Дубай. Наши в городе

Мы уже минут десять сидели в своей комнате, одетые в испанские костюмы, с одинаковыми ярко-красными губами. Паля устроилась прямо на ковролине и лопала разноцветные шарики на экране своего телефона. Зейна обсуждала время нашего выхода по телефону с неизвестной нам, родственницей жениха. Кудря, уже в третий раз подкрашивала ресницы, а Ясмин, найдя в телефоне свидетельства последней работы с ливанцами, показывала мне фото:

– Вот, новые костюмы они сшили, а у Махмуда жена вчера родила…

Картина происходящего напоминала затишье в окопе перед боем. В любую секунду безмятежную тишину может нарушить приказ командира, и солдаты одновременно ринуться в бой, оставив все, чем были заняты за секунду до этого.

– Все! Пошли, – прозвучал «приказ нашего командира». – Там за сценой ди-джей сидит, надо ему диск отдать и еще объяснить, дебилу, на какую циферку нажимать!

Запрятав свои телефоны куда подальше, испанские красотки друг за другом вышли из комнаты, покачивая воланами на юбках и розами, прикрепленными к волосам. Пройдя по широкому проходу, ведущему в главный зал и, варьируя между широкими женщинами в вечерних туалетах, мы нырнули в проход между двумя полотнами тканей, служивших частью декораций и отделяющих блистательное торжество от грязной посуды и обслуживающего персонала. Белая ткань крепилась где-то под потолком и, широкими полотнами метра в два, свисала до самого пола. Кое-где полотна скреплялись между собой железными скобами, а где-то оставались проходы для официанток, снующих туда и обратно с нескончаемыми подносами.

Это не просто часть декорации, это ткань, словно волшебная завеса между двумя мирами. Миром торжества благополучия и другим, параллельным миром, который верно служит первому, всегда оставаясь незаметным для их обитателей. Никто из мира бытовой роскоши не заметит, а тем более, не запомнит ни человека, ни организованности всего происходящего, ни раздавленной кем-то еды на полу, ни лица той клоунессы, которую пнул малолетний гражданин. Все так и должно быть, такова реальность их жизни, их правда.

А правда в том, что ни один гражданин эмиратов никогда не станет работать в супермаркете или на заправке, организовывать праздники или опустошать урны родного города! Они этого просто не умеют и даже никогда пробовать не станут! Да и не нужно было никогда! Просто, не царское это, знаете ли дело… Для этого всегда были, есть и будут иностранцы. Они даже, никогда не думали, что может произойти, если их страну в одночасье покинут все резиденты, работающие в сфере услуг. Просто представьте – некому будет заливать бензин в бензобаки роскошных авто в пятидесятиградусную жару. Некому будет стоять за кассовым аппаратом в магазинах. Никто не станет подбирать пустые пакеты и бутылки. Остановятся все стройки и предприятия. Страна опустеет и за пару недель утонет в песках и отходах. А люди останутся только в министерствах, в иммиграционной службе, и в полицейских департаментах (причем, только сами полицейские). Но при этом в головах этих людей, вряд ли, что поменяется, они по-прежнему будут считать себя какой-то особой, отличной от всех остальных, расой.

Нашему человеку такое «превосходство» над всеми другими совершенно безразлично. Закодированное в клетках советского ДНК знание, что все народы равны, даже с присущей некоторым, толикой расизма, позволяет нам понимать, что, кто бы не стоял перед тобой, он прежде всего человек. Прежде, чем тот проявляет себя, как-то иначе. По крайней мере, мы не относимся ни к тем, ни к другим, а к великому и многонациональному… И по сему, нашим здесь одинаково по-человечески до всех остальных, включая самих граждан и любых приезжих.