Хозяин Москвы

***

Когда занимаешь такое высокое положение, следить за новостями просто необходимо. А я всё узнаю мимоходом – из интернета, от коллег. И вот решил включить телевизор в кабинете – впервые. Работать не хотелось, я поручил все ответственные дела моим замам, а за собой оставил только контроль.

Сел на диван, попросил у Мариночки кофе с круассанами. Она их заказывает в венской кофейне на Пятницкой. Доставляют всегда свежие, превосходные, тесто нежное, сладкое, тает во рту.

Выпив кофе, можно и закурить. В общем, жизнь хороша. Я устроился на диване, ноги на журнальном столике, все заботы отошли на второй план, включаю телевизор.

Кстати, Мариночка после того раза всё ждёт продолжения и не понимает, почему ничего не происходит. Всякий раз, оказавшись в моем кабинете, она задерживается, медлит, и смотрит на меня вопросительно. Но я не могу.

– Марина, ещё что-то? – спрашиваю я холодно.

Она с едва заметным раздражением дёргает головой и уходит.

Так, включаю телевизор. Там симпатичная ведущая новостей, с такой типичной для ведущих точёной красотой и неопределённым возрастом между двадцатью пятью и сорока, вдруг заявляет (как обычно торопливо и будничным тоном):

– С сегодняшнего дня вступает в силу закон, согласно которому носителям коричневых и черных цветовых отличий запрещается пользоваться личным автомобильным транспортом. С этого дня считается обязательным…

Я вскочил, открыл дверь и позвал своего зама розэ. Он всегда в теме всех политических новостей.

– Да, Иван? – он размашисто заходит, блестя заячьими глазами.

– Ты в курсе запрета…

Он меня перебивает.

– Да, наконец-то! Теперь дороги свободны будут. Никаких пробок.

– Это хорошо, – соглашаюсь я. – Ненавижу пробки. Но как они перемещаться-то будут? Они же работать должны. Я боюсь, общественный транспорт не выдержит такой нагрузки…

– Иван, ну ты чего вообще? Это же обсуждалось последние два месяца. У них конфискуют личные автомобили, национализируют, затем продадут, а на вырученные деньги создают дополнительные автобусы, троллейбусы, маршрутные такси, велосипеды и самокаты…

– Как мудро, – киваю я. – Слушай, ты только не говори никому, что я об этом не знал. Ок?

– Не вопрос! – усмехается он. – Всегда обращайся.

Он вышел. Надо ему премию выписать на всякий случай, – думаю я.

***

Люблю нежность и ласку. Самое приятное – когда женщина гладит тебя, целует, причём не обязательно в каких-то особо интимных зонах. Спина, плечи, грудь, ступни – божественно. Главное, она должна уметь быть нежной. Делать это легко, воздушными прикосновениями, едва касаясь губами и языком. Есть в этом что-то от материнской ласки – той самой, когда ты лежал совсем крошечный на её большой кровати, а она, сделав тебе сидение из коленей, почти накрыла тебя своим телом и теплом.

Мой друг розовый говорит, что он для себя выбор сделал – это можно получить за деньги. У него нет времени ухаживать за женщинами, а потом ещё и требовать от них то, что ему нужно. На это уходит много времени, да и намного больше денег, чем на проститутку. Хорошая дорогая девушка по вызову сделает такое и так, чего никогда не сделает обычная девушка (если она на самом деле не является дорогой девушкой по вызову).

Но я не согласен, он меня не понимает.

Помню давно, ночь. Мы спим. С той девушкой, из-за которой я оказался на митинге. Мы на стадии общения, когда комфортно спать вдвоём. Она просыпается – ей приснился страшный сон. Я обнимаю её, прижимаюсь к спине, целую в шею и тихо шепчу: «Всё хорошо, моя девочка, всё хорошо, спи». И ещё что-то говорю, говорю, она вздыхает и что-то шепчет в ответ, и пододвигается ещё ближе ко мне. Засыпая, я теряю связь с реальностью и бормочу ей в ухо совсем какую-то чушь: «Спи моя помидорка, мармеладка, хлебушек мой с маслицем, песочек сахарный»… Мне так уютно и хорошо, что я вскоре засыпаю, в полусне продолжая шептать и целовать.

А спустя какое-то время мы просыпаемся оттого что занимаемся любовью. И так страстно, так горячо, и в то же время так нежно, как ни с одной, даже самой крутой проституткой, не будет.

Но цена всего этого в самом деле велика – дороже денег.

***

Молния: красные и синие поражены в правах. Я как чувствовал. Они лишены привилегий светлых и фактически уравниваются с коричневыми и чёрными. Но не совсем, хотя они и тёмные теперь. Право пользоваться личным транспортом они всё же сохранили, в отличие от совсем тёмных. Но все государственные должности для них закрыты, только сфера услуг с запретом занимать управляющие позиции, а в обслуживающий персонал – пожалуйста.

Приятель мой умный, от которого я всё это и узнал, говорит, что стратификация, то есть неравенство, сохраняется всегда. Синие и красные всё равно будут считать себя выше коричневых и чёрных. Но вообще правда, коричневые и чёрные традиционно выполняют неквалифицированную работу, а эти-то всё же специалисты хоть в чём-то.

Если по-человечески, то мне жаль их конечно, потому что на них больше не распространяются социальные программы для светлых. Да и налоги, например, если у светлого ставка 9 процентов, то у тёмного все 50, и значит, они серьёзно урежут свой бюджет…

***

Купил себе новою квартиру в пентхаусе на Новослободской. От работы на первый взгляд не близко, но, учитывая, что теперь дороги свободны, это не проблема. Долетаем с Михаилом за пятнадцать минут.

В районе Новослободской мне нравится. Там старые дома прекрасно сочетаются с новыми, там атмосфера старой советской Москвы c вкраплениями ещё дореволюционной, и в то же время современной.

Есть там на улице Миусской старое здание института. Я как-то решил зайти, посмотреть. Я вообще люблю прогулки по городу: меня волнуют его пейзажи, улочки, переулки, дома… Мне кажется они сообщают чуткому прохожему нечто крайнее важное на своём особом языке, но вот беда – ключа к шифру не подобрать. Такие променады, кстати – ещё одно удовольствие, недоступное тёмным.

И вот, я на проходной. Там охранник и турникеты. Я прохожу между охранником и турникетами.

– Молодой человек! – говорит охранник. – Вход по пропускам.

А у меня с утра очень хорошее настроение было, не хотелось портить. Просто иду мимо. Странный, думаю, человек, видит же, что у меня значок небесного. И тут же замечаю, что у него – синий. А, всё ясно, их же разжаловали. Из элиты в грязь, вот теперь и пытается воспользоваться служебным положением, чтобы реабилитироваться в собственных глазах.

Ладно, я вошёл в положение, хотя и захотелось двинуть ему промеж глаз. Но ладно, ладно. Просто иду мимо и крещусь с молитвой:

– Господи, дай мне сил не беситься! Дай мне сил! Сохрани спокойствие духа моего!

И чтобы занять голову другим, читаю «Отче наш» раз за разом. Как батюшка велел. Слава Богу, у охранника хватило ума ничего мне не сказать вслед. А то бы тут ничего не помогло. Ужасно не люблю, когда разрушают мой душевный покой – он такой хрупкий, как снежинка.

И вот я внутри. Боже, а что там! Коридоры, коридоры, коридоры, вековой сумрак под высокими потолками, пустынные, как будто брошенные навсегда аудитории… Ремонт не делался давно (за исключением фасадной части и парадных холлов), оборудование прошлого века, на полу стёртый линолеум, стены потрескались и побелка с краской облупились. Вдоль стен, на высоте дверных проёмов убегают вдаль десятки проводов разной толщины. Их много, они переплетаются и словно кровеносные сосуды разбегаются по огромному зданию, снабжая его энергией. Меня завораживает это зрелище. Что за человек или демон разбирается в сплетении всех этих проводов, как он отслеживает, что за что отвечает и куда идёт?

Я догадываюсь, что половина из них нерабочие – они остались от прошлой жизни, как теперь уже лишний, отработавший своё генетический код.

В общем, деньги, выделенные на ремонт, явно ушли в другом направлении. Ладно, разберусь.

***

Я, кстати, меценат. Вот в чём дело.

Парикмахерскую, где я обычно стригусь, закрыли. Связано это с тем, что хозяин – синий, а блювари теперь не у дел. Как и другие низшие, синие и красные не имеют больше права выполнять руководящую работу.

Узнал я об этом во время сеанса стрижки. Мой парикмахер, Надежда, вдруг сказала тоскливо:

– Последний день работаем… Хозяин повесился.

Надежда – очень крупная женщина. Она ростом с меня, но при этом шире в плечах, у неё мощные руки и ноги, огромный живот. Во время работы она вращает кресло со мной, вместо того чтобы перемещаться самой, потому что не влезает между мной и столиком с принадлежностями. Работает она очень вдумчиво, сдвинув черные брови и сосредоточив бешеный взгляд на моей голове, ножницы и расчёска в её руках как резец и молоток скульптора. Именно поэтому я стригусь только у неё, несмотря на её устрашающий вид.

Раньше я предпочитал стричься у симпатичных девушек. Стригли они меня чёрт знает как. Это известный факт: его клиент нравится мастеру, если между ними есть какая-то интрижка, пусть даже только на уровне безобидного флирта, то стрижка будет плохая.