1941 – Своих не бросаем

Оборона Минска в реальности лейтенанта Иванова была короткой: основные боевые действия продолжались всего четыре дня – с 25 по 28 июня, но очень ожесточённой. И очень неравной по силам и средствам – всего четыре стрелковые дивизии РККА, причем отнюдь не полного штата, имея далеко не все, положенное им тяжелое вооружение и средства ПТО, сдерживали в общей сложности наступление пяти немецких танковых и моторизованных дивизий, да еще при подавляющем превосходстве немецкой авиации. Итог был закономерен… К вечеру 28 июня 1941 года немецкие танки прорвали советскую оборону на стыке 100-й и 64-й дивизий и вошли в Минск. В результате охватов немецких 2-й и 3-й танковых групп в Налибокской пуще (западнее Минска) оказались окружены остатки 3-й, 10-й и части 13-й и 4-й армий. К 8 июля бои в Минском «котле» были завершены…

Эвакуация из Минска остальных категорий населения, кроме детей, ни руководством республики, ни командованием Западного фронта изначально не планировалась, а потом стало уже поздно. В результате практически все население Минска оказалось в оккупации и три года подвергалось массовому террору со стороны немецкого оккупационного режима. За каждого убитого немецкого солдата расстреливалось 10 мирных жителей, за каждого офицера – 100 (об этом было объявлено в расклеенных по городу листовках). За время оккупации фашисты уничтожили и угнали на рабские работы в Германию практически все население города (после освобождения Минска в июле 1944 года его в городе осталось всего около 37 тысяч).

Такая вот, неожиданно быстрая и столь позорная потеря Минска оказала гнетущее воздействие на советское руководство и лично Сталина. 30 июня командующий фронтом генерал армии Павлов был арестован, после недолгого следствия он и целый ряд других высокопоставленных советских генералов были расстреляны.

Так проходила и столь печально завершилась оборона Минска во времени лейтенанта Иванова. Здесь же, благодаря идеям все того же лейтенанта Иванова о массовых диверсиях на основных железнодорожных магистралях, идущих к Минску, сейчас положение со снабжением наступающих на Минск ударных немецких частей топливом и боеприпасами ощутимо похуже – может быть, это поможет защитникам Минска выгадать два-три лишних дня, а то и неделю оборонительных боев на подступах к городу. За это время необходимо попытаться по максимуму эвакуировать из города хотя бы население, если уж не получится вывезти оборудование и иные материальные ценности. И время, пока он тут выслушивает нецензурные определения своей личности и физиологических характеристик организма, неумолимо бежит. Пожалуй, придется все же гневный начальственный монолог распалившегося командующего фронтом прервать…

– Товарищ генерал армии, разрешите задать вам вопрос? – вклинился в эмоциональные тирады Павлова Хацкилевич.

И, пока тот, сбитый с толку неожиданным вопросом генерала, на секунду умолк, продолжил:

– Ведь военный аэродром в Лошице, что возле Минска, уже уничтожен немецкой авиацией? Причем, он уничтожен вместе с большей частью размещенных там самолетов и почти со всеми запасами хранимого на нем авиационного горючего?

– Да, аэродром уничтожен, – настороженно ответил Павлов. – И запасы горючего тоже практически все уничтожены. А ты-то откуда это знаешь?

– Я, товарищ генерал армии, знаю не только это, но и то, что уже сейчас в окрестностях Минска идут жестокие бои, и со дня на день город будет практически окружен. Я знаю, что в воздухе уже сейчас постоянно господствует немецкая авиация, все планы эвакуации, даже эвакуации детей, сорваны, не говоря уже об эвакуации прочих категорий населения и промышленного оборудования, в том числе оборудования нового, только что введенного в строй и даже еще не выпустившего ни одного самолета авиационного завода…

Во время этой тирады Хацкилевича Павлов внезапно осознал, что, просто расплескивая вокруг эмоции от злобы и чувства безысходности, ведет себя неправильно и где-то даже не очень достойно. И что генерал-майор Хацкилевич сейчас сообщает ему, командующему фронтом, секретную информацию, которой у обычного командующего корпусом, да к тому же сидящего сейчас где-то под Белостоком, не может быть в принципе. Но она у Хацкилевича откуда-то есть…

После осознания этих фактов Павлов внезапно полностью успокоился, перестал выплескивать эмоции и после короткой, всего на несколько секунд, паузы заговорил медленно, тщательно подбирая слова и абсолютно бесстрастным голосом:

– Я не знаю, генерал-майор, откуда ты, находясь у себя там – под Белостоком, так хорошо знаешь текущую оперативную обстановку вокруг Минска и откуда у тебя секретная информация по планам эвакуационных мероприятий, но повторяю, у меня прямой приказ наркома обороны – Минск не сдавать ни при каких обстоятельствах, даже при условии полного окружения войск, его обороняющих. А ты мне предлагаешь провести полную эвакуацию всего населения Минска. Ты хоть понимаешь, что, не говоря уже о том, что такая эвакуация может сразу вызвать массовую панику в городе, у меня просто нет на это полномочий… Вопрос надо согласовывать непосредственно с самим товарищем Сталиным. Ты, понимаешь, Михаил Георгиевич, что ты мне сейчас предлагаешь?

– Товарищ генерал армии, Дмитрий Григорьевич, – Хацкилевич, чувствуя изменение эмоционального состояния Павлова и появившийся у того настрой на конструктивное обсуждение, со своей стороны тоже постарался убрать лишнюю эмоциональность и перевести разговор в максимально доверительное и конструктивное русло, – прошу извинить, но вы меня неправильно поняли, я вовсе не предлагаю вам сдавать Минск врагу или, того хуже, капитулировать. Но скажите – нет, не мне скажите, ответьте самому себе – разве в планах штаба Западного фронта по обороне города есть еще хоть что-нибудь, кроме как указания войскам стоять насмерть на пригородных оборонительных рубежах? Уверен, что нет. А при текущем количественном и качественном перевесе атакующих немецких войск, да еще в условиях полного господства в воздухе над Минском немецкой авиации, прорыв обороны города – лишь вопрос времени, причем времени ближайшего. Еще два-три дня, неделя, в самом лучшем случае – десять дней. Потом атакующие немецкие войска неизбежно где-нибудь прорвут наши оборонительные порядки и части противника войдут в город. И что потом? Немногочисленные уцелевшие в пригородных оборонительных боях войска Красной армии под угрозой окружения и полного уничтожения вынуждены будут отойти восточнее Минска, на новые рубежи обороны. Маршалы – они как прилетели, так и улетят, если уже не улетели, а командующий Западным фронтом, то есть именно вы, Дмитрий Григорьевич, вынуждены будете принимать тяжелое решение оставить врагу Минск, со всем его населением и ресурсами. И со всеми вытекающими из этого решения последствиями лично для вас. – Теперь, что хочу предложить вам я. Конечно же, продолжать всеми доступными силами и средствами сдерживать наступление немцев на подступах к Минску. При этом имеющуюся в вашем распоряжении танковую и бронеавтомобильную технику крайне желательно стараться использовать из засад или специально подготовленных и защищенных огневых позиций типа окопов, капониров, полузакрытых позиций с древесно-земляной обваловкой. И соблюдая максимально возможную степень маскировки, как с земли, так и с воздуха. Это значительно повысит и живучесть техники в боевой обстановке, и эффективность борьбы с бронетехникой противника. У меня была возможность убедиться в этом на собственном опыте, да и вы, товарищ генерал армии, должны помнить результаты анализа эффективности применения брони с полузакрытых позиций в боях на Халхин-Голе.

Здесь Хацкилевич немного слукавил, поскольку выдавал за свой опыт рассказы лейтенанта Иванова на утреннем совещании о грамотном применении танков в обороне. Собственного опыта такого применения танков и броневиков у него еще не было. Однако генерал, уже успевший проникнуться доверием к информации и советам Сергея, решил, что в данном случае, для пользы дела, небольшое искажение действительности не повредит.

– Но вместе с максимально упорной обороной на подступах к Минску необходимо как можно быстрее начать готовить эвакуацию населения и, по возможности, материальных ресурсов города. Одновременно готовить силы и средства для ведения уличных боев на случай прорыва немецких войск в город. И запросить у председателя Государственного комитета обороны товарища Сталина разрешение на эвакуацию населения и промышленности столицы Белоруссии. Только разрешение запрашивать ни в коем случае не для последующей сдачи Минска врагу, а для того, чтобы население и ресурсы города не были уничтожены в жестоких уличных боях в случае, если немецкие войска все-таки прорвут оборону и ворвутся в город. Что же касается организации уличных боев, сегодня вечером или ночью я самолетом направлю вам пакет с материалами по этому вопросу, а также со свежими разведданными по текущей оперативной обстановке.

Потом Хацкилевич вспомнил недавний разговор с лейтенантом Ивановым о задачах и возможностях воздушно-десантных войск и добавил:

– И еще одно, товарищ генерал армии. Может быть, вам стоит рассмотреть целесообразность переброски в окрестности Минска частей и подразделений 4-го воздушно-десантного корпуса, которые дислоцированы в Пуховичах и сейчас еще находятся во втором эшелоне войск Западного фронта? 214-ю воздушно-десантную бригаду из состава этого корпуса вы вчера обещали мне сюда – под Белосток – перебросить. А вот седьмая и восьмая бригады сейчас пока без дела томятся. И скорее всего, чуть позже эти две бригады штабом Западного фронта будут брошены в бой, на передовую, в качестве обычных стрелковых частей, где будут перемолоты немецкими войсками, так и не проявив при этом особых преимуществ перед обычной пехотой. Я же предлагаю вам перебросить одну или обе эти десантные бригады в ближние тылы той немецкой группировки, что у Минска нашу оборону прогрызает. Там они, специально подготовленные для диверсий и ведения боевых действий малыми группами в условиях отсутствия четкой линии фронта и в тылу вражеских войск, изрядно шороху навести смогут, а то и снабжение парализовать. Да и впоследствии – в условиях уличных боев – десантники смогут принести намного больше пользы, чем будучи просто использованы в стрелковых цепях на передовой.

Командующий Западным фронтом, не перебивая, выслушал монолог генерал-майора. Потом немного помолчал – это уже входило у него в привычку при разговорах и получении информации от Хацкилевича, который за последние несколько дней войны, со своими нестандартными идеями и странной, необъяснимой осведомленностью, раскрылся для Павлова с новой, неожиданной и непонятной пока стороны. Но разбираться сейчас еще и с этим, выяснять источники этой внезапной и сверхъестественной осведомленности Хацкилевича, да еще по телефону, – пусть и по защищенной линии связи, – нет ни времени, ни особого желания. Сейчас другие приоритеты. Сейчас нужно делать все возможное, чтобы спасти Минск. Или, если Хацкилевич все-таки прав и сам город спасти от захвата немецкими войсками не удастся, то хотя бы попытаться спасти его население и материальные ценности, насколько возможно, – тут Хацкилевич снова прав.

– Ладно, генерал-майор, присылай свои материалы. Хуже, чем есть сейчас, думаю, все равно уже не будет, – наконец, с тяжелым вздохом, сказал Павлов, явно собираясь закончить разговор.

И тогда Хацкилевич, по странному наитию, наперекор, казалось бы, неумолимой логике развития событий все же решил попробовать спасти обреченного на уничтожение в тяжелых и неумолимых «жерновах Истории» военачальника.

– И последнее, товарищ генерал армии. Уверен, что, при грамотной организации и успешном ведении уличных боев, немецким войскам не удастся захватить Минск быстро и без серьезных потерь. Возможно, внутренняя оборона города будет даже более успешной, чем внешняя, и задержит немцев не на одну неделю. Но я также, на основании имеющейся у меня информации, убежден, что Минск, рано или поздно, неизбежно будет захвачен противником. Ну, нет у вас сейчас ни войск, ни резервов, достаточных для противостояния немецкой танковой армаде. После того, как немцы все-таки полностью захватят Минск, вас могут отозвать в Москву. Этот вызов, скорее всего, может закончиться для вас отстранением от командования, а затем арестом, с последующим возложением на вас всей полноты ответственности за неудачи войск Западного фронта в первые дни войны и – в особенности – за сдачу Минска врагу. По крайней мере, по имеющейся у меня информации, такая вероятность очень высока. Так вот, Дмитрий Григорьевич, примите добрый совет: учитывая высокую вероятность такого сценария развития событий, вам, возможно, стоит рассмотреть варианты обоснования необходимости вашего постоянного присутствия здесь, в Белоруссии. Хотя бы в том же Белостоке, где вы, к примеру, можете возглавить организацию и координацию боевой работы других оборонительных узлов или в целом организацию борьбы с войсками вермахта в тылу врага, на захваченной территории Белоруссии.

Павлов, после ставшей уже традиционной в их с генерал-майором разговорах паузы, снова перешел на обращение к Хацкилевичу по имени-отчеству и пообещал подумать, на этой обнадеживающей ноте нелегкий разговор завершился.

Глава 2

Сергей провозился с подготовкой информации для Хацкилевича почти до полудня – ощутимо дольше, чем собирался. Отчасти потому, что в процессе работы то одно – важное, нужное и полезное именно сейчас – вспоминалось, то другое.

Сначала еще более детально и тщательно нанес на штабные карты текущую оперативную обстановку, положение советских и немецких войск, динамику их перемещений в ближайшие дни. Потом занялся подготовкой материалов по организации уличных боев в практически окруженном немецкими войсками Минске.

Бои в городе – это сложно, особенно в крупном городе. Это, пожалуй, самый сложный, непредсказуемый и быстро меняющийся вид боевых действий, имеющий свою специфику и зависящий от множества трудно прогнозируемых факторов. Начать с того, что поле боя в городе является не двухмерным, как на открытой местности (в поле, в степи и т. п.), а трехмерным, куда добавляются бои на высоте за счет многоэтажных зданий. Это само по себе уже на порядок увеличивает сложность планирования и ведения боевых действий. Добавьте сюда большие сложности с использованием бронетехники и артиллерии, ввиду их уязвимости, особенно при атаках сверху и из засад. Добавьте сложную, изломанную и зачастую взаимно перемешанную линию обороны, возможность скрытых перемещений сквозь нее по подземным коммуникациям. Добавьте, наконец, определенные преимущества обороняющихся в случае возможности заблаговременно подготовить инженерные и минные заграждения, опорные пункты и узлы обороны и всяческие иные сюрпризы для атакующего противника. Учитывая эти факторы, атакующая сторона – при прочих равных условиях – как правило, имеет потери в три-пять раз больше, чем обороняющаяся. Вот на все эти преимущества обороняющихся перед атакующими и надеялся Сергей, подготавливая материалы по уличным боям за Минск.

В связи с недостатком времени на обучение и отсутствием опытных инструкторов, а особенно из-за катастрофического отсутствия связи уровня взвод-отделение-группа, что сделает невозможной или крайне сложной координацию сил и средств в уличных боях, сильно мудрить не стал.

За основу, как и собирался изначально, взял опыт и принципы ведения уличных боев во время Сталинградской битвы, как наиболее применимые к текущему уровню организации и вооружения советских войск. Опыт и принципы эти родились и были выкованы в горниле страшных и жестоких боев за город на Волге, носящий имя вождя, где противостояние велось даже не за каждую улицу, а за каждый дом, и где отдельные дома по нескольку раз за сутки могли переходить из рук в руки. Там же родилась и получила свое развитие тактика штурмовых групп. Точнее, тактика ведения уличных боев штурмовыми группами, поскольку сами штурмовые группы немцы применяли еще в Первую мировую. Применяют их и сейчас, но по старинке, для атаки и взятия дотов, а стройной тактики ведения именно уличных боев штурмовыми группами у них еще нет. Вот и будет им сюрприз…

Описав близко к тексту «тактику штурмовых групп в уличном бою», разработанную и внедренную в войска 62-й армии, оборонявшей Сталинград, ее командующим, генерал-лейтенантом Василием Ивановичем Чуйковым, Сергей добавил к этому еще информацию по организации оборонительных боев в городе и применению в этих боях легкой бронетехники из современных ему Боевых Уставов. Здесь, конечно, многое пришлось убрать или изменить применительно к современным реалиям развития вооружения, техники и связи, поскольку, для примера, бутылки с зажигательной смесью и гранаты совсем не равноценная тактическая замена ручному противотанковому гранатомету или ручному же пехотному огнемету.

Вспомнив, что Хацкилевич вроде бы собирался уговорить Павлова использовать в уличных боях десантников, специально для них описал тактику ведения боя звеньями, по три-пять человек, в составе снайпера, пулеметчика, одного-трех автоматчиков, они же метатели гранат и бутылок с зажигательной смесью. К ним, по желанию или возможности, можно добавить еще одного-двух саперов, но даже и без саперов эти мобильные атакующие звенья должны пехоту и бронетехнику Вермахта на улицах Минска очень сильно «порадовать».

Еще добавил тактические приемы и методические указания по ведению «снайперской» и «минной» войны, что тоже, как он надеялся, атакующих немецких солдат должно изрядно развлечь. И напоследок, в качестве завершающего штриха, нарисовал и подробно описал схему переделки стандартных гранатных запалов с замедлителем в запалы мгновенного срабатывания, а также приложил несколько принципиальных схем организации гранатных ловушек, как с использованием растяжек, так и без них. И совсем уж напоследок изобразил принципиальную схему «монки» (мины осколочной направленного действия), в изготовлении которой на мощностях промышленного минного производства никакой особой сложности нет, тут новизна только в самой идее, зато эффект от применения этих мин, да еще в условиях городской застройки, для немцев наверняка будет… фееричным.

Сергей писал, рисовал схемы и чертил эскизы, а сам волей-неволей вспоминал все то, что он знал об Обороне Сталинграда. Именно так, с большой буквы, потому что именно Оборона Сталинграда была тем критически важным сражением Великой Отечественной войны, в котором советские войска сломали хребет немецкой военной машине. Вспоминал эпизоды этого героического противостояния, как широко известные в его времени, такие, как ожесточенная оборона Мамаева кургана или дома Павлова, сражения за завод «Красный Октябрь», Сталинградский тракторный завод, артиллерийский завод «Баррикады», так и менее известные, но не ставшие от этого менее значимыми или менее героическими эпизоды обороны.

Дом Заболотного, Мельница, Дом железнодорожника, Сталинградский вокзал, Тюрьма, Молочный дом, Гвоздильный завод, Дом специалистов, Г-образный дом – все эти узлы обороны, где героически сражались и гибли, но не сдавались защитники Сталинграда, как и дом Павлова, тоже получили на картах свои собственные имена. Но помимо них были еще многие и многие узлы и точки обороны по всему городу, где не менее героически сражались с врагом советские бойцы. А ведь были еще и не менее доблестные, и ничуть не менее жестокие, бои на подступах к городу. А еще – каждодневные подвиги моряков Волжской военной флотилии, которые постоянно, днем и ночью, под бомбами и снарядами, словно челноки, метались с одного берега на другой на своих маленьких и практически небронированных катерах, обеспечивая снабжение боеприпасами и остальным, вывоз раненых и какую-никакую огневую поддержку защитникам города с воды. Не будь этих каждодневных, ставших привычно будничными для моряков, но от того не переставших быть героическими, челночных рейсов туда-обратно через широкую и красивую, но тогда словно кипящую от близких разрывов великую русскую реку, – как знать, смогли бы защитники Сталинграда держать оборону так долго и так эффективно.

Но это армия. А еще были простые, ни разу не военные жители города на Волге, которые тоже внесли свою лепту в героическую оборону. И народное ополчение, и рабочие отряды самообороны при заводах, и сами заводы, которые даже во время боевых действий, под постоянными обстрелами и бомбежкой, продолжали ежедневно выдавать для обороны города вооружение и боеприпасы. И, наконец, жители Сталинграда, по возрасту или здоровью не попавшие ни в ополчение, ни на заводы, но все равно желавшие хоть как-то помочь в обороне родного города. Они копали оборонительные рубежи на подступах, строили баррикады, помогали тушить пожары и разбирать завалы – словом, делали все, что могли…

Вспомнил Сергей и еще один итог героической, но слабо подготовленной в результате «ошибок и просчетов командования» Обороны Сталинграда… Огромные, поистине ужасающие потери – более 600 тысяч только бойцов и командиров Красной армии. И плюс к этому страшные, да еще и бессмысленные для военных целей, жертвы среди мирного населения, которое высокомерные и высоколетающие фашистские ублюдки (они же арийские сверхчеловеки) преспокойно бомбили на общих основаниях, абсолютно не заморачиваясь ни правилами ведения войны, ни всякими глупыми, по их мнению, конвенциями, запрещающими уничтожение мирного населения…

Вспомнил и с мстительным удовлетворением подумал о том, что теперь, в этом варианте истории, Сталинград, ставший для них ужасом в той реальности, может, пожалуй, начаться для этих расслабленных арийских сверхчеловеков уже совсем скоро и прямо здесь, в Белоруссии. Начаться в Минске, в Могилеве, в Витебске, в Смоленске… и далее со всеми остановками, в каждом городе, куда попробуют засунуть свое похабное рыло немецко-фашистские захватчики на их пути к завоеванию сначала «нового жизненного пространства» для своей «исключительной» нации, а потом и к последующему мировому господству.

– Ну, и здесь, в окрестностях Белостока, мы тоже, того… Чем сможем – поможем немчикам как можно быстрее преодолеть легкую эйфорию двухлетней победоносной войны в Европе и осознать, что воевать дальше для них будет очень больно, очень обидно и очень-очень смертельно… – сказал Сергей сам себе.

Придя от таких позитивно-оптимистических мыслей в приподнятое настроение, он быстро закончил с материалами по уличным боям, а потом в темпе накидал еще несколько мыслей и идей, которые пришли ему в голову по ходу работы и могли помочь в организации обороны, причем не только Павлову в Минске, но и Хацкилевичу здесь, в Белостоке.

На этом, казалось бы, все его обещания генерал-майору Хацкилевичу на сегодня были выполнены и даже перевыполнены. Но оставался еще один вопрос – очень важный вопрос, который Сергей поставил сам себе и который считал настолько приоритетным, что без колебаний принял решение задержать отъезд генерала, пока не подготовит и не передаст тому все материалы еще и по этому вопросу, а именно – по организации производства мобильных зенитных средств ПВО. Поскольку Сергей не только был твердо уверен, но еще и абсолютно точно знал, и в теории, и на практике, что без организации эффективной и мобильной системы ПВО построение мощной и действенной обороны в условиях применения противником авиации практически невозможно. Да еще и здесь, под Белостоком, где в скором времени, вдобавок к господству в воздухе немецкой авиации, ожидаются и бои в условиях ограниченного маневра в результате охвата оборонительных рубежей превосходящими силами немецких войск.

Вот только уверенности в том, что представители местного «верховного командования» в лице генерал-майора Хацкилевича и дивизионного комиссара Титова поняли его правильно и также убеждены в необходимости первоочередного построения системы ПВО, причем именно мобильной ПВО, у Сергея сейчас не было. Почему? Да потому, что еще во время утреннего совещания, рассказывая о путях и способах организации мобильной ПВО путем переделки отдельных образцов бронетехники – даже не танков, а всего лишь танкеток, к настоящему времени уже сильно устаревших и непригодных для использования на поле боя в своем основном качестве, он ощутимо почувствовал, что эта идея особого энтузиазма ни у Хацкилевича, ни у Титова не вызвала. Скорее всего, потому, что оба они, что называется, «настоящие танкисты» – любая бронетехника для них вершина развития боевой техники и основное средство достижения победы на поле боя. Поэтому мысль переделывать их обожаемые гусеничные бронированные машины во что-то другое для них… скажем так, является очень необычной и трудно усваиваемой. Инерция мышления, однако… даже после того, как они совсем недавно, в ходе попытки контрудара под Гродно, собственными глазами видели, что без ПВО эти их танки при встрече с немецкими пикировщиками очень быстро превращаются из грозной боевой техники в бесполезный металлолом, не годный даже на запчасти.

Сергея такая инерция мышления не устраивала категорически. В первую очередь потому, что вот здесь, под Белостоком, учитывая подавляющее превосходство немецкой армии в авиации, сейчас никакая оборона без ПВО долго не продержится. Причем именно без мобильной и маневренной ПВО, способной быстро перемещаться по театру военных действий и концентрироваться в местах текущей активности вражеской авиации. И эту инерцию мышления необходимо преодолеть, иначе все благие начинания по организации оборонительного укрепрайона пойдут прахом.

– Отсюда вытекает что? – бормотал себе под нос Сергей, не отрываясь от работы. – Отсюда вытекает необходимость и обязательность убедить этих упрямых танкистов в том, что их обожаемые танки, будучи переделанными в мобильные зенитные средства, по существу так танками и останутся, только вооружение у них поменяется, причем это совсем не обязательно ухудшит их боевые качества и изначальное предназначение.

Причем именно танки – по зрелом размышлении Сергей решил не «оттягивать мучительно конец» и не «рубить хвост по кусочкам», а сразу решать вопрос с выбором базы для зениток наиболее оптимальным способом. Танкеткам найдется и более подходящее для них применение, а мобильные зенитные средства нужно сразу делать на базе легких танков Т-26.

Ведь тот же легкий пушечный танк Т-26 – он изначально кем был? Если совсем изначально это был английский «Виккерс 6-тонный», легкий танк сопровождения и поддержки пехоты, пулеметный, двухбашенный. В таком виде он и начал производиться у нас – именно как легкий пехотный танк огневой поддержки пехоты с двумя башнями и противопульным бронированием. Это уже потом наши отечественные теоретики и практики танкостроения принялись мудрствовать над его конструкцией, последовательно усиливая броню и вооружение, устанавливая в одну из башен малокалиберную пушку Гочкиса, а потом и вовсе меняя две малые пулеметные башни на одну большую, с 45-миллиметровой пушкой в ней. Пытались превратить легкий пехотный пулеметный танк во что-то универсальное, способное уничтожать и пехоту, и бронетехнику, и защищенные огневые точки (идеи универсализма в те годы еще прочно сидели в головах у многих, причем не только у «высоколобых интеллектуалов-теоретиков военного дела», но и у конструкторов, в том числе весьма одаренных). В результате закономерно получилась перетяжеленная и малоэффективная машина со слабым бронированием и недостаточной для новых задач огневой мощью, да еще и с постоянно ломающейся в результате запредельных перегрузок трансмиссией и ходовой частью.

– Ну, а мы этот танк вернем немного назад, к его изначальному пулеметному варианту. Но вернем назад не полностью. Точнее, в полном соответствии с утверждениями классиков марксизма о развитии всего и вся по спирали, назад-то мы его вернем, но вернем на качественно новом уровне, – продолжал размышлять он вслух. – Пушечную башню вместе с подбашенным броневым листом и винтовым поворотным механизмом долой. Этот узел можно потом будет либо устанавливать прямо в сборе на другие танки вместо поврежденных башен, либо также в сборе устанавливать во вновь построенные бетонные доты оборонительных узлов, либо просто – на запчасти. Подбашенный броневой короб, да и вообще всю верхнюю броню совмещенного боевого отделения и отделения управления тоже снять, оставить только бронирование моторного отделения сзади и трансмиссионного спереди.

Дальше, собственно, новаторские переделки. Боевое отделение по периметру оборудовать откидывающимися наружу броневыми бортами, при этом высоту бортов подобрать так, чтобы стоящий на днище боевого отделения человек был защищен поднятыми бортами на высоту чуть выше своего роста (в среднем). А в центре боевого отделения, прямо к его днищу, закрепить стандартную тумбовую счетверенную зенитную пулеметную установку М4 (образца 1931 года, такие установки сейчас устанавливают в кузовах обычных грузовиков). Ну, или самодельную, собранную из тех же четырех, или, учитывая их отнюдь не изобилие, трех станковых пулеметов в местных мастерских, – там все не так уж и сложно в техническом плане.

Почему борта откидные? Так для того, чтобы из пулеметной установки не только вверх, по самолетам, огонь вести можно было, но и, при откинутых бортах, горизонтально, по вражеской пехоте, например. А для повышения уровня защищенности пулеметчика в обоих случаях стандартную пулеметную установку необходимо будет дооборудовать броневым щитком. И еще – надо будет на днище боевого отделения какую-нибудь решетку предусмотреть, чтобы стреляные гильзы под ногами по полу не катались, а в щели решетки проваливались. Причем решетку сразу делать съемную, чтобы гильзы и всякий мусор потом оттуда собирать удобно было.

Вот, собственно говоря, и все переделки. Объем работ относительно небольшой, техническая сложность их тоже не запредельная. В результате танк изрядно скинет вес – только за счет снятой башни, как минимум, тонну, – следовательно, резко прибавит в надежности и ресурсе ходовой части и трансмиссии, да и мотору полегче будет, отсюда опять же и повышение его надежности, и увеличение моторесурса. И получится из устаревшего, перетяжеленного и малоэффективного пушечного танка вполне так даже ничего себе новая боевая машина – более надежная, с ощутимо увеличенным техническим ресурсом и межремонтным пробегом, а главное – гораздо более эффективная в боевом применении, причем не только по самолетам, но и по вражеской пехоте. Впрочем, если уж у «настоящих танкистов» рука не поднимается курочить пушечные Т-26, можно пока начать переделки с их совсем устаревших – двухбашенных пулеметных и пушечно-пулеметных модификаций, тех, у которых в левой башне пулемет ДТ-29, а в правой 37-миллиметровая пушка Гочкиса установлена. Думается, на это ревнивые поборники бронетехники согласятся скорее.

Сергей, увлекшись творческим процессом и стараясь при этом не обращать внимания на бригадного комиссара Трофимова, который уже несколько раз заходил и прозрачно намекал, что командование укрепрайона торопится и пребывает в нетерпении, подготовил принципиальную схему переделки Т-26 в мобильную зенитную установку и несколько эскизов такой переделки в разных проекциях. Теперь предстояло еще раз попытаться убедить Хацкилевича…

– Нет, ну вы сами рассудите, товарищ генерал! Вот представьте себе – идет, допустим, ускоренным маршем механизированная колонна – танки, бронемашины, тягачи с артиллерией, грузовики с бойцами и имуществом. Или, к примеру, просто танковая колонна – это вам, как танкистам, ближе. Идет к переднему краю, где потом эта боевая техника, вооружение и имущество должно быть использовано по прямому назначению – в бою с фашистами. Идет без прикрытия своей авиации, с наличием и боеспособностью которой у нас сейчас катастрофа. И без зениток, которых у нас сейчас тоже почти нет. А те зенитки, что были в наличии и чудом сохранились, либо нечем буксировать, либо, если вдруг найдется чем буксировать, нужно прилично времени, чтобы на марше развернуть их из походного положения в боевое. И все, идущие в колонне, по опыту первых дней этой войны уже знают, что в любой момент в небе могут появиться немецкие самолеты, которые методично, как на учениях, спокойно и безнаказанно будут бомбить и штурмовать эту беззащитную от удара с воздуха колонну. И, скорее всего, уничтожат ее всю. Знают, тоскливо ждут этого почти неизбежного момента и страстно желают, каждый из них, чтобы их миновала эта незавидная участь беззащитных мишеней. Так, кстати, в большинстве случаев сейчас все и происходит в реальности – немецкие самолеты буквально охотятся за нашими колоннами, передвигающимися по дорогам, в результате чего перемещение войск и их снабжение днем практически парализовано, и это как раз один из немаловажных факторов наших поражений сейчас.