Нечто странное. Четыре лунных повести

Почему—то краснея, он начал говорить, что у них в этом году десятилетие выпуска из школы, что несколько человек не нашлись, и ему, Валу, поручили попытаться все-таки собрать класс. Он и сам не знал, зачем все это выдумал: тетке явно было совершенно все равно, лишь бы деньги платили. Правда, десятилетие действительно имело место, но класс был до того недружный, что собираться никто желания не изъявлял. Но Валу так было как-то проще.

– Давай сюда данные, кто там у тебя, – тетка нетерпеливо прервала его объяснения, – диктуй!

Она вооружилась мятой бумажкой и огрызком простого карандаша, приготовившись записывать. Вал с сомнением наблюдал за этими манипуляциями.

«Интересно, как она что-нибудь найдет с такой-то „техникой“?» – подумалось ему.

Но почему было, собственно, не попробовать?

– Так… – Вал помолчал немного, собираясь с мыслями, – Горцева Мария. Отчество не знаю. Год рождения, наверное, семьдесят шестой, август месяц. Родилась, по-моему, не в Москве.

– Ладно, пока хватит, – перебила его тетка, – если фамилию не меняла – найдем! А иначе – готовь еще двести рублей! Ты это, погуляй здесь пока.

Она с треском захлопнула окошко. Потом грохнула дверь киоска, и тетка зачем-то заковыляла ко входу в метро, скоро скрывшись внутри вестибюля, а Вал остался ждать, недоумевая, что ей там могло понадобиться, телефон, что ли?

Он с самого утра чувствовал себя не в своей тарелке, но никак не мог разобраться в этих своих вновь нахлынувших чувствах. Зачем ему все это? Ведь у него есть жена, которую он любит, дети, которых просто обожает. Вал даже не мог оставаться надолго один: когда семья, к примеру, выезжала на дачу, он, как ненормальный, каждый день мотался на переполненных электричках. А ведь с дачи до работы – ой как далеко.

Но Маша… Это имя отзывалось гораздо глубже, так глубоко, что иногда почти совсем не давало о себе знать, но иногда, каким-нибудь мрачным ноябрьским вечером, воспоминания накрывали его с головой, и он ходил совершенно потерянный, полный невыразимой пьянящей тоски и чувства, что потеряно нечто важное, просто жизненно необходимое, но увы невосполнимое. Вал не был особенно творческим человеком, но приписывал эти всплески осенней хандре, которая частенько бывает у писателей и композиторов. И действительно, вместе со снегом и морозами тоска отпускала, оставляя в душе лишь тень давней утраты.

– Молодой человек! – тетка, оказывается, уже успела вернуться, ее толстый в красных прожилках нос высовывался в окошко из полумрака киоска. – Можете ехать!

– Куда? – искренне удивился Вал.

– Вот ваша Маша! Вроде как жива и здорова, и даже не замужем. И на этот год рождения всего одна такая числится, это вам очень повезло. Держите бланк!

Вал с волнением обменял две сотенные на клочок мятой сероватой бумаги, на котором корявым размашистым почерком было нацарапано:

Горцева Мария Борисовна, 1976 г. р.
Место рождения г. Ленинград.
Место проживания: Москва,
улица Снайперская, дом 71 корп. 4, кв. 80.

– Это район Выхино, – услужливо подсказала тетка. – До свидания.

Дома Вал убрал подальше серую бумажку: зачем ему лишние вопросы! Да и держать бланк при себе не было никакой необходимости: улица Снайперская – захочешь не забудешь.

Однако время шло, а Вал никак не мог собраться с духом и поехать по добытому адресу. Допустим, там действительно живет Маша, но что он ей скажет?

Может:

«Здрасте, это я, может помнишь?»

А она спросит:

«Ну и чего тебе?»

И что он ответит? Что-нибудь типа:

«Жить без тебя не могу!»

А она:

«И где же ты был все эти годы?»

Ага, детей с другой делал… Черт, это же полный бред! У Вала запылали уши, будто его поймали за чем-то неприличным.

Он в который раз задумался: а действительно, что ему вообще нужно?

И как не бился, он не мог ответить себе на этот вопрос.

Глава 6

Слякотный и промозглый ноябрьский вечер опустился на Москву. Шел редкий крупный снег, но было не особенно холодно, и снежинки, начиная таять еще в воздухе, устилали землю серой, ноздреватой и пропитанной водой, массой. Было неправдоподобно тихо, лишь иногда с мокрых ветвей деревьев гулко капало.

Они шлепали по аллейке, вдоль какого-то длинного забора, разговаривая о чем-то незначительном. Маша училась в медицинском и рассказывала о первых месяцах в институте, об изучении латыни, которая неожиданно оказалась довольно интересной дисциплиной, несмотря на всякие там аблативусы инструменти и прочие супины, о том, что им скоро надо будет препарировать какую-то дрянь, а потом и в анатомичку ходить, чего ей совершенно не хотелось… Вал все больше слушал, и ему действительно все это было очень интересно.

Они перешли пустынную улицу и остановились около подъезда.

– Мне пора, – негромко сказала Маша, и по ее спокойному лицу невозможно было сказать, расстроена она этим, или ей вообще все равно. – Жутко замерзла.

– Хорошо. То есть ничего хорошего… Пора так пора.

– Вот держи, – она достала озябшими руками из кармана куртки магнитофонную кассету. – Послушай. Это группа «Чайф», она с Урала, но недавно стала и у нас популярной. Мне особенно нравится первая песня: «С войны». Только слушать ее надо в темноте и сидя на полу. Сильная вещь.

– Спасибо, сейчас приду домой и попробую. А ты как, завтра свободна?

– Пока не знаю, звони.

– Ладно…

– Ну все, пока, – Маша повернулась и скрылась в подъезде, ни разу не оглянувшись.

Глава 7

Густав Лемке сидел у себя на крылечке и курил небольшую изогнутую трубку. В неподвижном воздухе теплого летнего вечера далеко разносился аромат хорошего табака, приправленного ванилью и вишней. Густав наслаждался хорошей погодой и терпким вкусом табачного дыма, периодически бросая косые лукавые взгляды на Габи, которая возилась с цветами здесь же рядом в палисаднике, одетая в легкое платье, подчеркивавшее ее весьма женственные формы.

В конце улицы показались Маша и Вал. Судя по всему, парочка возвращалась с пляжа, молодые люди держались за руки и о чем-то оживленно переговаривались, Маша то и дело смеялась встряхивая непросохшими после купания волосами.

Густав встал и помахал им рукой, привлекая внимание, а затем, вынув изо рта почти погасшую трубку, гаркнул:

– Эгей, друзья! Заходите к нам, у нас с Габи сегодня на ужин отличный мясной пудинг!

– Гутен абенд! – крикнула в ответ Маша. – Пудинг? Пожалейте наши стройные тела! К пудингу, небось, и пиво прилагается?

– А как же! Что за ужин без кружечки старого доброго темного… или светлого? Вал, ты какое предпочитаешь?

Последнюю фразу Густав закончил не повышая голоса: молодые люди уже входили в низенькую деревянную калитку.