Стеклянное время. Пролог
Джон молчал и терпеливо ждал ответа на свой вопрос.
– Да что я тебе говорю, ты не хуже меня знаешь этих людей. Мы с тобой, Джонни, одни из них. Как же кривое будет делать прямое? Ты спрашиваешь, зачем нам нужны эти люди? Проблема не между ослами и слонами, проблема между верхом и низом. Нам нужны честные демократы против демократического истеблишмента, и нам нужны честные республиканцы против нас с тобой, Джонни, потому что мы и есть республиканский истеблишмент. И поэтому меня разрывает на части.
Я хочу помочь людям и боюсь не справиться. Я надеюсь на тебя, но еще я малодушно хочу, чтобы ты испугался и пошел формальным путем – тогда я могу сбежать, потому что не верю, что таким путем людей можно спасти. А с другой стороны, мне очень хочется, чтобы ты не струсил, а прищемил хвост этой гадине и спас людей. Поэтому мне пришли в голову эти имена.
Губернатор Фулер – фермер как он есть. Он, может, и глуповат, но люди ему верят. Зато у его дружка-конгрессмена ума хватит на троих, и он не боится ни военных, ни спецслужб, ни Уолл-Стрита. Он отстаивает интересы большинства.
Дальше. Лоббистов в белых перчатках не бывает, но Финч – особый случай. Он, конечно, бандит, но понятия ставит выше своих интересов. Про Генри все понятно. Забияка – это Юг. На них можно опереться, начав игру против элиты. Я не вижу, как по-другому можно сделать дело.
Джон молчал – теперь до него дошло, что предлагал Алекс.
– У тебя есть конкретное видение игры? – спросил Джон.
– Нет. Им не навяжешь того, чего они не хотят. Нужно встретиться и послушать, что они скажут. Мы ничего не теряем. Мы не делаем ничего незаконного. Кроме того, обычная процедура – стандартный договор о неразглашении. Просто я хочу, чтобы мы услышали мнение экспертов, мы же так любим звать экспертов, – с сарказмом сказал Алекс. – Что потом? Я знаю сто человек, которые верно оценят ситуацию, но что будет потом? А эти – эти способны думать еще и об общем деле, а не только о себе. На это надежда. Только вот мы, Джон, – мы-то еще можем думать об общем деле? Есть оно у нас с тобой вообще, это общее дело, а, Джон? Так что остаемся мы с тобой. И решение за тобой. Если ты решишь… – Алекс не успел договорить, как Джон решительно встал и вышел из комнаты.
***
Так Джон остался один – впервые в жизни. С детства всегда кто-то был рядом: мать, отец, брат, кормилица, жена… Джону было нужно, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то восхищался им, чтобы было кому нравиться. Джон любил власть и любил нравиться. Если бы он любил власть меньше, то пошел бы в певцы или артисты, у него это хорошо получалось. Но он любил власть больше, чем нравиться людям.
Джону нужно было, чтобы им восхищались во власти и через власть, чтобы понимали, как Джон управляется с властью. Это понимали немногие: мать, брат, кормилица и Алекс. Но власть означает одиночество, и Джон не понимал сначала, что принес в жертву любовь матери и брата… а теперь он вдруг понял, что только восхищение Алекса питало его, но и этого не осталось. Он совсем один, и даже если все им восхищаются, ему все равно и даже хуже, потому что ему нужно, что бы им восхищался человек, которого он любит и который любит его и понимает, какой он.
Так Джон остался один на один с вызовом, который был больше его опыта и навыков. Но сейчас его беспокоило только одно – он боялся потерять Алекса, тем более сейчас. Он был как линейный корабль, большой и могучий, который в одни миг потерял навигационное оборудование. Он ослеп. У него были пушки, ракеты – сила, – но он не знал, где он и куда ему идти.
Джон пошел на веранду к столу, где лежал разложенный им ранее пасьянс. Таково было главное правило его жизни: как бы тебе ни было плохо, ты должен действовать. Он взял пять карт, разложил их перед собой и начал думать. Это были карты на людей, предложенных Алексом для «президентского покера»: конгрессмен, губернатор, лоббист – три демократа; ветеран холодной войны и миллиардер с юга – республиканцы.
Джон попытался сосредоточиться, но у него не получалось. Его мир разрушился. То, как он понимал власть, те условия игры, в которых он разбирался и по которым умел играть, исчезли в одну секунду, когда Алекс сказал, что теперь каждый должен принимать решения сам. И в конце этой цепочки был Джон.
Джон слонялся по дому без цели: зашел в дровяной сарай, взял в руки топор, затем повесил на место. Потом обошел вокруг дома, зашел в комнату с тренажерами, вышел на веранду, сел в кресло, попробовал закурить. Курить не хотелось. Джон вернулся в комнату с тренажерами, сел, не переодеваясь в спортивную одежду, на гребной тренажер и начал грести, грести, грести, постепенно наращивая темп.
Наконец Джон принял решение и пошел искать Алекса. Алекс спал на диване под лестницей, в самом укромном месте. Джон не стал его будить – он взял лист бумаги и написал: «Зови всех на президентский покер». Записку он положил на столик рядом с диваном и тоже пошел спать.
Часть II
Президентский покер
Ждали Забияку – одноклассника Джона и Алекса по колледжу, теперь миллиардера: хозяина империи, занимавшегося нефтедобычей, инновациями и много чем еще, в частности, владевшего крупнейшим на Юге детективно-охранным агентством.
В колледже Забияка был «черным человеком» Алекса. Он прицепился к тому сразу, как увидел; за любовь Алекса к Библии и нерешительность он называл его «Монашкой». Он задирал его при первой возможности, но не грубостью (хотя грубости у него хватало) – он доставал его смыслами. Он шутил, он был ревизором жизни Алекса.
Джон плохо переносил унижение друга, но часто ничего не мог сделать, потому что был согласен с тем, что говорил Забияка, а еще потому, что Алекс тоже был с ним согласен. Забияка олицетворял все то, чего не было у Алекса. Джон и Забияка были лидерами в классе. Забияка ко всему относился с насмешкой и старался ни в чем не уступать Джону. И только в одном случае Забияка начинал грязно задирать Алекса – когда он хотел подраться с Джоном; а дрались они часто. Чтобы потешить свое самолюбие, он оскорблял Алекса и потом с усмешкой смотрел на Джона, который лез в драку за друга.
Во всем остальном он был парень хоть куда: умный, смелый, сильный, отличный товарищ. И он дружил с Гарри, братом Джона.
При любом раскладе Забияка был бы очень неудобен для Алекса.
Но Алекс предложил позвать его.
Джон знал, что Алекс тайно следил за судьбой Забияки, своего вечного оппонента, и всю жизнь что-то доказывал ему.
Когда Алекс настоял на том, чтобы пригласить Забияку на инаугурацию Джона, он думал, что это будет его триумф, что Забияка признает его достижения. Но Алекс жестоко просчитался. Когда на приеме по случаю инаугурации они остались в тесном южном кругу (он, Джон, Забияка и Большая Ма), Забияка жестоко пошутил:
– Монашка думает откупиться от своего страха успехом Джона и почему-то выбрал для этого меня. Не сотвори себе кумира, Монашка, отчитываться надо перед Ним, – Забияка поднял глаза вверх, – а не передо мной.
Он попал в самую суть. Алекс побледнел и застыл без движения. Большая Ма ехидно усмехнулась – ей понравилась эта злая шутка. Джон покраснел, ему хотелось ударить Забияку: тот портил его праздник. Забияка, насладившись реакцией окружающих, громко засмеялся и ушел, довольный собой.
***
Забияка был верен себе: он посадил свой вертолет прямо перед ранчо Президента, несмотря на возражения охраны; не станут же его сбивать.
– День добрый, ребята, – Забияка здоровался со всеми за руку. Он был последним из прибывших на «президентский покер». – Надеюсь, здесь нет содомитов и демократов? – пошутил он и сам рассмеялся.
Шутка понравилась не всем, но все промолчали. Забияка не унимался.
– Какой интересный состав игроков, умираю от любопытства: в какую игру мы будем играть? Но у нас на Юге так: когда друг просит приехать, ты сначала приезжаешь, а уж потом спрашиваешь, зачем. Монашка позвал – и вот я здесь.
– Кто позвал? – не понял конгрессмен О`Нил.
Алекс побледнел. Джон не дал Забияке ответить – он шагнул к нему и указал на стол, где лежали бумаги и ручка.
– Вот, подпиши. Это стандартное обязательство о неразглашении. Все остальные уже подписали, так что не будем терять время. А телефон положи вон в ту железную коробочку.
– Судя по твоему настрою, Джон, если я не подпишу, мне укажут на дверь, – Забияку распирало от внутренней силы. – На сегодняшний день любопытство сильнее. Где подписывать?
Джон краем глаза видел Алекса, который был явно не в себе после слов Забияки. Вообще, это Джон должен был сидеть в кресле, а подписывать документы и докладывать положение дел должен был Алекс – если бы не Забияка. А тот не унимался.
– Странно и необычно, – говорил он с улыбкой, обращаясь к Алексу.
– Что странно? – вышел из ступора Алекс.
– Что здесь нет ни одного ниггера. Где хваленая вашингтонская политкорректность? У нас тут, судя по всему, один еврей и шесть англосаксов. Некомплект. Нужно позвать боя, а то янки нас не поймут.
На этих словах губернатор Фулер поднялся и подошел к Забияке. Мартин Фулер был крепкий, коренастый мужчина с огромными ручищами, весь усыпанный веснушками.
– Вы это говорите ради шутки или зачем-то еще? – глядя в глаза Забияке, спросил губернатор.
– Уж какие тут шутки, губернатор, – Забияка ответил взглядом на взгляд.
– Джентльмены, – решительно прервал их перепалку Генри Диллинджер. – Давайте к делу, шутить будем потом.
– Золотые слова, сэр, – отреагировал Забияка. – Я смотрю, вы уже налили себе.
С этими словами он прервал дуэль взглядов с губернатором и направился к столику с алкоголем.
– Нужно не отставать, а то будем не на одной волне, – Забияка налил себе вина и с бокалом и бутылкой вернулся на свое место.
Джон принес папки по Йеллоустону и положил на журнальный столик.
– У нас только один экземпляр, поэтому садитесь плотнее.
***
Докладывал Джон.
Алекс наблюдал, как Джон делает его работу, как люди, приглашенные им, вникают в обстоятельства дела, как меняются их лица и как меняется лицо Забияки.
Лоббист Элан Финч, губернатор Мартин Фулер и конгрессмен Брайан О`Нил были демократами. Интуиция Алекса, побудившая его пригласить их на эту встречу, подсказывала что-то, что выходило за границы рациональных подходов, которые работали в сложившейся системе американского политикума. Все эти люди в силу своих должностных обязанностей входили в круг постоянного общения Джона и Алекса, но назвать их ближним кругом было нельзя. Как нельзя было отнести к такому кругу и Забияку с Генри.
Именно в ближнем кругу опасность утечки информации и потери контроля над процессом была бы наибольшей. Но когда Джон сидел с колодой карт и раскладывал их, анализируя состав приглашенных, который предложил Алекс, он думал только об одном: как не скомпрометировать себя в глазах соратников, объясняя, почему он сначала позвал этих людей, а не пошел официальным путем.
– Как мы видим из доклада, вулканическая и сейсмическая активность связаны друг с другом. По всем разломам тектонических плит будут происходить активные процессы: извержения вулканов, землетрясения и, как следствие, цунами. Сроки начала, как вы видите, называют немного разные, но все сходятся в одном: это неминуемо начнется. Три года нам дает самый авторитетный эксперт из тех, кто составлял этот доклад. Предлагаю исходить из этих сроков, – закончил свою речь Джон.
– Нужен перерыв. Где здесь туалет? – нарушил тишину Генри. Все молча согласились с ним и парами разбрелись по дому, обсуждая услышанное. Только Алекс в одиночестве остался неподвижно сидеть на своем месте.
***
Конгрессмен Брайан О`Нил и губернатор Мартин Фулер прогуливались по газону и разговаривали. Они были живописной парочкой: один высокий, худой, с длинным носом, похожий на де Голля, другой – рыжий здоровяк с пивным животом.
– Что скажешь, Брайан? У меня сердце не на месте: сколько людей погибнет, сколько горя. Все нажитое пойдет прахом. Как такое может быть? Нужно что-то делать. Бить во все колокола. А мы здесь втихаря сидим и слушаем. Никак не пойму, в какую игру нас позвали играть.
– Я думаю, никакой игры пока нет. Либо мы придумаем ее сами, либо ее и не будет, – задумчиво отвечал Брайан.
– Ты веришь в то, что мы услышали? У меня пока все это не укладывается в голове. И почему позвали именно нас? – не унимался Мартин.
– Я думаю, все очень просто. На сложные вопросы следует искать простые ответы, другие не работают. Мы здесь как фокус-группа, а может, и что-то большее, но это как пойдет. Здесь собрались только политики, и даже этот южок с мужланскими манерами здесь как политик – он имеет большой вес на Юге. Их «Лига Юга» – реальная сила.
– Ты о чем, Брайан? – напрягся губернатор. – Думаешь, пахнет мятежом?
– Ну какой мятеж, дружище. Мятеж – это когда самозванец с подручными пытается смести элиту и взять власть силой. А нас позвал законно избранный Президент. Если говорить о возможном статусе мероприятия, который следует из состава участников, то эту встречу можно считать неофициальной предварительной консультацией по проблеме.
– Как это? – любопытствовал Мартин. – Расскажи-ка мне, что ты думаешь об этом.
– Чтобы адекватно ответить на такой вызов, как эта глобальная катастрофа, нужно сплотить нацию. Для этого нужны реформы. А у реформ всегда один и тот же сценарий: лидер с народом идет против элиты.
Конгрессмен отвечал на вопросы друга, но разговаривал как бы сам с собой. Он так быстро думал, что его раздражали лишние слова – особенно когда люди, пытаясь что-то донести до него, продолжали говорить, а он уже все понял. Он боролся с этим, когда пришел в политику: здесь нельзя было оборвать человека на полуслове, приходилось дослушивать до конца.
Он не любил чего-то не понимать. Отвечая на вопросы губернатора, он отвечал и себе. Они познакомились давно, будучи еще молодыми, но уже зрелыми людьми. Они так быстро и искренне сошлись во взглядах, как будто дружили с детства: Брайан, рафинированный бостонский интеллектуал, и рукастый здоровяк Мартин – фермер со Среднего Запада.
***
Лоббист Элан Финч и Генри Диллинджер столкнулись на веранде. Генри любовался видом на Скалистые горы.
– Психопаралитический вид, – поделился он впечатлением с Эланом.
– Да, сэр, – уважительно согласился Элан – он был сильно моложе Генри.
– Просто Генри, – предложил старый волк молодому.
– Хорошо, Генри.
– Для пользы дела, Элан.
***
Забияка атаковал Джона:
– Зачем ты позвал ослов, Джонни? Мы что, не могли обсудить это сначала в своем кругу?
– Держи дистанцию, Билл. Что ты все время наседаешь на меня? Всех позвал Алекс – это его ход, и я с ним согласен. А ослы – это пол-Америки. Зачем ты их задираешь? Проверяешь на прочность?
– А как же иначе, Джон? – улыбнулся Забияка. – Так ты говоришь, всех позвал Монашка? Ну-ка расскажи, что вы задумали.
– Сейчас все услышишь – не рассказывать же мне два раза. И не зови его Монашкой на людях. Видишь, он и так еле держится.
– И мою персону тоже он предложил?
– Да.
– Скажи, Джон, а он знает про наши дела? Про деньги на предвыборную компанию?
– Нет. Ты же просил не говорить ему.
– Это хорошо, Джон, – засмеялся Забияка. – Это очень хорошо. Пойду собирать людей, не терпится послушать про ваш покер.
***
На второй раунд гости расселись уже посвободнее. Слово взял Джон.
– Всех вас позвала сюда интуиция моего друга Александра Рапопорта. Она не раз выручала меня, я прислушивался к ней и готов следовать ей сегодня. Еще вчера утром я не подозревал о надвигающихся событиях и, как и все вы, наслаждался каникулами. Благодарю, что вы так оперативно откликнулись на мою с Александром просьбу о встрече.
Неделю Алекс работал с этой информацией и сделал выводы, с которыми я абсолютно согласен. Вызов, от которого мы не можем уклониться, будет проверять на прочность нашу систему управления и нашу способность решать глобальные задачи. Такие задачи, которые мы давно не решали, если когда-нибудь решали вообще. Наша система, состоящая из большого количества институтов, центров силы и интересов, способна хорошо решать вопросы мирного времени. Но, задача, стоящая перед нами сейчас, носит скорее военный характер.
Для решения этой задачи нам нужно консолидировать управленческий потенциал и создать новые инструменты. Но мы не можем успешно реформировать структуру, опираясь на ресурсы самой структуры. Нам нужна опора извне. И при этом мы не можем обнародовать информацию, пока не наладим контроль за процессом. Потому что, если мы выпустим информацию из рук, начнется хаос, и мы не сможем с ним справиться. Поэтому мы позвали вас, чтобы попытаться в короткие сроки создать точку опоры, через которую можно будет влиять на ситуацию и в результате взять ее под контроль.
Брайан нервничал: его конкретный фермерский ум понимал не все из того, что сказал Джон. Мартин видел это и успокоил его, шепнув на ухо:
– Не волнуйся, я тебе все объясню.
– Теперь, – продолжал Джон, – когда вы все знаете, давайте обсудим это. Что вы думаете по этому поводу?
Повисла нехорошая пауза. Но Джон был совершенно спокоен – он никогда не торопил события. Собравшиеся молча обменивались взглядами.
Желающих немедленно высказаться не было, и инициативу на себя взял Забияка. Все происходящее невероятно заводило его, он наслаждался сложившейся ситуацией. Его смех, громкий и задорный, прервал затянувшуюся паузу.
– Вот до чего довела нас политика Севера! Президент страны просит граждан помочь спасти Америку, а граждане медлят. Никакого гражданского рвения! Похоже, я первый после раздачи – так вот вам моя ставка. Джон высказался несколько политикански, как говорят в Вашингтоне, и я хотел бы уточнить, тем более не все все поняли, – он кивнул в сторону губернатора Фулера, манерно приподнял несуществующую шляпу и почтительно сказал: «Сэр…» – Как я понял из речи Джона, мы здесь пытаемся создать союз неравнодушных граждан, а наши должности и возможности – только приложение к высокому званию гражданина. Так, Джон?
– Так, Билл, – ответил Джон.
– И цель нашего союза – нагнуть янки, потому что они уже не ловят мышей. А сделать это нужно, чтобы спасти побольше простых граждан от чертова вулкана. Так, Джон?
Забияка прекрасно знал, что такое определение «янки» для человека с Юга, знал это и Джон. Забияке было важно, чтобы Джон ответил, как человек с Юга.
– Так, Билл.
– Не знаю, как другие, а я в деле, – радостно констатировал Забияка. Глядя на Алекса, он остановился и, выдержав паузу, начал вторую часть своей речи: – Как же здорово ты все придумал… – для Алекса пауза длилась вечно, он побледнел и ждал худшего – что его опять назовут «Монашкой», и на этот раз все это услышат, – Александр Рапопорт.
Первый раз во взрослой жизни Забияка назвал Алекса по имени.
– Как же здорово ты все придумал, Александр, – повторил Забияка так серьезно, как не ожидал от него никто из присутствующих. – Ты позвал тех, кого надо – я думаю, все будут в деле. Генри, – Забияка кивнул ему, – не упустит возможности вернуться в «большую игру» на таком высоком уровне, выше которого только господь Бог. Большое сердце губернатора Фулера честно бьется за Америку, – это Забияка говорил, глядя на Мартина, и было видно, что тому лестно такое услышать. – Конгрессмен твердо стоит за правду и не боится ни Уолл-Стрита, ни спецслужб, что доказывал не раз.
Конгрессмен О`Нил был гордый человек и не терпел ни хороших, ни плохих оценок в свой адрес. Было видно, что ему неприятны слова Забияки, но он промолчал.
– Финч – самая закрытая фигура в нашем раскладе, – Забияка кивнул ему, – но что-то подсказывает мне, что и здесь Александр не ошибся. Так как я принял решение и сказал, что я в деле, то хочу кое-что прояснить для присутствующих.
Сначала лично для вас, губернатор. Что касается ниггеров, – Забияка опять взял шутливый тон, – то вы, видимо, не знаете, что моя младшая вышла замуж за ниггера. Я с ума сходил, представляя, как он накачивает ее своим черным поршнем. Накачал мне двух внуков. Мы отличная семья. А что вас задело? Ниггер есть ниггер, я знаю сто ниггеров, которым с удовольствием пожму руку. И знаю еще больше белой сволочи, которой я бы с удовольствием эту руку сломал.
Так что есть много, очень много ниггеров, которые встанут за меня и за которых встану я, если что. И они крепче стоят сейчас, чем белые – потому что еще не перестали верить в Бога. И для них мальчик – это мальчик, а девочка – это девочка, впрочем, как и для меня. И я говорю им в глаза «ниггер», и если они обижаются, то в этом виноваты политические шлюхи. Но, – Забияка опять широко улыбнулся, – мои ниггеры не обижаются на слова про цвет кота – главное, чтобы он ловил мышей. Что касается содомитов – много их работает в моих бизнесах, и я плевать хотел на то, что делают взрослые люди наедине в постели. Но я против развращения детей. Я так думаю и так говорю, чтобы вы знали, каков я, чтобы решили, можно иметь со мной дело или нет.
Вы знаете, каковы мои финансовые возможности, и было бы глупо предполагать, что я не воспользуюсь сегодняшней инсайдерской информацией, чтобы увеличить мое состояние – не нарушая договора о неразглашении, конечно. И если в нашем деле возникнут расходы, я беру их на себя.
Ну и последнее: я прикушу свой длинный язык и слова не скажу без пользы для дела, пока мне не разрешит говорить Александр Рапопорт. Вот моя ставка в игре. Я хочу, чтобы все понимали, что Забияка ставит дело выше себя.
Теперь по существу вопроса. Может, кто-то не понимает последствий этой катастрофы – я попробую кое-что прояснить. Такой удар по экономике, безусловно, уничтожит доллар как международную валюту в том виде, в котором он существует сейчас. Экономика обнулится, все придется начинать сначала, заработают аналоговые механизмы. Ценность реальных производств возрастет, но виртуальной экономике придет конец. Всем придется передоговариваться со всеми. Это означает конец могущества Америки. Главной ценностью станут люди – то, что у них в головах и в руках. Ну и материальные ресурсы, конечно. Что вы думаете по этому поводу, губернатор?
Так Забияка столкнул разговор под горку, дальше он покатился сам.
– Что я думаю? Я не знаю, что я думаю. Я думаю как фермер и как губернатор, я думаю о том, как сохранить землю, и не понимаю, как. Что будет с землей? С водой? С растениями, с животными? Что делать, Брайан? – обратился Фулер к конгрессмену.
– Мистер Забияка правильно формулирует цель – нужно спасти людей, – ответил на вопрос друга О`Нил. – Спасутся люди – найдем решение и по земле, Мартин. Вопрос в том, что и кто мешает этого достичь. Я думаю, ни у кого здесь нет иллюзий, что наш правящий класс не готов на сегодняшний день справиться с этой задачей. Вопрос в том, – Мартин посмотрел на Джона, – как далеко вы готовы зайти, господин Президент?
Джон как будто ждал этого вопроса – он ответил твердо и без задержки:
– Я готов зайти так далеко, как этого потребует дело. Я полностью отдаю себе отчет в том, каких жертв может потребовать необходимость взять ситуацию под контроль. Я готов действовать ради этой цели. Для этого мне нужен план действий и энергичные люди, способные его реализовать. Поэтому вы здесь, и я надеюсь на вас. Вас устраивает мой ответ, конгрессмен?
– Да. Может, кто-то из присутствующих нуждается в чем-то большем? – обводя взглядом аудиторию, спросил конгрессмен.
Все молчали.
– Хорошо. Тогда я спрошу человека, у которого всегда есть ответ на вопрос. Я хочу спросить у тебя, Элан: что нужно, чтобы быстро взять под контроль элиту и подчинить ее интересам спасения народа?
– Перл-Харбор, – без паузы ответил Элан Финч.
Его слова вызвали движение среди присутствующих. Губернатор Фулер даже вскочил и подбежал к Финчу с вопросом: «Как это понимать?» Похоже, ему одному было непонятно. Финчу было неудобно сидеть, когда губернатор стоит перед ним, он встал и спокойно ответил на вопрос:
– Должна возникнуть угроза гораздо серьезнее, чем личные интересы кого-либо в стране. Тогда все, кто мешает этому и ставит свои интересы выше общего спасения, могут быть легитимно поставлены под контроль.
– Разве вулкан – это не Перл-Харбор? – удивился Фулер.
– Нет, губернатор. Вулкан – это война, а Перл-Харбор – то, что позволило Рузвельту вступить в войну. Сначала должно произойти нечто, что даст Президенту в руки моральные основания для жестких действий и позволит взять политическую инициативу.
– Но вулкан вступает с нами в войну, и нам неотвратимо придется воевать. У нас ведь нет выбора, как у Рузвельта: воевать или нет. Почему нельзя сразу обнародовать информацию о вулкане? Люди нас поддержат! – поставил вопрос ребром Фулер.