Безлюди. Одноглазый дом

Вопреки ожиданиям это оказалась обычная бумажка, похожая на инструкцию: сухой язык, пронумерованные пункты и внизу печать, изображающая скрещенные шестеренку и ключ – знак домографа. Помимо того что лютенам запрещалось создавать семьи, вступать в брак и предавать свое одиночество, им также не дозволялось бросать безлюдя более чем на сутки; поручать кому-то ремонт дома, поскольку «безлюдь не терпел рук чужаков, а доверял лишь своему лютену». Было еще множество пунктов, раскрывающих обязанности лютенов, и запретов, которые прилагались к службе.

– Зачем столько правил? – спросила Флори.

– Это сдерживающий фактор. – Рин пожал плечами. – Лютены должны понимать, что не просто живут в безлюдях, а находятся на службе.

– А казните вы их тоже ради служебной дисциплины? – встрял в разговор Дес.

– Будь ты лютеном, попал бы на виселицу в первый же день, – отразил Рин, но на справедливый вопрос так и не ответил, чем практически признал абсурдность давних устоев.

Подземные ходы упоминались в Протоколе как символ взаимосвязи всех безлюдей и предназначались для лютенов – посторонних туда не пускали. Прочитав об этом, она почувствовала укол вины, потому как нарушала правило дважды. Протокол заканчивался предупреждением, что грубое нарушение правил, изложенных на первой странице, приравнивается к предательству и карается смертью через повешение. Флори передернуло.

Дождавшись, когда она дочитает, Рин поделился своими планами:

– За ночь я исследую материал и подготовлю заключение к утру.

– Материал? – переспросила Флори. Тонкости работы домографа были ей неизвестны даже после штудирования книг.

– Соскоб со стен, замеры вибрации, запись сверхвысоких звуковых волн… Все нужно исследовать в лаборатории. Или вам казалось, что домографы – ясновидящие?

– Мы уже давно сошлись на том, что я невежда. А вы до сих пор удивляетесь.

Рин проигнорировал ее подколку и с прежней серьезностью продолжил:

– Я надеюсь дать положительное заключение, а пока нашел документ, который поможет. – Рин протянул ей уже знакомый конверт, где лежал официальный отчет о совете лютенов, проходившем в Голодном доме. – Бумага подписана всеми, кто присутствовал. И здесь ни слова о подозрениях или недоверии к Дарту. Нужно было сразу предоставить его суду, но мне не хватило времени, чтобы взвесить каждое решение.

Она приняла конверт и, подхватив фонарь, деловито отправилась проверять библиотечные полки.

– Собираетесь выиграть у следящих в жонглировании фактами? – почти с издевкой спросил Рин.

– Нет, – бросила она, даже не посмотрев в его сторону, – готовлю запасной план, если ваш снова провалится!

Из коридора послышались одобрительные аплодисменты от Десмонда. Больше Рин не предпринимал попыток заговорить с ней. Да и задерживаться здесь не стоило. Флори подхватила с полок пару любопытных экземпляров о судебной практике и поспешила прочь.

Едва они покинули дом, дверь захлопнулась и сама закрылась на замки. Убедившись, что все в порядке, трое ночных гостей отправились к своему транспорту. Домографа ждал роскошный автомобиль, а Флори и Дес могли рассчитывать лишь на телегу, груженную специями.

На обратном пути Флори поймала себя на том, что нервно кусает губы, рассуждая об одной странной вещи, выпадающей из общей картины, и решила обсудить ее с Десом. Все-таки он был другом Дарта и многое знал о его жизни.

Флори забралась на мешки, придвинувшись к Десу поближе.

– Слушай, – начала она бойко, – если лютены должны сохранять одиночество, как получилось, что Дарт и Лиза…

Дес перебил ее коротким смешком:

– Фло, ну ты как маленькая. Можно быть вместеиногда, оставаясь одиночками. Поэтому лютены часто выбирают кого-нибудь из своих. Так в два раза больше мотивации не загреметь на виселицу.

– Ужасно, – фыркнула Флори.

– Практично, – исправил Дес.

Чуть погодя он рассказал о легенде, что подземные тоннели построили именно ради таких встреч, чтобы лютены могли незаметно ускользать друг к другу, а потом возвращаться к своему безлюдю кратчайшим путем.

– И зачем я заговорила об этом… – проворчала она.

– Да, лучше бы напрямую спросила у Дарта, есть ли у него подружка.

– Как раз для этого я и пытаюсь спасти его от виселицы, – едко ответила Флори, чувствуя нервное покалывание в кончиках пальцев.

Дес заливисто засмеялся в ответ, убедив ее в том, что сказанное им было просто шуткой.

Чем больше Флори размышляла, тем меньше верила его россказням. Нигде такого не упоминалось, а ведь за минувший вечер она прочитала всю доступную информацию о службе лютенов в разных городах. Легенды были мрачными, жестокими и пугающими. Например, в Хафне лютенов превратили в настоящих затворников, запретив им покидать дома, из-за чего многие потеряли рассудок. Отсюда, вероятно, и пошел слух, будто лютены одержимы демонами, а сами безлюди сводят с ума. В некоторых западных городках явление «живых домов» понимали буквально: по местным поверьям, лютенами становились неупокоенные души тех, кого замуровали в стенах. В Марбре лютенов стали клеймить после того, как участились побеги; отпечаток раскаленного ключа на щеке было трудно спрятать, и дезертиры легко попадались. В столице клеймо заменили вживлением ключа под кожу, что укрепило связь лютена с безлюдем. Однако во время реформы жуткое правило упразднили, а всех оключенных избавили от куска металла в груди. Флори вычитала об этом в архивных газетах. В прессе Делмара того реформатора восхваляли как благодетеля и покровителя лютенов, а по версии репортеров из Пьер-э-Металя он был выскочкой, поправшим давние законы ради наживы. Каждый писака рассчитывал угодить местным властям и не скупился на определения, начиная «легендарным» и заканчивая «гнусным».

Любую из легенд Флори могла бы принять за правду, в отличие от истории, где тоннели проложили, чтобы организовать досуг лютенов. Автор сей небылицы как-то подозрительно хихикал всю дорогу и умолк лишь тогда, как они въехали в Хмельной квартал. В поздний час здесь стоило вести себя осторожно, не привлекая внимания пьяных и веселящихся компаний. Флори забилась в угол и не высовывалась до тех пор, пока телега не остановилась на задворках.

Поднимаясь на чердак, Дес предложил выпить чаю, чтобы согреться после ночной поездки. Флори отказалась; у нее было много дел, а время стремительно утекало. Она вернулась к бесчисленным записям и еще долго колдовала над ними: перечитывала, зачеркивала, исправляла, заучивала наизусть… Уже стало светать, когда Флори прилегла вздремнуть, а проснулась с чугунной головой и дрожью в теле.

Дурное предчувствие ныло в груди с самого утра и начало сбываться, едва они прибыли в Судный дом. Рин опаздывал, чего с ним никогда прежде не случалось. Дес нервничал, пару раз отлучался, чтобы проверить главную дорогу, и возвращался без новостей, но с ругательствами. Он уже не верил, что домограф явится, а Флори продолжала надеяться: когда до начала заседания оставалось полчаса… десять минут… и даже когда всех завели в зал.

Заняв свое место, она стала перебирать бумаги, сложенные на коленях. Дес крутился рядом, пытаясь разглядеть Рина в толпе, и его суета раздражала не меньше, чем отсутствие главного доказательства защиты. В конце концов Флори поймала Деса за край жилета и поручила достать это треклятое заключение – с домографом или без. Десмонд кивнул и скрылся, оставив ее совершенно одну, от чего наступила такая тревога, что дышать стало трудно.

Когда в судебном зале появился Дарт, Флори с облегчением отметила, что в нем не осталось ничего от вчерашнего грубияна, заставившего ее усомниться в своем решении. Однако она все-таки не отступила и теперь ловила его взгляд, брошенный в толпу, кляла охранников, которые грубо толкали к лестнице, и завороженно наблюдала за тем, как ловко он взбирается в подвесную клетку. Даже оковы на запястьях не мешали его легким, отточенным движениям, напоминающим акробатов с их невероятными трюками под куполом цирка.

Гул голосов был похож на жужжание пчелиного роя, но грохот дверей прихлопнул этот навязчивый звук. В зале появилась вся судебная процессия во главе с рассудителем. Дождавшись, пока все рассядутся и затихнут, он открыл книгу, чтобы зачитать заунывную речь. После заговорил следящий: в его жестах и голосе было столько напора и мощи, что каждый аргумент звучал ударом молота, и Флори постепенно теряла воинственный настрой, все крепче сжимая бумаги.

– Обвиняемый вступил в открытый конфликт с Аро. Его видели по пути к Паучьему дому, а в самом безлюде нашли пуговицу от его костюма, от которого он, очевидно, избавился…

Из всех присутствующих только Флори знала, кто на самом деле сделал это. Как бы она ни злилась на Рина, он приложил немало усилий, чтобы помочь Дарту: предупредил об угрозе, увез их, назначил ее переписчицей и даже уничтожил важную улику. Где же он пропадал сейчас?

Следящий продолжал вколачивать слова, как гвозди.

– Накануне своей смерти Сильван повздорил с обвиняемым. Трактирщик подтвердил побои, а случайный прохожий видел, что за жертвой следили, и также опознал Даэртона. И пусть госпожа Гордер свидетельствовала, что подсудимый никуда не отлучался в ночь убийств, мы должны опираться на факты. – Следящий воздел указательный палец вверх. – Здесь я напомню о первой жертве – Мео из Дома-на-Ветру. Его труп обнаружил именно Даэртон. Во всех трех случаях он оказывался рядом и был как-то связан с жертвами.

Флори вспомнила вечер, когда Дарт обнаружил тайный ход в подвале их дома, а несколько часов спустя там убийца и настиг бедного Мео. Еще тогда она бы поверила во все обвинения, но теперь многое изменилось. Возможно, их объединило приключение в Паучьем доме или признание Дарта о сущности его странной, неуправляемой силы. Возможно, Флори чувствовала вину перед ним: из-за нее Дарт оказался в Паучьем доме, из-за них с Офелией нашел в подвале убитого лютена; и по ее глупости ему теперь грозила виселица.

– Мои доводы подкрепляет и тот факт, – говорил следящий, – что характеристика обвиняемого в корне негативная. Неоднократно его задерживали за хулиганство, а другие лютены описывали его как вспыльчивого, неуравновешенного человека с мутным прошлым. Особого внимания заслуживает один странный инцидент: после ссоры с ним его обидчик бесследно исчез. Чего еще не хватает в этом списке? Нарушения главного правила Протокола. И его подтвердила сама госпожа Гордер, назвавшись невестой Даэртона. Очевидно, этот секрет он и пытался скрыть, убивая тех, кто мог его изобличить. Что же мы имеем в итоге? Должностное преступление, помноженное на три-четыре жестоких убийства. Кто-нибудь верит в такие совпадения?

Следящий сделал многозначительную паузу, оглядев зал, точно пытался убедить каждого. Когда его взгляд добрался до Флорианы, она решительно поднялась со скамьи.

– Господин рассудитель, разрешите? – Человек в красном встрепенулся, не ожидая, что кто-то к нему обратится. – Я бы хотела донести до суда несколько важных фактов.

Он скептически покосился на кипу бумаг в ее руках, но позволил пройти к трибуне.

– Я здесь не ради подсудимого, а ради безлюдей, – начала Флори дрожащим голосом и замолчала, чтобы унять волнение. Пауза получилась почти театральной. – Нам важно найти преступника, потому что у нас есть подозрения, что на безлюдей охотятся.

Флори покосилась на лютенов и отметила, как они встревожились, услышав истинную причину преступлений, о которой все предпочитали молчать.

– Что за странные доводы, госпожа Гордер? – вмешался следящий. – Вы не горъюст, а простой свидетель.

– Я работник домографной конторы и имею полное право говорить о безлюдях, – отчеканила она и взглянула на рассудителя, чтобы получить от него одобрение. Когда он кивнул, Флори продолжила: – В последнее время вокруг безлюдей наблюдается подозрительная активность. Мы полагаем, что именно дома являются целью, а убитые лютены – средством для захвата подземных тоннелей.

– Это пустые домыслы, – прошипел следящий.

– Попробуете их оспорить? – Флори с вызовом взглянула на него. Обвинитель стушевался от неожиданной напористости, и она использовала момент, чтобы перехватить инициативу: – Для начала будьте любезны объяснить логику убийцы, коим вы считаете Даэртона. Например, зачем ему шпионить за Сильваном, если он и без того знал, где живет лютен, и имел доступ к тоннелям?

По лицу следящего заходили желваки. Каменная уверенность дала трещину.

– В Паучьем доме найдена пуговица. И лютина из Дома циркача подтвердила, чья это одежда.

– Никто не отрицает, что Даэртон был там. Он мог просто обронить ее, когда приходил со мной. На вашей форме тоже не хватает одной пуговицы, но это не делает из вас убийцу, не так ли?

Следящий спохватился и опустил глаза, чтобы проверить, все ли пуговицы на месте. Его камзол был безукоризненно аккуратен, но этой уловкой Флори надеялась отвлечь внимание.

– Обвинения в убийстве Мео также выглядят необоснованными, – начала она, но следящий уже отлип от своей дражайшей формы и снова ринулся в бой.

– Свидетели утверждают, что Мео был правой рукой домографа. А лютина из Дома циркача заявила, что обвиняемый стремился занять его место, очевидно надеясь на поблажки в правилах Протокола.

– Тогда почему эта лютина еще жива? Раз она знала секрет Даэртона, почему он не убил ее первой?

Лиза со скамьи громко ахнула, и ее точеное личико исказилось испуганной гримасой. Порция страха была слишком легкой платой за предательство Дарта.

– Возможно, потому что и не было никакого секрета? – подсказала Флори.

– Вы же сами назвались его невестой!

– Я рассказала правду, даже осознавая, чем это может обернуться. Лучше честно признаться в нарушении устаревших правил, чем поставить на себе клеймо убийцы!

– Вы хотите оспорить Протокол? – с прищуром спросил следящий.

– Я пытаюсь донести, что правила в нем устарели. Мы не можем защищать права безлюдей, ущемляя права лютенов.

– Это демагогия.

– Это называется справедливостью, если вы не знаете, – ответила Флориана и сама удивилась, как жестко прозвучал ее голос. – Мы заключаем лютенов в четырех стенах, обрекаем их на одиночество, – и зовем это службой. Мы связываем их правилами и грозим казнью, чтобы они были послушными зверьками в клетках, хотя Протокол не имеет никакой силы. Те, кто зовется в нем собратьями, на поверку оказываются кучкой озлобленных людей, готовых загрызть своего.

Изящным жестом картежника-шулера она достала из кипы бумаг несколько скрепленных листов.

– Вот отчет о совете лютенов. Он состоялся несколько дней назад в Голодном доме. Присутствовали все. Взгляните, господин рассудитель. – Флори передала документ через помощника и вернулась за трибуну. – В суде лютены утверждали, что опасались Даэртона и подозревали его. Тем не менее это не помешало им прийти в Голодный дом. Никто из них не обратился к домографу с подозрениями – ни до, ни после совета. А при обсуждении трагедии ни один лютен не обвинил самого Даэртона в убийстве.

Тучный Франко поднялся со скамьи, явно желая возразить, но прежде, чем он успел издать хотя бы звук, Флори твердо заявила:

– Отчет заверен подписью каждого лютена, поэтому бесполезно оспаривать его содержимое. Вы все, – она обвела взглядом кучку растерянных лютенов и лютин, – уже подтвердили, что согласны с написанным.

Внезапно Франко издал судорожный вздох, схватился за горло и грузно опрокинулся назад. Толпа позади него расступилась, и он рухнул на пол, проломив собой скамью. В зале поднялась суматоха и взволнованный шум, не стихавший, пока охранники не унесли лютена прочь. Был это настоящий приступ или Франко притворялся, чтобы помешать ей, – Флори не знала, зато видела, как зол следящий и обескуражены лютены. Многие из них, лишившись мест, сгрудились у стены, перешептываясь и хмуро переглядываясь.

Рассудителю пришлось долго успокаивать зал, чтобы Флори смогла продолжить.

– Пять лет назад в Делмаре началась реформа. Местный делец создал ферму безлюдей и первым доказал, что безлюди – не монстры, чьи пасти жаждут жертв, а особая организация жизни, способная принести блага. В тот же год правила Протокола упразднили, а лютены получили свободу. Теперь они – не рабы, а помощники, им дозволено заводить семьи и жить за пределами безлюдей. Вот где кроется истина. Этот суд – о ценности безлюдей, на которых сейчас охотятся в Пьер-э-Метале, и о лютенах, чья преданность службе не измеряется степенью их одиночества.

– Госпожа Гордер, – выплюнул обвинитель, всем своим видом выказывая пренебрежение к ней, – мне понятны ваши стремления и озабоченность вопросом семьи. Это ваш профиль, не так ли?

У Флори задрожали колени, горечь подступила к горлу, мешая вымолвить хотя бы слово. С самого начала следящий знал, кто она, и сейчас, чувствуя превосходство над ней, с циничной усмешкой спросил:

– За что вас арестовали полгода назад?

Она не успела ничего ответить, поскольку ее перебил крик.

– Эй, кто-нибудь, помогите! – жалобно завопили откуда-то сверху. Все обратили взгляд к клетке, где Дарт размахивал руками. Металлические браслеты по-прежнему сковывали его запястья, но хвосты разомкнутой цепи свободно болтались на них. – Мне дали какие-то неправильные кандалы. Можно заменить? Иначе я протестую.

Охранники засуетились, а публика разразилась смехом, приняв происходящее за часть представления. На дальних рядах люди вскочили с мест, чтобы не пропустить яркое зрелище, и в этой неразберихе никто не заметил, как в зале появился Рин.

– Вы подготовили заключение? – выпалил рассудитель, едва не выпрыгнув из своего красного плаща, чем снова привлек внимание зрителей. Смешки тут же стихли.

– Безусловно. Как вы и требовали.

Рин лично передал ему документы с почтительным кивком и встал за трибуну, потеснив ошарашенную и все еще напуганную Флори. Когда на лице рассудителя появилось заметное облегчение, она поняла, что ей позволили выступать по одной причине: суд ждал заключения от домографа и просто тянул время. Вся ее речь была для суда пустой пробкой, чтобы заткнуть брешь.

– Позвольте пояснить, – учтиво обратился Рин и, получив одобрение рассудителя, продолжил: – Поскольку безлюди остро чувствуют одиночество человека, они помогают определить исполнение Протокола. Лютен может соврать, утаить факты, но не обмануть чутье безлюдя. Это позволяет принимать показания безлюдей за непреложную истину. Согласно заключению о состоянии Голодного дома, безлюдь подтверждает одиночество своего лютена.

– Откуда же взялась невеста?! – отчаянно вскричал следящий, всплеснув руками.

Флори тут же нашлась что ответить:

– Видимо, я заблуждалась. Даэртон мне ничего не обещал, а я выдала желаемое за действительное. Это так наивно, простите.

Вдогонку она скорчила гримасу девушки, разочаровавшейся в собственных ожиданиях. По залу прокатились издевательские смешки. Рин тут же пресек излишнюю вольность зрителей:

– Меня задержал звонок от службы Опаленных. Они сообщили о поджоге Ползущего дома.

Толпа зашумела, и голоса быстро разнесли новость: на безлюдя напали. «Охотник вернулся», – шептались вокруг. Мысль, посеянная в их головах речью Флорианы, уже проросла новым страхом. Кто-то из лютенов в панике бросился к дверям, однако охранники не позволили никому покинуть зал до объявления приговора. Рассудитель спешно удалился со всей свитой, куда попал и домограф.

Прежде чем уйти из-за трибуны, Флори бросила мимолетный взгляд на Дарта и от неожиданности вздрогнула. Он смотрел прямо на нее. Лицо его выражало смесь из самых разных эмоций: от радости до смятения. Ей хотелось ответить улыбкой, поблагодарив за разыгранный спектакль, но она сдержалась и поспешила на место.

Все то время, пока рассудитель раздумывал над решением, Флори пыталась совладать с тревогой. Наконец в зал вернулась вся процессия. Среди них по-прежнему находился Рин – по его лицу невозможно было предугадать вердикт, и следящий, чье бледное синегубое лицо красноречиво говорило об исходе.

Рассудитель откашлялся и начал читать с листа:

– Опираясь на заключение домографа и все озвученные факты, в том числе то обстоятельство, что сегодня нападение на безлюдя повторилось без участия обвиняемого, я выношу оправдательное решение. Опустите клетку, сбросьте оковы.

Дыхание у Флори перехватило, и она едва не заплакала от радости, наблюдая, как скрипучий ржавый механизм ворочает цепи, опуская клетку. Очевидно, устройство использовали редко, поскольку мало кто уходил отсюда невиновным, но сегодня Дарту удалось это.Им удалось. С объятиями к нему бросилась Бильяна – единственная не предавшая его лютина. Другие лютены не знали, как вести себя после того, что наговорили в суде, и поспешили скрыться.

Флори поступила так же: растворилась в толпе и ускользнула из зала. Любопытные и осуждающие взоры едва не прожгли ее платье. Для присутствующих Дарт больше не был преступником, а вот она так и осталась легкомысленной девицей, связавшейся с лютеном.

Оказавшись на улице, Флори отделилась от людского потока и юркнула в арку, ведущую к руинам разрушенного здания. Вряд ли кто-то додумался бы свернуть с основной дороги и пойти этим путем. В задумчивости она крутила металлическую пуговицу на лифе, медленно шагая вдоль каменной стены. Кладка еще сохранилась и кое-где поросла мхом. Рассматривая руины, Флори услышала за спиной шаги. Неизвестно, как Дарт нашел ее; возможно, все это время следовал за ней или случайно заметил.

– Не успел поймать тебя в зале, – с виноватой улыбкой сказал он.

– В твоих интересах держаться от меня подальше. Так что в таверну лучше вернуться по отдельности, – спешно проговорила Флори и собралась уйти, но Дарт остановил ее вопросом:

– Ты и вправду так считаешь? Что лютены – это послушные зверьки в клетках.

В его голосе слышалась обида. Значит, Дарт пошел за ней, чтобы защитить свое ущемленное самолюбие? На миг Флори пожалела, что помогла ему; нужно было оставить его за решеткой, чтобы у Дарта не было сомнений: именно таким его и представляют. Диковинным зверьком. Газетчики потешались над ним, горожане считали суд лютенов развлекательным зрелищем, а охрана охотно держала его в клетке. Разве этого недостаточно, чтобы понять, каково положение лютенов в обществе?

Пока она, ошеломленная вопросом, стояла перед ним, Дарт оказался совсем близко, преградив дорогу. Ему был нужен ответ, и он получил, что хотел.

– Да, я так считаю.

– И все равно хочешь стать домографом, который держит ключи от наших клеток?

– Я хочу стать домографом, который откроет эти клетки, – тихо сказала Флори. Лицо Дарта изменилось: разбитая губа дрогнула, нахмуренные брови причудливо изогнулись.

– Твоя речь в суде была прекрасна.

– Как и твой фокус с оковами.

– Зачем было так рисковать? Следящий чуть тебя не поймал.

Флори пожала плечами как можно небрежнее, словно пережитое было для нее пустяком:

– Ты столько раз помогал нам, что я не могла оставить тебя в беде. Извини, что вначале получилось наоборот.

– Но ты пошла до конца. Почему?

Его настойчивость начинала раздражать. Флори попыталась обойти Дарта, однако тот уперся рукой в стену, преградив путь к отступлению. Она воинственно отмахнулась от него кипой бумаг, а он и глазом не моргнул.

– Что ты хочешь услышать от меня, Дарт?! Я помогла тебе, потому что ты мой друг! Доволен?

Легкая улыбка коснулась его губ.

– Рад, что перестал быть для тебя психом и нахалом.

– Ты иногда им остаешься, – скептически заметила Флори.

– Кстати об этом. Извини за вчерашнее. – Неловкая пауза. Судорожный вздох. – Просто хочу, чтобы ты знала: я бы не посмел…

– Знаю. Поверь, я умею отличить притворство от серьезного намерения.

Она улыбнулась с горечью, ловко нырнула ему под руку – и ушла, оставляя Дарта в недоумении. Пусть он целиком состоял из загадок и тайн, но у нее их тоже предостаточно.