И эти процессы происходят не с бухты-барахты, а по определенной методологии. Но Природа сама по себе не «задумывается» – как это делает человек – над тем, по какой методологии в ней, в Природе, осуществляются те или иные процессы возникновения новизны (то есть процессы бытия). И у нее нет того, кто бы мог над этим задуматься. Но мы уже знаем, что у социума – как природного, живого образования – есть тот, кто способен ему помочь в разрешении его, социума, проблем. (Мы только не уверены в том, точно ли мы следуем тому, что хочет социум получить от нас, или мы своевольничаем, стараясь больше удовлетворить самих себя, чем социум). Но если мы в чем-то главном можем помочь социуму, то не можем ли мы хотя бы в чем-то «помочь» самой Природе? А можем мы ей помочь, скорее всего, только в разгадке той методологии, по которой она свершает свое бытие, то есть возникновение новизны. Иначе говоря, мы не в силах изменить ту данность, которая нам уже дана в готовом виде. Так может быть наше мышление способно понять, как эта данность возникла? То есть понять методологию ее возникновения.
Получается так, что как только мы выходим на «доисторический» уровень бытия, то оно, бытие, оказывается напрочь отделенным от мышления и мы ничего о нем не знаем, кроме той данности, среди которой мы вдруг очутились, и которую, к нашему счастью, мы способны и можем исследовать. Таким образом, для того чтобы постичь то «доисторическое», что некогда происходило в Природе без нас, мы должны идти в обратном направлении – от данности, среди которой мы живем, к разгадке той методологии, по которой происходило и происходит возникновение новизны.
(Здесь, в качестве реплики можно заметить следующее. Природа – великий экспериментатор. И величие ее в том, что она никогда не планирует свои эксперименты. Но, несмотря на это, у нее нет безуспешных экспериментов. Она постоянно проводит их и создает новизну. Новизна – это ее Продукция, без прилива которой существование ее не то что невозможно, оно для нее гибельно. Мы же живем среди того, что некогда возникнув, давно уже успело постареть. Можно сказать, что мы живем среди отбросов ее бытия, среди результатов ее успешных опытов. Но, несмотря на это (или благодаря этому), мы призваны самой Природой к тому, чтобы вновь и вновь создавать новизну и тем самым «питать» ею хотя бы тот социум, в котором обретаемся мы сами. И у нас, к сожалению, нет ни сил, ни, тем более, воли к тому, чтобы помогать (или хотя бы не вредить) самой Природе в деле создания новизны. Наоборот, мы – в невообразимых масштабах – губим то, что успела насоздавать Природа. Не получается ли так, что в своем «соревновании» с Природой быстрее губить то, что она успевает создавать, мы оказываемся (или уже оказались) «победителями»? И не есть ли эта наша «победа» той точкой невозврата (точкой бифуркации), той «пирровой победой», после которой у нас уже не остается каких-либо перспектив на будущее?).
Но пройти возвратный путь от данности к той методологии, в соответствии с которой возникает та или иная новизна, мы можем только в том случае, если временно-разнесенные «доисторическое» бытие Природы и наше (сегодняшнее) мышление встретятся на «перекрестке» данности, той данности, которую уже создала Природа и той, среди которой вдруг очутились мы с нашим продуктивным мышлением. А встретиться они могут в том случае, если мы задумаемся над вопросом о том, каким именно образом в Природе была осуществлена та или иная интересующая нас данность. Но при этом реальный процесс бытия, процесс уже осуществленный в действительности, должен быть в той или иной степени истинности представлен в нашем интеллекте. И только в этом случае наше мышление будет оперировать теми представлениями, которые в нем уже постепенно сложились на основе предшествующего приобретенного нами опыта и знания. Так, не имея никакого представления об открытии Рентгена, у нас, естественно, не могли бы возникнуть какие-либо идеи о реальных процессах, происходящих или уже произошедших в крупномасштабных объектах Вселенной в рентгеновском диапазоне излучения волн.
Так что достоверность нашего познания «доисторического» бытия во многом зависит от того, насколько плодотворно мы можем экстраполировать нами познанное на то, что нам только предстоит еще узнать. И здесь науке несказанно повезло в том, что законы природы – в обозримом нами времени и пространстве – неизменны. Почему она и может экстраполировать то, что мы наблюдаем в нашем крохотном пространстве в данный кратчайший промежуток времени, в котором мы живем, на то, что происходило во Вселенной, когда не было ни Солнечной системы, ни жизни на Земле, ни нас самих. И мы надеемся, что наше экстраполирование вполне обосновано, и мы получаем достоверную картину того, что происходило в далеком прошлом. Но доведись Природе «выделывать коленца» и менять – то ли во времени, то ли в пространстве – законы, что управляют мирозданием, могла ли тогда наука иметь какое-либо достоверное знание о «доисторическом» прошлом? На что бы тогда она могла опираться? На какие «архиископаемые» инструменты, которым мы могли бы довериться?
И для того чтобы ближе подступиться к вопросу, на что наука, – а скорее, метафизика – могла бы опереться, обратим наше внимание на то, в чем Мейясу видит задачу спекулятивного материализма. Вот что он пишет в «После конечности»:
Мы должны …. постараться понять, как мышление может получить доступ к нескоррелированному – к миру, способному продолжать существовать, не будучи данным. Сказать такое означает также, что мы должны понять, как мышление может получить доступ к абсолютному: бытию настолько непривязанному (первоначальный смысл слова absolutus), настолько сильно отделенному от мышления, что оно представляет себя как без-относительное к нам – способное существовать независимо от того, существуем мы или нет»
.
Выше по тексту, не совсем понимая, как наше мышление, по Мейясу, может «получить доступ» к тому бытию, которое не может быть скоррелировано с мышлением, мы уже (на предварительном уровне) предложили путь – путь экстраполяции, – идя которым можно «получить доступ к абсолютному: бытию» и «отделенному от мышления» и способному «существовать независимо от того, существуем ли мы или нет». Но вопрос заключается не столько в получении неизвестно зачем нам нужного доступа к бытию, сколько в нашем знании той методологии, по которой осуществлялось это бытие самой Природы, «доисторическое» бытие, бытие Природы самой по себе. Потому что мы живем среди этой Природы, той Природы, которой нет никакого дела до нашего бытия и которая в одночасье может стереть нас с лица Земли, а может и позволить нам существовать далее.
Так, мы знаем, что бытие живой Природы заключается в возникновении новых видов живых существ. И наше мышление (и не только оно) имеет доступ к этим существам. Но можем ли мы постигнуть своим мышлением методологию их возникновения? Точно так же мы понимаем, что в социуме постоянно происходит возникновение новизны в виде Необходимости в ней. Но знаем ли мы методологию возникновения (зарождения, созревания) последней? Отнюдь нет. Мы только смогли – и то, только едва-едва – постичь методологию возникновения идеи и нового искомого сущего на уровне нашего ментального бытия. Все остальные методологии закрыты от нас за семью печатями. За исключением разве что – благодаря И. Пригожину – методологии спонтанного возникновения новизны в процессах самоорганизации материи (в основном, физической) в открытых системах, находящихся в сильно неравновесных состояниях.
И мы пока не знаем, есть ли какие-либо другие способы (методологии) возникновения новизны, кроме двух вышеуказанных: в нашем интеллекте и в Природе. В конце концов, и продуктивное мышление, как мы показали (см. Часть 111 Статьи 2, и Главу 13, разделы 13.2 и 13.3 нашей Книги), есть спонтанная, то есть природная самоорганизация ментальной материи (то есть нейронов нашего мозга на уровне физиологического и когерентного их взаимодействия) в точках бифуркации с последующим образованием комплексных «диссипативных структур» (Пригожин) – идей. И это в некоторой степени приближает нас к тому, что есть нечто общее в процессах бытия человека и Природы (см. далее раздел 3).
Так что если мы хотим что-то понять в бытии, нам в первую очередь надо попытаться уйти от жесткой привязки бытия к мышлению, но ни в коем случае не отбросить ее совсем. (И в постановке данного вопроса, конечно же, неоценимая заслуга принадлежит К. Мейясу, обозначившему саму сущность корреляционизма и необходимость выхода за его рамки). Потому что эта привязка сама по себе каким-то непонятным нам образом заневолила наше мышление именно тем, что мышление оставило в тени свою самую небольшую, но самую драгоценную часть, часть продуктивную, то есть создающую саму новизну. Другими словами, за «спиной» наиболее близкого нам мышления, мышления логического, затерялась главная, иррациональная, часть продуктивного мышления, а именно, спонтанное возникновение новизны. (А ведь в нем заключено самое таинственное и самое фундаментальное Событие, – какое Природа могла придумать для собственного существования, – названное древними греками Бытием). В результате чего случилось то, что бытие стало не возникновением, а присутствием (существованием) присутствующего.
(Кстати сказать, призыв Пригожина с сотрудниками
, наконец-то, перейти от рассмотрения бытия (как существования, или как «присутствия присутствующего» (по Хайдеггеру)) к рассмотрению становления (как постоянного изменения (Гераклит)) вполне оправдан – он как нельзя кстати. Потому что, во-первых, «метафизика» взялась за бытие, как за палку, но не с того конца, приняв его за нечто уже существующее, а не за то, что только еще возникает (становится). Во-вторых, той же «метафизикой» не было осуществлено доскональное рассмотрение понятия «становление»:
– в чем именно оно заключается: в простом ли изменении каких-либо свойств вещи, или в создании, возникновении этой вещи, той вещи, которой ранее не существовало ни в нашем представлении, ни в реальности;
– что изменяется в данном объекте (вещи): его функция, его свойства, его форма, его сущность, его взаимосвязи с другими вещами и т. д.;
– что является причиной этих изменений, а что – следствием оных;
– есть ли какая-либо методология свершения этих изменений (становлений)? И т. д. и т. п.
И как мы показали ранее (см. Статьи 1, 2 и Книгу), становление – это и есть бытие, то бытие, которое есть создание вполне конкретной новизны (идеи, искомого сущего, подручного средства, Продукции) – причем, по вполне конкретной методологии, – а не нечто неопределенное, расплывчатое, и не поддающееся разумному описанию. В связи с чем, возникает даже подозрение, что «метафизика» отчасти являлась (служила) поводом уйти от неспособности нашего мышления постигнуть вполне конкретные Истины, уйти в заоблачные дали блуждания в зонах неопределенности, что и случилось с понятиями «бытие», «сущее», «истина» и т. д. (Стоит нам только посмотреть соответствующие статьи в любой философской энциклопедии).
Вот где была совершена роковая ошибка метафизики. Так что если бы мышление – а именно, мышление не обыденное, а продуктивное! – было запряжено в «повозку бытия», как возникновения новизны, вот тогда бы, может быть, и возник вопрос: а не способна ли эта «повозка» двигаться сама собой, без какого-либо участия продуктивного мышления человека? Иначе говоря, нет ли у бытия каких-либо собственных ресурсов движения, тех ресурсов, которые бы обходились без помощи человека (то есть вне корреляционистского круга)? А если они все же есть, то в каком виде они могли бы быть представлены?
Но прежде чем более подробно остановиться на том,
– что есть Ум в нашем представлении (раздел 4),
– что собой представляет продуктивное мышление (раздел 5),
– в чем заключается его сущность (раздел 7)
– и в какой взаимосвязи они, Ум и продуктивное мышление, могут находиться (разделы 4 и 5),
рассмотрим в следующем разделе 3 аналогию между бытием человека и бытием Природы. Это поможет нам прийти к фундаментальной роли Ума – как самоорганизации природной материи – и взаимосвязи последнего, как с продуктивным мышлением человека, так и с творением новизны в самой «доисторической» Природе.
3. Аналогия между бытием человека и бытием Природы
Но рассмотрим мы эту аналогию сначала в наиболее общем виде (п. а), а затем (п. б) более подробно.
а. Аналогия в общем виде
Как ранее мы заключили (см. Статью 2), способность человека творить новизну посредством создания (обнаружения) идей есть способность, не выработанная самим человеком, (положим, в результате тренировки), а заложенная в его интеллект (мозг) самой Природой. А если это так и мы правы в своем предположении, то спрашивается тогда, почему бы ей, самой Природе, не творить новизну без какого-либо посредничества человека, и даже без посредничества человека продуктивно мыслящего. А ведь Природа, действительно, постоянно творит эту новизну, как на уровне живой материи, так и не живой. И если на уровне человеческого бытия создание новизны (идей) не обходится без образования комплекса взаимосвязанных сущих (объектов), то почему бы самой Природе (без участия человека) не осуществлять творение новизны по той же самой «идейной» методологии, то есть посредством комплектования определенного числа сущих и выявления того подручного средства, с помощью которого можно производить новый род деятельности по производству какого-либо нового вида Продукции?
Исходя из этого, можно было бы тогда предположить, что методология возникновения новизны в виде идей, – как структурно-функциональных образований взаимосвязанных сущих, – есть продолжение и проявление Природной («доисторической») «идейной» методологии возникновения новых объектов и видообразований. Так, положим: как новые живые видообразования (подручные средства) в Природе призваны производить новый род деятельности по производству новой Продукции в ареале своей среды (ниши) обитания, так и идеи в виде подручных средств (генерируемых человеком) призваны «производить» новый род деятельности по изготовлению новой Продукции в определенной сфере (нише) социума, в той сфере, где в наибольшей степени проявлена Необходимость ее обновления. То есть новые идеи человека выполняют в социуме ту же функцию, что и новые видообразования в Природе: создавая новую Продукцию, и человек и Природа привносят новизну и разнообразие в существование социума и Природы, тем самым продлевая их жизнь и функционирование. Без притока этой новизны гибель им обеспечена – она вопрос только времени. Но почему гибель им обеспечена? – вот в чем вопрос.
Почему только приток новизны способен обеспечить существование любой открытой системы (не говоря уже о системе закрытой, в которую этот приток исключен)? И не потому ли Природа «придумала» (изобрела, открыла, сотворила) феномен (принцип) спонтанной самоорганизации любой ее материи для того, чтобы обеспечивать существование и функционирование всех ее систем? Ведь только спонтанная самоорганизация материи способна на создание новизны и приумножение многообразия, приток которых – это и есть само существование системы, функционирование которой не может быть обеспечено без прилива данного вида. Не в этом ли, не в сотворении ли феномена спонтанной самоорганизации материи заключена вся мудрость Природы? Но более подробно обо всем этом смотри далее.
б. Аналогия в более подробном виде
Наша ближайшая задача состоит в том, чтобы показать, что есть общего в процессе образования новой идеи в нашем интеллекте и в процессе спонтанной самоорганизации физической системы с возникновением новых комплексных «диссипативных структур». Мы уже в достаточно объемном виде представили картину возникновения (создания, обнаружения) новой идеи (в тексте Статей 1 и 2 и Книги). Было показано и что предшествует ее возникновению, и под воздействием какой силы и в каком виде она возникает, и как раскрывается ее смысл, и что является результатом его развертывания. А потому, чтобы не загромождать наш текст, сразу же переходим к описанию процесса образования новизны, положим, в физической (теплогидродинамической) системе на примере возникновения «неустойчивости Бенара», приведенном в работах Пригожина с сотрудниками. После чего нам не составит особого труда найти то общее (аналогию), что объединяет столь разнородные процессы возникновения новизны на ментальном уровне нашего продуктивного мышления и на уровне природных процессов, происходящих в системах, находящихся в неравновесных состояниях и в определенных начальных и граничных условиях.
А теперь переходим к ячейкам Бенара (см. ссылку на литературу под №3
). Напомним вкратце, в чем заключается, по нашему мнению, сама идея образования ячеек Бенара: из чего она состоит, что является подручным средством и какая Продукция производится с помощью последнего. Итак, составными элементами комплекса сущих этой идеи являются: две расположенные горизонтально пластины, слой жидкости между этими пластинами, подводимая к нижней пластине тепловая нагрузка, гравитация, воздействующая на слой жидкости и т. д. Сама суть этой идеи заключается в том, что при увеличении тепловой нагрузки («управляющего параметра», по Пригожину), подводимой снизу, в какой-то момент в слое жидкости – под воздействием все нарастающих флуктуаций, приводящих к бифуркации – спонтанно возникают многочисленные шестиугольные замкнутые конвективные потоки жидкости (ячейки Бенара). При этом режим передачи тепла через слой жидкости внезапно сменяется с режима теплопроводности на режим более эффективный: а именно, конвективную передачу тепла посредством циркулирующих (вращающихся) ячеек Бенара. И результатом подобной интенсификации является снижение разности температур между нижней и верхней пластинами. Как видим, подручным средством в данной идее, тем средством, которое создала сама Природа, являются внове образуемые ячейки Бенара, а Продукцией, производимой ими, – интенсификация теплообмена между пластинами. (Вот точно так же затребованная ранее социумом интенсификация процесса распространения знания (как Продукции) есть результат создания (изобретения) кусочка мела (как подручного средства) человеком, сотворившим саму идеюэтого кусочка мела. Или другой пример: видение удаленных объектов Вселенной и познание их свойств (как Продукция) есть результат ранее затребованного социумом изобретения телескопа (как подручного средства).
Кстати сказать, к сфере подобных явлений спонтанной самоорганизации материи можно отнести и такие достаточно эффектные природные явления, как сверхпроводимость некоторых металлов и сплавов при низких температурах и сверхтекучесть жидкого гелия при температуре ниже ?-точки. В первом случае при достижении температуры сверхпроводимости проводник, по которому течет ток, мгновенно переходит в состояние, при котором электрическое сопротивление проводника скачкообразно падает до нуля, что исключает тепловые потери в нем. Во втором случае при достижении температуры 2,17К жидкий гелий мгновенно переходит из нормального в сверхтекучее состояние с нулевой вязкостью и сверхвысокой теплопроводностью, что наблюдается как мгновенное прекращение кипения жидкости при снижении давления в сосуде ниже 38 мм рт. cтолба (что соответствует 2,17К).
Сначала, в пояснение к вышеизложенному, отметим следующие моменты.
Во-первых, согласно Пригожину, возникновению новых комплексных «диссипативных структур» в системе предшествуют флуктуации, приводящие к бифуркации, то есть к «расщеплению» хода процесса, на одной из возможных ветвей которого происходит образование данной структуры.
Во-вторых, тот параметр, возрастание которого приводит к образованию данной структуры, назван Пригожиным «управляющим параметром». И таковым может быть все что угодно: и тепловая нагрузка (как в случае ячеек Бенара), и концентрация химических веществ в растворе (как в случае «химических часов»), и температура (как в случае сверхпроводимости и сверхтекучести), и гравитация, и магнитные силы, и силы электромагнитные, и т. д.
В-третьих, переход системы – под воздействием «управляющего параметра» – в новое состояние происходит (в результате флуктуаций и достижения точки бифуркации) спонтанно и мгновенно.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: