Безлюди. Одноглазый дом

– Я так не думаю, – отрезала она, уходя. Дес засеменил следом, приговаривая:

– Ну почему же? Из нас получится чудесная пара. Я – человек, ты – тоже, мы просто созданы друг для друга.

Не зная, куда деться от навязчивого ухажера, она сбежала на кухню, однако Офелия, украдкой поглядывающая на них, ничуть не смутила Деса. Пытаясь скрыть неловкость, Флори притворилась, что проверяет кладовую, хотя еще вчера убедилась, что полки пусты. Ей пришлось перебить Деса, вещающего что-то об одиноких сердцах, и попросить его пополнить запасы еды. Он расценил это как шанс поухаживать и охотно согласился помочь.

Когда Дес ушел, весь дом облегченно выдохнул. С наступлением долгожданной умиротворяющей тишины Флори вспомнила, что хотела закончить вышивку на салфетках, и отправилась в мастерскую. Вскоре выяснилось, что в стеклянной комнате жарко, как в духовом шкафу, и долго здесь не высидеть. Тогда Флори перебралась на улицу и с наслаждением устроилась в тени, прямо на ступеньках. Живя внастоящем доме, она частенько сидела на крыльце с альбомом или пяльцами, и сейчас воспоминания нахлынули на нее неудержимым потоком. Погруженная в работу и свои мысли, она потеряла счет времени. Иногда к ней заглядывала Офелия – то с книгой, то со стаканом воды, то на пару с Бо. Всякий раз Флори отвлекалась, пропускала стежок, сбивалась и вздыхала. Когда дверь за ее спиной хлопнула громче обычного, она вздрогнула и, уколов палец иголкой, болезненно ойкнула.

– Извини, что напугал. Ты в порядке? – Дарт уселся рядом. Выглядел он намного лучше, чем утром: на щеках проступил здоровый румянец, с губ сошла синева, а глаза заблестели, словно кто-то зажег в них огонь.

– Привычное дело. – Флори невозмутимо пожала плечами. Как ни осторожничай с иголкой, а все равно когда-нибудь уколешься.

Они обменялись парой любезных вопросов и надолго замолчали, каждый занятый делом: она вышивала, но уже не так сосредоточенно, а он с отрешенной задумчивостью гладил Бо, который умостился между ними, рассчитывая на внимание обоих. В конце концов пес требовательно ткнул Флори под локоть, а потом зафырчал.

– Хочешь, чтобы я погладила тебя, малыш? – Она отвлеклась от вышивки и потрепала его за рыжее ухо. Пес был слишком обеспокоен, чтобы лежать смирно, и снова ткнул мокрым носом ее руку.

– Кажется, он учуял что-то в твоем кармане. – Дарт лукаво улыбнулся. – Ты там печенье прячешь?

Бо привлекло совсем другое: ключ. С тех пор как тот странным образом попал к ней, Флори ни разу не вспоминала о нем, но сейчас вновь ощутила тяжесть металла в кармане и невольно потянулась к нему. Бо утробно зарычал, не сводя с нее круглых, как пуговицы, глаз, и пришлось показать, что спрятано в кармане. Едва она раскрыла ладонь, Дарт выпалил:

– Ключ от безлюдя?! Где ты его взяла?

Открытие, чем оказался подарок старой незнакомки, ошеломило Флори. Странным образом воспоминания о той встрече размылись, а теперь стали приобретать былую четкость.

– На днях я встретила на рынке пожилую женщину, и она…

– Проклятье, – сквозь зубы процедил Дарт. – Паучиха!

– Паучиха? – переспросила Флори, словно ослышалась.

– Лютина из Паучьего дома. Учуяла вас на совете.

Значит, вот кто околачивался тогда перед дверью. Флори слышала голос и узнала бы его после, не будь Паучиха лютиной, способной менять облик.

– Зачем ты взяла у нее ключ?

– Она предложила убежище, а я подумала, что отказываться от помощи невежливо.

Флори попыталась оправдаться, но быстро смекнула, что Дарта этим не убедить.

– И ты поверила первой встречной?

– Да! – воскликнула она. – Поверила, как и тебе. Ты ведь тоже был для нас «первым встречным». И как думаешь, кто вызывает больше доверия: милая старушка или полоумный лютен?

Флори закончила свою тираду усталым выдохом, как будто истратила на пререкания последние силы. Дарта задели ее слова. Опустив глаза, он повертел в руках ключ, ставший причиной их раздора. Между ними повисла напряженная пауза. Флори не решалась заговорить первой. Спустя несколько минут Дарт протяжно вздохнул и спросил:

– Знаешь, что значит принять ключ от безлюдя?

Флори покачала головой.

– Ты согласилась прийти в Паучий дом.

– Внемлю твоему совету и не пойду туда, – заявила она с сарказмом. – Доволен?

– Тогда безлюдь сочтет, что ты оставила ключ себе, а так делают тольколютены, – здесь Дарт выдержал многозначительную паузу, а потом заключил: – Если не хочешь навечно поселиться в Паучьем доме, то идти придется.

Флори стало неловко, что она, такая мнительная и придирчивая с Дартом, так легко доверилась Паучихе. В сравнении с этой постыдной ошибкой посещение Паучьего дома виделось сущим пустяком.

– Нам нужно идти прямо сейчас, – голос Дарта вывел ее из оцепенения.

Второпях Флори отнесла корзинку с рукоделием в спальню, где застала Офелию за чтением. Узнав о том, что случилось, Фе чуть не выпрыгнула из платья от удивления.

– Опять бросаете меня одну?! – фыркнула она вслед.

Спускаясь по лестнице, Флори услышала из кухни недовольные возгласы Деса. Он только что вернулся и узнал, что остается приглядывать за Офелией и безлюдем. Его голос всегда был звонким и резким, а сейчас, преисполненный возмущения, вызывал головную боль. Негодование Деса состояло из трех этапов: вначале он раскричался, потом перешел на ворчание, а в завершение просто насупился, как ребенок. Затем к нему добавилась еще одна недовольная гримаса. Офелия обижалась, что снова уходят без нее, и даже не задумывалась о том, что Флори с радостью обменяла бы свои приключения на спокойный вечер в доме.

Но они давно утратили и дом, и спокойствие.

Дорога в город пролегала через пшеничное поле и ныряла в застроенные кварталы. Шагая вслед за Дартом, Флори попыталась выведать, что ждет их в Паучьем доме.

– Странно, что ты не знаешь историю безлюдей, – ответил он, снова корча из себя умника.

– Я приезжая. У нас все по-другому.

– По-другому? – переспросил Дарт, и его губы, всегда готовые к насмешливой улыбке, дрогнули. – У вас ходят на руках? Дома строят людей? Реки текут вспять?

Он продолжал подтрунивать над ней с каким-то особым азартом, точно ждал, что она сорвется. Флори ничего не ответила и отвернулась, делая вид, что пшеничные колосья интереснее, нежели остроумие ее спутника. Спустя несколько минут молчаливого шествия Дарт примирительно спросил:

– И что там, в других городах? Я никогда там не был… и вряд ли буду. Протокол запрещает лютенам покидать место службы.

Он сказал это легко и смиренно, безо всякого сожаления, в то время как для Флори заточение в Пьер-э-Метале было мучением. Из этого города, как из тюрьмы, она отчаянно рвалась на свободу.

В ее родном Лиме безлюди появлялись редко. За домами следили, не позволяя им подолгу оставаться в запустении, и согласовывали каждый переезд жильцов – так городская служба Удержателей контролировала популяцию безлюдей. Конечно, случались просчеты, и тогда кое-где, на окраинах, возникал новый безлюдь, присоединяясь к числу домов под управлением домографа. Он справлялся без помощи лютенов, подземных тоннелей и служебных протоколов.

Флориане приходилось иметь дело с Удержателями: с этими цепкими, нудными, точно зубоврачебная дрель, пронырами, одними из тех, кто помешал им вернуться внастоящий дом. Они задержались в Пьер-э-Метале не более чем на месяц, занятые похоронами, наследством и бумажной волокитой. За это время вездесущие Удержатели прознали, что дом пуст, и поставили его под надзор. Все закончилось тем, что городская управа досрочно расторгла договор аренды и выставила сестер за дверь. «Дом вверялся семье Гордер, а вы уже не семья», – заявили им.

Флори осеклась и затихла. Она не знала, зачем рассказала Дарту не только о безлюдях в Лиме, но и о том, как у них отобрали дом.

– Раз они так пекутся о том, чтобы дома оставались жилыми, почему упрямятся сейчас?

– Нам готовы продать его, если мы заплатим Удержателям неустойку. Сумма неподъемная, продажа дома в Пьер-э-Метале не покроет и половины.

Разговоры о доме вызывали у нее странные чувства: сложно было держать тревожные мысли в себе, ими хотелось поделиться, но когда Флори касалась этой темы, становилось еще тяжелее.

– Если хочешь быть домографом, тебе придется вызубрить биографию местных безлюдей, – назидательно изрек Дарт.

Флори уже собралась признать его замечание справедливым, но тут сообразила: она не рассказывала ему о своих стремлениях.

– С чего ты взял?

– Что ты метишь в домографы? – небрежно переспросил он и бросил на нее хитрый взгляд. – Ты знаешь о безлюдях больше, чем остальные горожане, постоянно расспрашиваешь о них и до сих пор не сбежала, хотя не доверяешь мне. Твое любопытство сильнее предосторожности.

Услышав правду о себе, она разозлилась. Дарт с такой легкостью разоблачал ее, будто читал мысли.

Незаметно они дошли до района, названного Цветочным Гротом. Одинаковые каменные домики, жмущиеся друг к другу, и впрямь напоминали стены пещеры, а увитые плющом арки, соединяющие крыши, были ее сводами.

– Я знаю о безлюдях из книг о градоустройстве, – продолжила Флори чуть погодя. – Там лишь короткие заметки и редкие упоминания, но этого хватило, чтобы я решила стать домографом. Папе идея не нравилась, он считал, что бродить по заброшенным домам опасно, тем более для меня.

– Вздор какой! – воскликнул Дарт, и его голос эхом отразился от каменных стен. – По-моему, работать с избалованными детишками куда опаснее, чем с безлюдями. М-м, что скажешь?

Он подмигнул, Флори улыбнулась в ответ. Даже после учебы в академии она не свыклась с мыслью, что учить рисованию – ее призвание.

– Скажу, что мы оба знаем, каково это: чувствовать себя не тем, кто ты есть.

Глаза Дарта вмиг потускнели, и по тому, как он смутился, она поняла, что задела его за живое. Возникла тишина, прерываемая стуком камешков, попадавших под ноги.

– А ты не думал о том, какая из твоих личностей – ты настоящий?

Дарт поглядел на нее вполоборота и усмехнулся:

– Лишь бы не тринадцатая.

За разговором они нырнули в Муравейник, за которым начинались прибрежные улицы, примыкающие к Почтовому каналу. Дарту и Флори предстояло перебраться на другой берег, где возвышались пологие холмы. Там улицы-лестницы резко уходили вверх, прочерчивая на зеленых склонах бурые зигзаги из брусчатки.

Берега соединял пешеходный мост; при строительстве его нарекли Серпом из-за его дугообразного металлического тела, хотя среди обывателей он звался Мостом бедняков. Его антагонист в восточной части Пьер-э-Металя стал Мостом богачей, поскольку предназначался для проезда городского транспорта и тех, кто мог позволить себе личный автомобиль.

Почтовый канал атласной лентой вился вдоль пологих склонов. Водную гладь рассекали суда: легкие, юркие, сколоченные из досок, они служили для срочных отправлений и казались крохотными на фоне длинноносых барж, что перевозили грузы. У причала покачивался паром – на таком же совсем недавно путешествовала и она. С разочарованием вспомнив поездку в Лим, Флори прибавила шагу, чтобы не потерять в толпе Дарта.

На мосту было шумно и многолюдно. Находчивый старичок сдавал в аренду бинокли. Деревянная табличка на его шее гласила: «Загляни в богатую жизнь Пьер-э-Металя», а голос из рупора призывал прохожих полюбоваться самым живописным кварталом города. С места, что занял старый проныра, открывалась панорама на Зеленые холмы: роскошные особняки, сады и частные пристани. Флори каждую неделю воочию видела их и не подозревала, что люди готовы платить за это. Кто-то в толпе даже умудрился поругаться, не поделив бинокль, дающий шанс посмотреть на богатую жизньсвысока.

Прорвавшись сквозь гущу людей, Дарт и Флори очутились на другой стороне Почтового канала. Чем дальше уводила петляющая тропа, тем мрачнее становились предчувствия. Вначале на краю склона виднелась лишь темная точка, постепенно она приняла очертания дома: двухэтажного и вытянутого, точно приплюснутого сверху. Упасть ему не давали длинные подпорки, похожие на паучьи лапы. Сам дом был сколочен из черных, будто покрытых смолой досок. Одного взгляда на безлюдя хватило, чтобы передумать к нему приближаться. Рассказ Дарта лишь упрочил это желание.

Раньше здесь жили строители Почтового канала. Дом наскоро сколотили из подручных материалов и даже не позаботились о его устойчивости. Строители считались кем-то вроде ловкачей, создающих карточные домики: их умение заключалось не в том, чтобы возвести прочное сооружение, а в том, чтобы собрать конструкцию, которая бы сразу не развалилась. Вот и Паучий дом – с виду шаткий и хлипкий – уже много лет стоял на холме, вцепившись в него лапами-подпорками.

Забравшись по деревянным ступеням, они оказались перед дверью. Ворчливо скрипя петлями, она открылась за миг до того, как Дарт прикоснулся к ней. Из дома дохнуло застарелой гарью и сыростью.

– Пойдем, – Дарт поманил Флори за собой, – нас уже ждут.

Они осторожно шагнули внутрь. Дверь захлопнулась за ними, и наступила кромешная тьма: покрытые копотью окна не пропускали солнечный свет, ни одной лампы или свечи не горело. Флори не видела Дарта, но чувствовала его прерывистое дыхание, в котором слышалось тревожное ожидание. Мурашки стали паучьими лапками, забегавшими по всему телу, и она поежилась, чтобы сбросить с себя неприятное ощущение.

С их появлением безлюдь ожил. Под потолком что-то зарокотало, пол дрогнул и заскрипел. Флори почувствовала, как в ногу впивается гвоздь, вылезший из досок, и хотела отступить назад, но Дарт схватил ее, не давая сдвинуться с места. В темноте зажегся слабый свет. Флори посмотрела наверх. Там, среди потолочных балок, оплетенных паутиной, мелькнул чей-то силуэт.

– Так-так, кто к нам пожаловал? Лютен из Голодного дома? Да еще и с той, кого прячет? Как любопытно!

Силуэт наверху скользнул в сторону и, выйдя из пятна света, растворился в темноте. Присутствие Паучихи выдавал только шелест ее одеяния.

– Мы пришли, чтобы вернуть ключ, – заявил Дарт.

Фигура вновь вышла на свет, но уменьшилась вдвое: усохла, сгорбилась и, опустившись на четвереньки, поползла вниз по лестнице. Вначале переступали руки, к ним приставлялись колени, а спина то вытягивалась, то вновь сутулилась, выворачиваясь под немыслимым углом. Преодолев все ступени, Паучиха ухватилась за перила и распрямила свое гуттаперчевое тело.

Флори невольно отшатнулась. Вблизи лютина выглядела еще страшнее, лишь отдаленно напоминая старушку с рынка. Теперь ее лицо избороздили морщины и шрамы, а голова выглядела слишком большой из-за копны седых волос.

– Я тебя в гости не звала, Дарт. Верни ключ и проваливай. – Голос Паучихи прозвучал почти зловеще. Услышав его, Флори незамедлительно сделала бы то, что велено, однако Дарт вложил ключ в ее ладонь и шепнул:

– Вернуть его должна ты.

Паучиха уже тянула к ней свою костлявую руку, и Флори оставалось лишь разжать пальцы, чтобы избавиться от проблемы, которую сама же и создала. Лютина сцапала ключ и перевела презрительный взгляд на Дарта:

– Ах ты, хитрец, удумал лишить меня добычи?

– Я как раз хотел обсудить это, – деловито начал он. – Мой хозяин предпочел бы сохранить в тайне, что приютил гостей. Он предлагает сделку: молчишь ты – молчу и я.

Лютина запрокинула голову и сипло захохотала:

– Молчащая Паучиха или говорящая – какая разница? Чего бояться прихвостню домографа, притворщику и предателю? – Она прикрыла рот ладонью, как будто сожалея о сказанном, а затем язвительно добавила: – Кажется, я проболталась. Видишь, как легко выдавать секреты, когда они не твои?

– Зря стараешься, – хмыкнул Дарт с кривой ухмылкой.

– Лжец! – гаркнула Паучиха. – Ни один безлюдь не прикажет лютену принять жильцов, на то и зоветсябезлюдем. Твой хозяин не давал указаний, ты сам попросил у него об этом. Ведь так?

Последовала долгая пауза. Флори замерла в ожидании правды, Дарт нервно одернул манжеты охотничьей куртки, а Паучиха каким-то неведомым образом подобралась еще ближе, действуя на нервы.

– Тебе запретили заманивать людей, – сказал Дарт вместо того, чтобы ответить на обвинения. – Я буду вынужден доложить о нарушении Протокола.

– Протокола? – раздраженно повторила Паучиха. – Судя по всему, ты не знаешь из него ни строчки.

– Мы уходим, Фло, – заявил Дарт и сорвался с места.

Она бы последовала за ним, но помедлила, чувствуя, как опора уходит из-под ног. С грохотом досок и рокотом подвижных стен дом превратился в живого монстра, который вертелся и брыкался, пытаясь сбросить их со своего тела. Падая, Флори налетела на Дарта, и вдвоем они кубарем покатились по полу, а вслед за ними с нарастающим гулом и скрежетом грузно заскользило по наклонной старое пианино. Прежде чем расстроенная вдрызг махина врезалась в стену, они успели юркнуть в следующий проем, что и спасло их. Едва они перевалились через порог, дверь захлопнулась, клацнув замками. Комнаты в Паучьем доме имели сквозной проход, образовывая собой цепочку ловушек: выбравшись из одной, тут же попадаешь в другую.

– Добро пожаловать в Паучий дом! – с сарказмом объявил Дарт, обнаружив, что и вторая дверь заперта. Он повернулся к Флори, чтобы сообщить эту новость, но передумал и спросил: – Ты цела?

Она заверила, что все в порядке, хотя тело ныло так, будто побывало в камнедробилке. Обессиленно рухнув на спину, Флори устремила взгляд наверх; над ней простирался высокий балочный потолок с проблесками света, что пробивался сквозь дыры в крыше. С балок, точно бахрома, свисали белые нити, на которых медленно, с металлическим звоном раскачивались ключи, как бы дразня: «Попробуй найди подходящий». Дарт попытался раз, другой, третий… Потом догадался по очертаниям замочной скважины определить форму ключа – и дело быстро двинулось вперед. Он доставал ключи с потолка, а Флори примеряла их к двери. Ряды под потолком редели, но ничего похожего на короткий штырь с тремя зубцами не попадалось. У Флори голова шла кругом, и мысли ее были заняты совершенно другим.

– Дарт, это правда? – выпалила она, когда он запульнул очередной ключ в стену.

– Что именно?

– Приютить нас в безлюде – твоя идея?

– Моя. – Его голос показался Флори печальным. – Теперь и ты считаешь меня лжецом?

– Нет. Я считаю это добрым поступком. Спасибо.

Его лицо на миг озарилось улыбкой, а после обрело прежнюю серьезность:

– Сейчас не самое подходящее время. Посюсюкаем позже.

Он передал ей ключ и вернулся к поиску следующего. Когда замочный механизм щелкнул, Флори победно вскрикнула. Распахнув дверь, она первой шагнула за порог и слишком поздно поняла, что за ним ее ждет пустота. Все произошло за считаные мгновения; только она сделала шаг, как провалилась в бездну и тут же приземлилась на что-то мягкое. Не было ни боли, ни столкновения. Тело отпружинило, словно упало на упругий матрас, нога провалилась куда-то, а руки прилипли к поверхности – огромной паучьей сети над зияющей пустотой.

Флори пошарила взглядом вокруг и высоко надо собой заметила дверь, откуда выпала. Дарт остался там, взаперти. Это была вовсе не случайность, а хитроумная ловушка. Стоило так подумать, и с потолка сорвался скрипучий смех. Скрюченная фигурка, распластавшись на балках, почти сливалась с темнотой, и лишь движение выдавало Паучиху. Флори боялась пошевелиться и беспомощно наблюдала, как лютина подбирается все ближе. Паутина тряслась, проседала под весом и в любой момент могла оборваться, скормив ее черной бездне.

– Да-а-а-арт! – отчаянно завопила она.

– Я не буду тебя убивать, милая. Всего лишь заберу у тебя немного страха.

Подцепив из седой копны тонкую нить, Паучиха принялась скатывать ее между пальцами, и тогда стало ясно, что вместо волос голову оплетает настоящая паутина. Паучиха смачно плюнула на пальцы и продолжила плести сети.

От осознания происходящего свело желудок. Флори попыталась вырваться и, освободив ногу, лягнула Паучиху в колено.

– Ах ты, упрямая дрянь! – прошипела лютина и швырнула ей в лицо комок липкой паутины.

Флори дернулась, замотала головой и вдруг явственно ощутила, как натяжение нитей ослабло. Она снова падала. Крик ужаса вырвался из груди и смолк, когда Флори рухнула в кучу чего-то мокрого и зловонного. Тело пронзило жгучей болью, и сознание не выдержало – отключилось. Погружаясь в вязкую темноту беспамятства, мыслями она звала Дарта на помощь, но ей никто не ответил.