Порождённый

«Я хотел бы выжигать твои глаза паяльником;

В экстатической спайке с тобой облизывать мёртвую плоть;

Я хотел бы быть тем светом, что кластерной болью ведёт к твоему суициду;

В экзотическом танце зачать от твоей яйцеклетки аморфное нечто;

Жизнь – это тварь, сука, шалава, бл*дь, давалка, шлюха, ничто.

И за это я твоё постепенно мертвеющее тело люблю».

Струны мерзкой жизни

Тут мочатся на жизнь, а потом умываются грязью. Если тянет сблевать, то только в свои же ладони.

Фуга

«Затрахал ты уже. Достал всех. Из-за тебя у нас нет никакой жизни. Ты лишь пыль на ботинке Деуса.

Плод изнасилования, который никто не чаял в этом мире. Сотни таких были оставлены в абортарии, но ты, сука, родился».

Одной рукой я отогнал эти мысли от себя, ведь помощи от них ждать не приходилось. Я шёл, нет, бежал на кладбище. Мне было нужно попасть туда и как можно скорее. Казалось, что весь угол обзора был направлен только в одну точку, в то место, где сбывались мечты.

Перед собой я видел улицу, которая стрелой неслась навстречу славе. Она была готова уничтожить любого на своём пути. Ей хотелось прославиться, она была готова давить тараканов, тараканов, тараканов.

«Тварь, мразь, падаль. Сука». Они гнались за мной, как же я хочу от них убежать. Мне хочется быть свободным. Фуга, помоги мне!

Кладбищенские врата манили меня, их стройное сложение взывало к моим чреслам. Вот бы обхватить их своими руками, потрогать эту нежную кожу, провести шершавым языком по ланитам. От возбуждения забор ощетинился острыми колышками, сверху кто-то сбросил на них собаку.

Она упала с большой высоты и брюхом напоролась на острую ограду. Визг перетёк в хрипы смерти. Смерть любила сношаться со своими жертвами, именно от неё ведут свое летоисчисление некрофилы. Я не один из них, но мне так хочется оказаться среди этих камней, быть замурованным в них, смотреть на разложение сотен тысяч людей.

Фууугааа – кричу я в приступе оргазма. Как же мне хорошо, как же хорошо миру вокруг. Я вижу, как синтетический белый ретровирус начинает всасываться в вены.

Стремительным потоком его РНК несётся прямиком в мозг. Ещё чуть-чуть и крышу готического собора скинет на толпу язычников, которые празднуют очередную смерть девственницы.

Фуга, фуга, фуга, фуга, фуга, фуга, фуга, фуга – меня трясёт в припадке, так сильно я хочу стать её частью. «Ты чего там жрёшь? Да у тебя же глаза горят от экстаза! Какая ты сучья гниль, ни с кем не делишься огрызками детской плоти». Память отдай мне моё, я хочу снова сидеть на стуле в морге и смотреть на мёртвые тела.

Вот и вскрывают упавшую собаку, раскрывают её грудную клетку и пускают туда меня. Я нахожусь внутри живого существа, сердце в учащённом ритме отсчитывает дни моей жизни. Она убегает, как и Фуга.

Начинаю жадно кусать желудок, душу себя всеми мотками кишок. Да вырвусь же я наконец из плена тревожных мыслей. Дайте мне лопату, и я изменю мир! Копаю могилу мёртвой пироманки, она облилась бензином и сожгла свою плоть, но я могу восстановить её.

Чёрное тело стало пристанищем для белых наростов и жирных аскарид. Они мирно общались о будущем человеческой нации, а я заглатывал их по частям. Вместе с Фугой я должен был слой за слоем съесть огрубевшую кожу. Проглотить весь гнойный смрад и обмазаться выделениями из пустых глазниц.

Если долго копаться в её дерме и кишках, то можно найти душу. От чесотки начинаю блевать клещами, которые растекаются по её скелету. Фуга жрёт мои ноги, душит меня целлофановым пакетом. «Затрахал ты уже. Достал всех. Из-за тебя у нас нет никакой жизни. Ты лишь пыль на ботинке Деуса. Плод изнасилования, который никто не чаял в этом мире. Сотни таких были оставлены в абортарии, но ты, сука, родился».

Постой, не надо, я лишь хочу убежать!

Я знаю, что этот мир прекрасен, незащищённый секс приматов с ДЦП породил глаз Земли, я видел этого Творца в синей олимпийке. Ты многое теряешь, потому что без меня не начнутся значимые перемены.

Дай мне ещё немного времени, я вдоволь наемся перегноя, смерти, червей, а потом убью твою мать. Фуга, я так хочу убежать…

Лестница Якова

Давайте мило возьмёмся за руки и спустимся. Мы опустимся на…

Минус десятый заусенец.

В этом месте необходимо прислушаться с угасающему стуку сердца. Умирает очередная жизнь, в грязи из сожалений, с лицом, забрызганным белыми каплями смысла. Уже известно, что пограничные состояния сознания привлекают разных извращенцев, пользующихся конвульсиями для получения удовольствия.

Здесь темно и еле-еле горит лампочка, которую уже давно вставила позабытая пенсионерка. У неё был выбор: купить лампочку и осветить свой путь или же что-то поесть. Путь она себе осветила – факт. Возможно, что дикие крики шли из её квартиры. Не смогла она долго терпеть выходки своего отравленного внука. Дело дошло до того, что он прикуривал от пуговицы. Она же замахнулась своей дряблой рукой и топором для мяса пробила его череп. Хорошие получились пирожки, окружающие беспризорники ели их с большим удовольствием.

Иногда хочется спускать по ступенькам навстречу вечной тьме. Мне кажется, что она ждёт всех нас, хотя приходится усиленно прятать страх под одеялом и бить сверху кулаками. Бить его до тех пор, пока не образуется травма в черепе. На этом этаже однажды застрелился пьяница. Кто его убил: делирий или дробь?

Мозги расползлись по углу и смешались с мочой, копившейся здесь уже давно. Приятно смотреть, как бездомная собака аккуратно слизывает всё это. Ей так мало достаётся в этой жизни. А лестница всё так и тянет меня вниз…

Приятно слышать звуки тяжёлой ссоры за окном, это так здорово понимать, что разрушается ещё одна пара ленточных червей. Он приходит домой под солями и лезет ей под юбку, а она не хочет пускать его разлагающийся плод похоти в себя.

В её животе уже давно живёт что-то и злость одним ударом в живот заставляет срыгнуть это. Прямо ему в лицо.

Как хорошо смотреть на процесс убийства очередного жука, которого я с радостью давлю своим большим пальцем. Вот бы иметь возможность раздавить так и остальных. Может ты откроешь мне, девочка? Пустишь в свой изумрудный город. Хотел бы знать, что конец уже рядом. В том мире, где живу я, только готовность к концу и радует мою худую и бледную плоть.

Очередной выблядок устроил пожар на этом этаже, скоро огонь накроет своим одеялом всех замерзающих. Девочка, ты теперь будешь гореть, а в таком случае и я оттаю.

Восьмой этаж.

Она в очередной раз снимается в ролике с животными. Ей так хочется помогать больным детям, что она продаёт своё тело на потеху публике. Деньги идут на еду и игрушки для детского дома. Мне хорошо здесь. Радостно знать, что в квартире с горами мусора умерла старушка. У неё не было семьи или близких, так что её тело будет разлагаться вместе с тем барахлом, что она сюда натащила. Плоть почернеет и покроется струпьями, лицо прогниёт до самой улыбки смерти, а оттуда неуклюже побегут тараканы. Иногда я ел тараканов и слушал их хруст у себя в ушах.

В одной из квартир подросток потихоньку травит свою мать крысиным ядом.

Она парализована и не может сама вставать, а он небольшими порциями сыпет в её еду отраву. У неё уже начал покрываться язвами желудок, гнилостный запах доходит и до лестничной клетки. Это вызывает у меня бурный прилив сил. Я здесь чувствую себя как дома. Многодетная семья восклицает диким визгом. Братья в очередной раз издеваются над своей сестрой. Они связали её и теперь льют на лицо бедняжки воск. С каждым куском воска отходит и часть её самости.

Здоровье проходит сквозь мясорубку и сыпется ядерными изотопами с неба. Эта стадия доведёт её до состояния ходячего трупа. Будет казаться, что она ещё жива.

Но со смертью мозга всем нам придётся покинуть насиженные места и отправиться покорять новые рубежи. Возможно, что мы будем погружаться все глубже. Видеть, как кто-то согревается сжиганием братьев своих меньших. Они корчатся и бегают по кругу от боли. Кому-то от всего этого становится смешно.

На моих глазах человек обливается бензином из советского тазика. Холодно настолько, что сепсис жрёт тело в приступе очередной булимии. А потом все клетки будут мыльным пузырями лопаться и оседать на стенах. Вот бы эту кровь вобрал в себя клещ и передал её мне. Танец с энцефалитом воспалил бы связки моего мозга и мне пришлось бы танцевать до самого заката человечества.

Шаг первый.

Вместе с горящим человеком спускаемся в самый низ и видим лучшие проявления души человека. Шизуха молниеносно сожрала одного из жильцов этого дома и позволила ему разделаться со своей семьей. Так было отрадно, так легко, что голова сама отделилась от тела и вызвала рефлекторный крик у паука с человеческой головой.

Он полз по перилам и вибрировал в такт с умирающей рысью, которая проиграла свой очередной бой гремучей змее. Нет девиации в том, что на этом этаже царит разврат и содомия.

Кто-то делает дырки в глазах и вставляет туда половой член, а некоторые умудряются поместить венчик от блендера во влагалище. Им ведь уже некуда девать трупы и поэтому они копятся здесь. Постепенно всё начинает заполняться водой и люди в водолазных костюмах активно светят своими большими глазами в потухшие источники света.

На этой глубине идёт аморфный дознавательный процесс. Они пытаются поместить всё знание в границы одного шаблона: «в ушах вой тупой бляди. Что? Глазам не верю, но её гангрена стала явной. Шавка ты подзаборная, ну чего ты ноешь? 1:0 же. Он бьёт тебя и бросит после этого. Это же любовь, нет? Молчи, паскуда ёбаная. Жри таблетки, блядь. Пихай в себя до тех пор, пока не будешь блевать кровью.

Руки-то трясутся у тебя, шлюха. А как же идея счастья? Сколько счастья в мире, хуйло? Это знать надо, шваль! Скули, как сбитая прошмандовка».