Мечтатель

– Возможно. Понадобятся новые трусы. Заходят. Не дыши…

***

Поиски нарушителей госграницы и контрабанды продолжались.

Бьется сердце пытаясь вырваться из груди.

Страшно.

Путешественники решившие открыть мир, сжались в комок за барабанной установкой и тихо потели.

Бдящие защитники рубежей, грубо топча чужие мечты и нервы кирзачами, нежданно, как ангелы смерти, добрались до убежища.

Грохот шагов и решительные команды загромыхали опасностью, казалось, над головой, и двери резко, со скрипом распахнулись.

– Где тут свет? – загавкали хриплые голоса у порога.

– А я знаю?

– Шо-то Абдул нервничает, отпустим кобелька, оторвемся? – второму, кажется, хотелось повеселиться.

– Тарас, ты за «оторвемся» к Рыжей обращайся: она по приходит по выходным и шустреньким уделяет внимание. Две банки сгущенки, и она твоя королева на полчаса. А тута – рэ-сто-ран, понимаешь? Еда значит. со-си-со-ны, са-ло-о… А не грязь с нечищеной бульбой, которой нас два раза на день пичкают. А где еда – там коты водятся. Спусти Абдулу и будет всему кораблю праздник, пока коты не закончатся. Лучше глянь, может на столах есть шо свинтить? Иль пузырек?

– Та не-е, я те ховорю – дергается Абдул, надо все проверить. Включай светилку, – настаивал напарник.

– Сам включай. Я лучше пошукаю. Может шо и найду для настроения.

Шаги приближались, били лакированный пол и надежды на новую жизнь жесткими каблуками.

Страж границы остановился в паре метров от беглецов, оглянулся, определил застеленные скатертями столы с приборами и на ощупь начал там рыскать.

Отроки затаили тревожное дыхание.

Повизгивал от нетерпения собакин.

– Опаньки! – раздалось в углу, и через мгновение помещение залил ровный теплый свет. – Искать, Абдул!

Рвущийся с повадка кобель волоком дотащил хозяина до барабанов, и тут же, одним хватом, попытался оторвать коки Лешке.

– Эй, вы чего? Уберите невоспитанного пса! Гражданин Карацупа, что за зверюга у вас малокультурная: вместо «Здрасьте вам» – сразу за фаберже! – возмутился Леха вырастая из пола.

Рос он, надо заметить, весьма осторожно, вдруг пальнут с перепугу? Серега поднялся рядом и притворился тенью.

– Это у нас шо? – обомлели погранцы с трудом сдерживая овчара клацающего зубами в опасной близости от Лешкиных ценностей. – Бехлецы? Предатели? В Японию? Вы знаете, шо вам светит за незаконное пересечение границы? Пятнадцать годков как с куста, долгогрёбы!

– Где вы предателей увидели? Покажите нам – мы первые доложим куда надо, скажи, Серега! – обратился Лешка к ошалевшей от новых перспектив тени. – Я думал вы – служащие Пограничных войск, а вы, видимо, доктор, по глазам диагноз определяете? Или немножко не в себе? Температура есть? Когда последний раз обследовались? Справку предъявите, пожалуйста! – чубатый требовательно выставил ладонь, но успел отдернуть перед тем, как там опасно клацнула собачья челюсть.

Служаки оторопели, кажется, происходящее выходило за рамки устава и наставлений сержанта.

Леха прищурился всматриваясь в глубины солдатской души:

– Повернитесь в профиль, пожалуйста, и посмотрите налево. Та-а-аа-к, – протянул он с видом профессора. – Давно вам враги мерещатся? Мания преследования на почве хронического недоедания? Ставили в известность командование? Видишь, Серега, – обратился он ко второму предателю, – мы, как порядочные, на экскурсии, а некоторые подозрительно поверхностно относятся к своим служебным обязанностям. Какие вы, товарищ незнаюкто, говорите глупости за заграницу! Мы только минуточку как заблудились, выбраться очень хотим, да не знаем в какую сторону, а вы, травмами угрожаете! Запугали будущих комсомольцев, а возможно, и членов партии! Это вы нас сюда и загнали. Вы нам расскажете за Японию? Она где? Как бы, между прочим, мы матросами хотим стать, и в политический актив вступить. Вы члены парт-актива, или, хотя бы, комсомольской ячейки?

– Члены? Я, млять, вот спущу ща Абдулу, он те покажет экскурсию и твои члены раздельно от тебя, матрос, мать ё! Он вас в хамно уделает! – пришел в себя первый.

– Мы, вапще, стрельнуть вас можем как нарушителей границы, и нам с вас – медалька. Ты понял, шпак, мля? – злобно добавил второй, судорожно дергая затвор.

– Рядовой, спустите кобелька и ваша хамнявая армейская жизнь, опосля покажется повидлом. Чего вы кипятитесь? Не дай бог, лопнет мочевой пузырь и ошпарит вам драгоценные ноги. А новые, когда еще вырастут? У вас есть справка, что вы умеете пользоваться автоматом, не нанося вреда окружающим? А она не просрочена? А дата, какая? Только не говорите, что не помните. Вы не маньяк случаем? Что вы на меня смотрите как на ожившего Феликса Эдмундовича? Слушайте здесь, мосье! Вы коварны как Мюллер и уже нас волнуете, а папа у меня полковник КГБ. Вам с нас никакой выгоды, одни проблемы. Они вам к чему? А нам сейчас не до скандалов – экскурсия подошла к концу, и нам пора домой, к маме. Вы же здесь не заработаете даже на пару пустяков, одну головную боль. Вам на дембель, домой побыстрее, к телкам, а не следствия разные, прокуроры, допросыкамеры. Поведете себя неправильно и получите тюрьму, стройбат в лучшем случае, папа постарается, а он – при исполнении и всегда, все доводит до конца. Оно вам надо? – по-взрослому рассуждал Лешка, а Серега впитывал основы юриспруденции, психологии и влияния на других.

– Ну-ка, Тарас, дай я им пенделя, кирзачом, в очко, хородским умникам, пропишу ща, прости меня, Хосподи.

– Слушайте сюда еще раз, любитель детских поп. У меня появляются сомнения в вашей адекватности и уверенность в склонности к педофилии. Чем вас смущают наши детские попы? У вас на лице – подозрительные мысли. Тянут на серьезную статью. Слушайте внимательно: мой папа – полковник КГБ, вы нас пальцем тронете, он вас в асфальт закатает, катком переедет, свернет фарш в трубочку, и свиньям скормит. Затем ваши папмамы получат письмо с благодарностью от командования и уведомлением, что вы с честью погибли на боевом посту. Придержите пса и свои эмоции, гражданин. Вам до трибунала полшага, – он повернулся ко второму пограничнику и доброжелательно спросил:

– У вас вызывающе торчит хохолок, вы не Тараса Бульбы родственник? Вы уже знаете, что письмо вашей родни признано вредным для линии партии, а его позиция с запорожцами – чистой воды антисоветская? Вы ведь оттуда, так? Западэнец, самой чистой Днэпровской воды! Не боитесь, что разжалуют из солдата в ЗеКа? Мы тут слышали, что вы в Японию собираетесь, а за это, срок, знаете ли – измена Родине, с отягчающими: с оружием в руках, сговор, группа… Светит до пятнадцати, а то и… расстрел… Трибунал у нас гуманный, но не до такой степени. А замполит в курсе о ваших порочных наклонностях? Чего вы на нас голос повышаете? Коротенькая записка в Комитет, и нету вас, будто и не было никогда. Давайте так: Я дам вам шанс. Последний. Мы за так сойдем. Совершенно даром и за ничего. Будете себя прилично вести, отцу не скажу, считайте – второй день рождения у вас сегодня. Отодвиньтесь в сторону, неблагонадежные, дорогу честным гражданам, дома нас усталый после важной, государственной работы, папа ждет. Домой, пора домой! – Леха, демонстрируя стальную выдержку, повернулся спиной к клацающему зубами кобелю, сделал Сереге страшные глаза и одними губами прошептал:

– Двигаем, Сержик, нам до хаты, в этот самый миг между прошлым и будущим, без задержки. Не отвлекайся и не оборачивайся, пока жопу не порвали, – и подтолкнул юного предателя Родины к выходу.

Честные граждане, стараясь не смотреть на рвущегося с поводка бешеного пса и ошарашенных стражей границы, бочком по стеночке, выбрались из ресторана, поднялись под прицелами на верхнюю палубу, спустились мимо ошалевшего от такой картины вахтенного, и вернулись в серо-ледяную кашу и пронизываемую зимними ветрами безнадегу.

За ними, с трапа ведущего в другую жизнь, сошли служаки провожая неудавшихся Миклухо Маклаев зловещими зрачками стволов и потоками благословлений.

Все мы знаем те благословления с детства. И спиной, и другими частями тела.

Но не пальнули, пальцем не тронули, и псу не позволили. Полковник КГБ – фигура слишком крупная, чтобы рисковать своей шкурой. Даже липовый. А вдруг?

Трап поднялся, мостик, ведущий в другую жизнь, ускользнул.

Белый теплоход с шумом отошел от пирса, поднял пенную волну и смыл мечты, тропические острова и перспективы, оставив несостоявшихся изменников в глубокой, промозглой ночи.

Хотя, город V и южнее Сочи, но в декабре и здесь случаются злорадные морозы и душераздирающие ветра: порядочный чукча при такой погоде поет победные песни, а захудалые французы протянут пару дней и будут вспоминать всю жизнь, рассказывая внукам о своем подвиге.

Что уж тут упоминать французов несостоявшихся?

К тому же, сегодня разразился один из дней, когда налетела планета на Вселенскую ось, перевернулся климат, и друзья дружно лязгали зубами от пронизывающего до костей стылого муссона.

– Уплыли ништяки, – шмыгнул носом вслед лайнеру Серега.

Его заметно потряхивало.

– Мы никуда не уходим, Родина-мать. Чуть не вхряпались, и не обмочили совсем новые брюки, – признался Леха, как только они встали на родную, промерзлую землю.

– Откуда ты все это знаешь? «Допросыпрокуро» – кто? Полковник КГБ? У тебя же отец – инженер? – приятель постепенно приходил в себя, понимая, что другая планета откладывается на следующую жизнь.

– Нет ничего важнее для холопа, чем барин. Про остальное – потом. Могли бы наверху, в шлюпках спасательных спрятаться и люк задраить. Там минус, но никто б толком не искал, задницы б не морозил. Нам бы только ночь продержаться, да день просидеть, а завтра уже все, тю-тю. И все: мы – за границей, сбежали бы в порту, хоть вплавь, вот она – жизнь, все ворота открыты! Наши личности забздели, потому и вляпались. Духу не хватило. Не хватает решимости идти до цели, не поднимай пыль на дороге. К чему возня, если дрожишь от страха, больше чем от мороза? Можно было и не пылить. Пошлепали до дому, студеный декабрь шуток не приемлет – пока дойдем, заледенеем насквозь. Да и предки, наверняка распереживались до упора. Нам давно пора впасть в зимнюю спячку. Знаешь, а лучше я у тебя в сарае переночую, а с утра домой явлюсь. Иначе, нам не позволят заскучать, засунут Японию, Лемурию и лайнер Приамурье вместе взятые, в то самое место. Замучимся выковыривать.

Через час две закоченелые мумии догремели костями до маленького домика на сопке Гайдамака. Леха спрятался в сарайчике под кучей одеял, а блудный сын познал чудо благодатного огня – мамин веник передавал заиндевевшим чреслам локальное тепло до тех пор, пока не разлетелся в щепки. Родительская любовь, она такая – коварная, и временами, болезненная штука.

В два часа ночи за вторым беглецом явились обезумевшие от переживаний его мампап. Нашли сами. Без подсказок – материнское сердце не обманешь.