному, то к другому тому – как секундная стрелка на книжном циферблате.

От всякой помощи Флори отказалась, и Офелия вернулась на кухню таверны, где ей тут же нашли занятие – перебирать колотые орехи, из которых Сола готовила ликер. С ее скрытым талантом прозвище «стаканщица» приобретало другой смысл, о чем не преминул пошутить задира-разнорабочий.

Когда Офелия вернулась на чердак, комнату уже окутали сумерки. Единственный источник света – маленький керосиновый фонарь – стоял на полу. Флори лежала на животе, болтая в воздухе босыми ногами, и бубнила себе под нос, иногда замолкая, чтобы в задумчивости погрызть карандаш. Книг вокруг нее стало еще больше, а пол покрылся смятыми бумажками.

Флори почувствовала, что за ней наблюдают, и повернулась.

– Как дела на кухне?

Легкая улыбка коснулась ее уставшего лица. Офелия в ответ пожала плечами и сказала, что уже холодно лежать на полу. Тогда Флори сгребла в охапку записи, несколько книг, фонарь – и со всем этим добром переместилась на кровать.

– Есть результаты? – с надеждой спросила Офелия.

– Да, я исписала половину карандаша и истратила кучу бумаги.

– Думаешь, это поможет Дарту?

– Помогло бы, будь он продавцом в канцелярской лавке, – произнесла Флори с усмешкой, а в следующую секунду вновь стала серьезной.

– Тебе нужна помощь? Я могу рвать бумагу на закладки или искать нужную книгу… – предложила Офелия.

– Я сама, – ответила Флори, давая понять, что не нужно ее беспокоить.

Тогда Офелия затихла и легла в постель, понадеявшись уснуть и не мешать. Она долго крутилась с боку на бок, поправляла подушку, пинала ногами одеяло, закрывала глаза и считала овец. Встревоженное воображение превращало их в безобразных существ – пушистых, шарообразных, с бледными морщинистыми мордами, напоминающими смятую бумагу… Когда один из этих монстров потянулся, чтобы схватить ее за руку, Офелия вздрогнула и проснулась. В первые мгновения даже показалось, что кожа на руке зудит, будто и впрямь кто-то больно ущипнул ее.

– Эй, ты как? – спросила Флори, оторвавшись от записей.

– Просто страшный сон, – ответила Офелия и почувствовала, что в горле пересохло.

– Будешь ромашковый чай? Дес добыл для нас.

Офелия отказалась и достала из-под подушки книгу, решив, что чтение лучше горького чая, который почему-то нравится сестре. Судя по тому, как блеснули ее глаза, Флори сразу узнала обложку. Эту книгу из библиотеки Дарта Офелия прихватила случайно, когда в спешке покидала Голодный дом. Среди прочих вещей оказался и он – сборник легенд о безлюдях. Истории были короткими, Офелия осилила их за пару вечеров, а после перечитывала излюбленные отрывки. Ее не так интересовали безлюди, как сами легенды.

– Отдохни немного, а я тебе почитаю, – предложила Офелия.

Сестра не стала возражать и прилегла, закрыв глаза для пущей убедительности. Сколько страниц в свое время Флори прочла ей перед сном, а теперь настал черед Офелии. Она кашлянула и начала:

– Легенда об Озерном доме.

На берегу стоял прекрасный дом. Словно высеченный из камня, он возвышался над темной гладью озера, и отражение его было похоже на спину белого кита, заплывшего сюда из северных морей. Уже и не вспомнить, кто жил там и каждый вечер зажигал окна. Когда золотистый свет струился из витражей, дом служил маяком для рыбаков и лодочников. Никто не видел, как он появился на берегу, зато многие видели, как он исчез.

Белокаменный особняк с золотыми витражами полюбился не только людям, но и русалкам. Ночью озерные девы взбирались на пристань – и подолгу сидели, завороженно наблюдая за ним. Были в этом и радость, и горе. «Счастливец тот, – думали люди, – кто живет в доме, ради которого русалки выбрались на берег». И лишь немногие, кого можно считать мудрецами, качали головой, вздыхая: «Несчастен тот, кто получит любовь русалки, ибо нет силы прекраснее и разрушительнее».

Правы оказались мудрецы.

В одну из летних ночей, когда к берегу причалила последняя прогулочная лодка, гладь озера заволновалась сильнее обычного. Суденышки закачались на волнах, каких отродясь здесь не встречали. Вода забурлила, вспенилась, и длинные изящные тени закружили на самой поверхности. Русалки били хвостами по воде, выныривали и снова уходили на дно, делая волны все сильнее.

Едва испуганный люд сбежал с пирса, бурлящая вода накрыла его и разломала в щепки, устремившись дальше. Вскоре озеро разрослось до того, что обступило дом со всех сторон, обнажив камни на дне, похожие на клыки. Вода вымывала почву, словно отгрызала кусок за куском. А потом с дальнего берега поднялась волна, искрящаяся серебряным светом и объятая ореолом брызг. Когда она подошла ближе, люди разглядели в воде русалок. Они держались за руки, били хвостами, несясь к берегу на гребне.

Необъятная сила обрушилась на дом. Волна накрыла крышу, и несколько русалок перекатились по черепице на другую сторону. Другие вцепились крепкими руками в балконные балюстрады и стали раскачиваться на них, расшатывая здание, с дюжину русалок нырнули, чтобы толкать его снизу, а еще несколько накинули на шпили силки, сотканные из тины и рыбацких сеток.

Белокаменный дом сдался быстро. Русалки сдвинули его с места и спустили на воду, силками затащили в озеро. Зеваки смотрели, как целый дом исчезает в озерной пучине, пока последний из его шпилей не скрылся под водой.

С тех пор люди точно знали, что любовь русалок разрушительна, и передавали из поколения в поколение рассказ о доме на берегу. Пока в городе жили очевидцы той жуткой ночи, никто не решался потревожить покой русалок.

Велик страх перед правдой, но жалок страх перед легендами.

Спустя годы нашлись смельчаки, дерзнувшие отыскать украденный дом. У них были гарпуны, сети, подводная амуниция и недюжинная сила. Их прозвали русальими ловцами. Они спустили на озеро крепкие лодки, а за ними ушли под воду странные суда, похожие на дирижабли. Выследить подводный дом было куда проще, чем заметить саму русалку. Так, сами того не ведая, озерные девы накликали на себя беду.

Озеро, успокоившееся много лет назад, снова забурлило и вспенилось. Теперь русалки были не охотниками, а добычей. Их ловили в сети, настигали гарпунами и выбрасывали на берег, где связывали и закидывали в бочки, точно простых рыб.

Охотники не успокоились, пока не выловили всех до единой. Вода в озере покрылась серебристыми чешуйками от их хвостов. В ту же ночь ловцы погрузили бочки на полозья – и потащили по берегу, до самой реки, где их ждали торговые корабли.

Нажива – вот что волновало людей: тех, кто приплыл издалека для охоты, и тех, кто вылавливал сачками серебряные чешуйки, которые можно было обменять на еду и монеты. А про озерный дом все позабыли. С тех пор он покоится на дне – и нет в нем больше ни людей, ни русалок. Только тина да ил.

Глава 10

Судный дом

Дождавшись, когда Офелия снова уснет, Флори отправилась на поиски Деса. Они договорились наведаться в Голодный дом, чтобы взглянуть на Протокол лютенов и порыться в библиотеке. Флори не надеялась обнаружить там что-то полезное, просто хотела убедиться, что никакая мелочь не ускользнула от нее. Как оказалось, у лютенов важна каждая деталь, а иные ведут прямиком на виселицу.

Внизу было шумно и пахло отвратно – как во всех тавернах. Она не рискнула выйти в зал, полный народу, и скользнула на кухню. Из всех работников Флори знала лишь посудомойку Таю. Та согласилась позвать Деса – и спустя пару минут он появился на кухне: его рубашка куда-то исчезла из-под жилета, который теперь болтался на голых острых плечах.

Через склад они выбрались на задворки таверны, где стояла телега со специями, запряженная парой лошадей и охраняемая здоровяком Болом. На телегах в городе передвигались разве что мелкие торговцы, за пределами рыночных площадей превращаясь в невидимок. Это было куда неприметнее, нежели громыхать по ночным дорогам на ржавой колымаге.

За день солнце так прогрело воздух, что даже после заката он оставался теплым, как парное молоко. Впереди была долгая беспокойная ночь, поэтому Флори, пользуясь короткой передышкой, задремала, наслаждаясь легким ветром, разбавляющим настойчивый запах пряностей.

К Голодному дому они подъехали со стороны пшеничного поля. На улицах, где жили фермеры, никто не обратил внимания на повозку, да и время было позднее – местные уже закрыли ставни и затворили двери, чтобы никакая напасть не помешала им.

Телега миновала дом, свернув к дикой поросли. Прежде чем остановиться, Дес хотел проверить, не охраняется ли безлюдь. Убедившись, что следящих здесь нет, он бросил телегу неподалеку, привязав поводья к дереву. Флори похвалила Деса за предусмотрительность и, с трудом переступая затекшими ногами, заковыляла ко входу.

Оказавшись перед дверью, они столкнулись с запертыми замками. Ключа у них, конечно же, не было. Они потоптались на месте, Дес подергал ручку в надежде, что безлюдь впустит их, как впускал Дарта, реагируя на одно прикосновение. Очевидно, привилегия распространялась только на лютена, и все же Флори решила попытать удачу. Припав к двери, точно стремясь пройти сквозь нее, она мягко коснулась латунной ручки и прошептала: «Это я». С той стороны донесся глухой звук, служивший ответом. Невозможно было понять его, не зная безлюдского языка. В какой-то момент Флори померещилось, что холодный металл теплеет под ее пальцами. С резким щелчком замки открылись, и Дес присвистнул, будто фокус увидел.

Стены дома встретили их тревожным гулом. Неизвестно, что это значило, но вызывало беспокойство и вынуждало торопиться.

Они прошмыгнули к лестнице и двинулись на ощупь, не зажигая свет. Пару раз Дес чуть не упал, споткнувшись на ступеньках, а когда Флори шикнула на него, капризно ответил, что дом специально ставит подножки. В коридоре он обогнал ее, чтобы первым войти в библиотеку, как вдруг дверь толкнули с другой стороны. Встречи было не избежать: ни укрытия, ни запасного плана они не предусмотрели. В дверном проеме нарисовался силуэт в дымной завесе и так же нервно дернулся при виде двух теней, застывших перед ним. Флори почуяла знакомый запах сандала.

– Рин?!

– Ты чего здесь забыл? – задиристо бросил Дес.

– А вы? – Даже в шепоте домографа слышалось недовольство.

– Я первым спросил, – возразил Дес. Рин цокнул языком.

– Пришел, чтобы составить заключение по Голодному дому.

Флори улыбнулась: значит, он все-таки принял ее слова и собрался помочь Дарту. Вряд ли кто-то оценил ее одобряющий жест, потому что Дес и Рин уже успели заспорить.

– Ты что, не можешь просто так накарябать свои бумажки?

– Это подделка документов, – парировал домограф.

– Ты только и думаешь, что о своей репутации.

– У Флорианы понабрался? Придумал бы что-нибудь новенькое.

Она юркнула в библиотеку, а эти двое остались за порогом – и никак не могли замолкнуть. Дес удивлялся, что не видел автомобиля у дома, Рин самодовольно объяснял, что сообразил оставить его у водонапорной башни. Потом последовал вопрос, как он смог открыть дверь, если безлюдь не проявлял благосклонности к нему. Это Флори знала сама: в арсенале домографа были ключи от самых разных замков. Ключники из конторы позаботились о том, чтобы он мог попасть к любому безлюдю, а Рин для острастки распалил сандаловые благовония.

Флори взмахнула рукой, разогнав дым, и попыталась проверить ящик в темноте. Рин подоспел как раз вовремя и водрузил на стол керосиновый фонарь, прикрученный на минимум. Он давал совсем немного света, хотя его оказалось достаточно, чтобы перестать чувствовать себя беспомощной.

– Ищете Протокол? Вы его пропустили, – небрежно бросил Рин и отвернулся, будто бы хотел притвориться, что это сказал не он.

– Так помогите. Мне некогда играть в прятки, – огрызнулась Флори.

Рин подцепил двумя пальцами лист пергамента, изящным жестом достал его из вороха бумаг и положил на стол. Пробурчав «спасибо», она пододвинула лампу поближе, начала читать Протокол лютенов, но сосредоточиться ей мешал Рин, стоящий рядом.

– Вы, кажется, собирались заняться исследованием дома? – бросила она, намекая, что ему пора идти по своим делам, вместо того чтобы действовать на нервы.

Он помедлил с ответом и внезапно склонился к ней так близко, что Флори почувствовала его дыхание на своей шее.

– Пряности, – задумчиво прошептал Рин, втянув носом воздух. Она хотела объяснить, что ее одежда пропахла перцем и специями по пути сюда, однако его интересовало совсем другое: – Как вы открыли дверь?

– Безлюдь… узнал меня.

Ответ его устроил. Не говоря больше ни слова, Рин отстранился, вслед за тем волна жара отхлынула от лица Флори, и она смогла вернуться к изучению Протокола.