Жрец. Трилогия «Сага равнины». Книга вторая

– Наверное.

– А если бы хотел свою историю спрятать? Молчал бы? Не записывал? Так рано или поздно кто-то сам бы похожее придумал. Сюжеты расхожие. Слово за слово, да все равно разные путники на одну дорожку выбредают. Ветер в походной суме не утаишь.

– И как быть?

– Есть другой путь. Чтобы спрятать что-то очень ценное, нужно произвести замену. Сокровище в карман положить, а на всеобщее обозрение блестящую безделицу выставить, чтобы все на нее смотрели и в уверенности пребывали, что эта безделица – то самое сокровище и есть.

– И как это сделать в случае с могучим знанием?

– Книги не сами себя пишут, – ответил Гелертер. – Этим люди занимаются. Если бы те, кто знание обнаружил, стали бы его прятать, то лишь внимание привлекли бы к своей находке. И не уберегли – пришлось бы делиться, либо силой бы отобрали. И счастливые кладоискатели нашли самый разумный и самый действенный выход. Они решили это знание подарить всем. Так и объявили: даруем знание всем народам. Написали книгу. Долго писали. Несколько веков. Правили, вычеркивали, добавляли, изменяли по мелочам и по сути. Понемногу подсовывая блестящую пустышку вместо истинного сокровища. Так что в книгах именно ее, пустышку, и найдешь. Веру превратили в религию и раздали, как ту похлебку. Вера – она для многих, а сила – для избранных.

– Не все же верили. Раз на поверхности знание лежало, обязательно кто-то и сам бы нашел, без всяких книг.

– И находили! И спорили! Только их на кострах жгли. Или собирали множество людей с мечами и в доспехах и посылали их топтать, крушить и резать несогласных. Или мягко переубеждали-уговаривали. Или вместо одной пустышки подсовывали другую пустышку, подостовернее. И заверяли: вот теперь-то это именно оно, истинное знание. А потом обладатели одной бесполезной убежденности начинали люто ненавидеть последователей другой бесполезной убежденности. И снова войны, кровь, разорение. В этом вся наша древняя история. На этом весь мир наш держится. Вернее, держался.

– Так всегда было?

– Не всегда. Так стало, когда нашли. Пока искали, все было иначе. Время для богов не имеет значения. А вот место – очень даже. Как для течения реки. По склону бежит, по равнине раздольно гуляет. Меж одних камней протиснется, другие – в песок сотрет. Одни деревья влагой напитает, другие – с корнями вырвет и бревнами понесет. В каждом селении боги звучат по-особому. И люди их по-своему слышат. И зовут всяк раз на иной лад.

– Запутаться можно, – улыбнулся Неофит, все еще не всерьез воспринимая рассказы Гелертера.

– Имена разные, суть одна. Вот ты на равнине кем был? Трубадуром. И в Столице – Трубадур, и в Городе – Трубадур, и в Мертвой деревне – тоже Трубадур. Вдоль всего Немого хребта – везде Трубадур. Стеклодув повсюду будет выдувать из стекла посуду, Кузнец – ковать и закалять ножи. Заставь их пасти мохоедов или варить пиво, они справятся, но без огонька и с сомнительным качеством. Боги тоже не любят менять ремесло, если можно так сказать. Так что как бы их по городам и селам не называли, но воинственный бог будет ведать войной, а солнечный – Солнцем, – и Гелертер указал на мужика с мечом, а потом на небо, где в зените белизной слепило Солнце.

– Им тоже ведают боги? – Неофит поднял глаза к небу и тут же прикрыл их рукой.

– Солнцем? Конечно. Только не боги, а бог. И не ведает. Ведать – не совсем удачное слово. Солнце и есть бог. Оно живет своей жизнью, обладает огромной мощью. Все мы пользуемся его щедротами. Тем и живем. Было бы хамством с нашей стороны просить его еще о какой-либо помощи. Мы можем лишь благодарить его и через его подсказки, его посредничество искать другие источники силы, более… ммм… локального значения.

– Солнечного бога так и зовут – Солнце?

– В том числе, – кивнул Гелертер. – Древнее слово, очень древнее. Его корень восходит к значению «рожать». Во многих древних языках корень звучал одинаково. А вот чувствовали силу Солнца по-разному. Прищурил глаза? Не в силах выдержать прямой взгляд бога? Вот и в древности некоторые видели силу не в самом диске, на который невозможно смотреть, а в черном пространстве вокруг него. Так и называли: Амон, «незримый». Могли называть Ра, если говорили о солнечном свете. Иногда объединяли эти имена – Амон-Ра, тьма и свет. Сам солнечный диск – Атон, тоже имя бога. А солнечный диск в окружении неба – Хор. И это только в одном древнем государстве – в Египте.

– Были и другие имена? – с тоской спросил Неофит, понимая, что не запомнит и десятой части из рассказов Гелертера.

– Множество! Инти и Белен, Хорс и Ярила, Пушан и Аполлон, Гелиос и Фаэтон, Шамаш и Митра, Сол и Сурья, Эос и Аврора, Даждьбог и Аматэрасу…

– И как древние не путались?

– А чего путаться? Где жили, так и чувствовали; как чувствовали, так и называли. Путаница началась потом – когда малые поселения стали объединять в большие государства. Вот тут возникла задача перед тогдашними Лидерами – собрать всю эту розницу и обозвать все оптом каким-нибудь одним словом. Так боги утратили имена локальные и обрели имена глобальные. Были «духами места», а стали «покровителями народов». Пафоса в религиозном служении стало больше, однако толку от такого служения стало меньше.

– Почему же? – не понял Неофит.

– На равнине ты помнишь себя с двенадцати лет? – спросил Гелертер.

Неофит кивнул – удивляться нечему: конечно же, Наставник передал Верховному Жрецу все подробности бесед, что Бухгалтер и Трубадур вели в Анкетной башне.

– В тех местах, откуда ты пришел у тебя было другое имя?

– Было, но я его не могу вспомнить, – признался Неофит.

– Это имя было твоим и только твоим. Мы обязательно найдем его тут, в Храме. Вернем тебе имя, – серьезно пообещал Гелертер. – Ты откликался на него, так звали тебя родные и близкие. Такое имя для человека – словно звон ручья. На равнине ты получил имя по ремеслу. Тоже откликался, но Трубадуров на равнине десятки. Чтобы вести с человеком доверительные беседы, нужно знать друг друга по именам. Но если тебе просто нужен нож, ты идешь к Кузнецу, если таблетки – к Лекарю, если эль – к Трактирщику. Тебе уже не важны подробности его жизни, его настроение, мысли, чувства. Тебе важна функция.

– Да, я начинаю понимать.

– Так произошло и с богами. В глубокой древности люди знали богов по именам, вели с ними доверительные беседы. Когда духи мест слились в государственных богов, они стали знаменами, функцией, по-прежнему помогали, но более не говорили с людьми «по душам». В каждом государстве, в зависимости от местности, климата, государственных целей и задач, одних богов возводили на трон, другие теряли свою значимость, скрывались на вторых ролях.

– И среди богов есть Лидеры и Мэры, – усмехнулся Неофит.

– Все относительно, – сказал Гелертер. – Где ждут дождей для урожая, там на троне Зевс, Юпитер или Перун, повелители молний. Где люди промышляют торговлей, там властвует Гермес, Меркурий или Велес. Где народы живут войной, там повелевает Арес, Марс или Один.

– Я слышал эти имена древних богов. Они были героями в моих историях, – вспомнил Неофит.

– Имена-функции, – поправил Гелертер. – Как твой прежний Трубадур или нынешний Неофит. А представь, что тебя будут звать даже не по ремеслу, не по конкретизирующему признаку, а по самому общему твоему свойству.

– Это как?

– «Эй, человек!» Вот так будут звать, – улыбнулся Гелертер.

– Не откликнусь, – признался Неофит.

– Как раз то, что и было нужно счастливым древним кладоискателям! – обрадованно воскликнул Гелертер. – Они нашли простой рецепт общения с богами, очень простой рецепт. Нельзя было такое могущество раздавать направо и налево. Сокровище нужно было спрятать. А прятать лучше всего на самом заметном месте. Проще говоря, чтобы что-либо надежно спрятать, нужно выставить это что-то напоказ.

– Можно объяснить? – попросил Неофит.

– Конечно! По всему миру нужно растрезвонить, что найден кратчайший путь к божьей помощи. Книгу об этом нужно написать. Самую важную. И назвать ее соответственно. Например, «Счастливая книга», «Святая книга» или просто – «Книга». И в этой книге с самыми достоверными подробностями описать путь в божье общество к божьим милостям.

– И направить читателей в другую сторону, – догадался Неофит. – Только читатели же свой разум имеют, со временем все изучат, во всем разберутся и не поверят.

– Значит, нужно так сделать, чтобы поверили. Смешать воедино имена, ремесла, сферы божьей деятельности. Все в одну кашу. Было много богов, каждый со своим именем. Стал один бог с множеством имен.

– Взять все и объединить, – вспомнил Неофит собственные слова.

– Вот тебе один пример для наглядности. На заре времен люди весьма опасались всякую нечисть – злых духов, тоже в своем роде богов, только со знаком минус. Знали всех их по именам, знали, какие напасти каждых из духов мог накликать, но даже произносить эти имена боялись. Чтобы не призвать. Справедливо считали, что кого по имени назовешь, тот и откликнется. Чтобы уберечь себя от этих темных сил, даже чертили защитные круги: кто за чертой, тот не сунется. А потом придумали простой выход. Заменили имена на пустые слова. Всех, кто за этой самой чертой, так и стали называть: черти. И предмет обозначили, и по имени не позвали.

– Удобно и безопасно, – согласился Неофит.

– И раз со злыми силами такую штуку проделали, почему бы ее не проделать с добрыми? Почему бы всю силу древних богов не спрятать за одним ликом? Обезличенным ликом, прости за тавтологию.

– Не знаю этого слова.

– Не важно. Обезличить богов удалось не сразу. Это была монументальная задача, на многие века. В одном древнем могущественном государстве, что разбросало свои города вдоль полноводной реки, как нынче поселения разбросаны по равнине вдоль Немого хребта, жил весьма энергичный правитель, фараон. Государство называлось Египет, река называлась Нил, а фараона звали Аменхотеп, четвертый в роду носитель этого имени. А само имя обозначало «Амон доволен».

– Амон – один из солнечных богов, – похвастал памятью Неофит.

– Да, «незримый». Скорее, бог всего, что вокруг Солнца. Но Аменхотепу Четвертому нужен был зримый бог. Такой, чтобы ослепил подвластные фараону народы и затмил всех других богов своим нестерпимым сиянием. И фараон выбрал другого бога – Атона, призвал себе в помощники сам солнечный диск. Жрецы, что беседовали с богами тихо и незаметно в подземных храмах, вынуждены были по приказу фараона перенести служение на открытый воздух. Теперь обращение к главному, а со временем к единственному богу Атону проводили при общем собрании народа. Задушевные беседы Жрецов превратились в площадные выступления Трубадуров.

– Что плохого в площадных выступлениях? – заступился Неофит за прежнее свое имя и ремесло, с которыми сорок лет прожил на равнине.

– Ничего, – поспешно заверил Гелертер. – Только цели разные. Общение с богами не терпит мирской суеты. Содержание было спрятано за обрядом. Так полезный разговор превратился в бестолковое распевание гимнов. Но и это еще не все. Чтобы выстроить новое будущее, нужно было стереть прошлое. Сам фараон принял новое имя – Эхнатон, «полезный Атону», дал новые имена всему своему окружению. Провел реформы языка, переведя древние, сильные слова в личный архив, предложив народу новые, бессильные созвучия. И даже летоисчисление стали вести с момента воцарения Эхнатона.