Никон Никоныч.
Публика была?
Гордей.
Персюков угощали. Из киятра какой-то песни пел. Семен Иваныч гитару ихнюю сломал, только верешечки остались. Две красненьких отдал, да плису на брюки приказал отрезать, а в Москве, говорит, новую купим. У артельщика опосля гармонию достали: под гармонию-то петь не стал… Семен Иваныч два раза перед ним на коленки становился – не стал.
Василий Финогеич.
Ну, а ты-то, голубчик, выручал ли?
Гордей.
Три песни сделал, да опосля по Кунавину приказали с бубном пройти.
Никон Никоныч.
Все, значит, благородно, ничего такова не было?
Гордей.
Ничего-с. (Ухмыляется). Семена Иваныча опосля в полицию вытребовали.
Аристарх Захарыч.
Значит, загул как быть следует.
Никон Никоныч.
Хорошо!
Аристарх Захарыч.
Битва была?
Гордей.
Битвы чтобы этой безобразной – не было, а только, к примеру, они жида раздавили.
Никон Никоныч.
До смерти?
Гордей.
Нет-с, испуг он только получил, а главное – сорвать захотелось. Играет он, это, примерно, на своих цинбалах, а Семен Иваныч подошел к нему, да были-то немножко…
Никон Никоныч.
Понимаю…
Гордей.
Посклизнулся, да на него и упал. А жид этот самый, что ни на есть дрянной, выскочил на улицу, да на все Кунавино и кричит: «помогите, купец мне кишки выдавил». Мы было за руки его ухватили, а Семен Иваныч: бросьте, говорит, его, потому цена ему – грош.
Назар Артемьич.
Пустите меня, пожалуйста, сделайте милость… невозможно мне!.. Зверь, и тот теперича… тьфу!.. Все нутро выжгло!.. Горит!..
Василий Финогеич.
Погоди, еще не то будет. (Все смеются). Ну-ко, Гордюша, махни! Как бишь ее… (Запевает).
Как женила молодца
Чужа, дальня сторона.
Гордей (с бубном подхватывает).
Чужа, дальня сторона
Макарьевска ярманка.
Василий Финогеич.
Делай!
Гордей.
И солучилася беда
И у Сафронова купца.
Назар Артемьич.
Катай!..
Василий Финогеич.
Очуствовался!
Назар Артемьич.
Катай, катай!..
Гордей.
И не сто рублев пропало, И не тысяча его…
Назар Артемьич.
Тьфу!.. Смерть моя!