Водка энд Беларус консулэйт. Сборник рассказов

Колян, держа руку на раскалывающемся затылке, пробормотал «ну, извини, всё, что могу!» и продолжил поиски своей одежды. В коридоре ему навстречу выплыл ещё сонный Макс, он, не сказав ни слова, подошёл к вешалке и стал хлопать по карманам своей куртки, явно ища что-то. Наконец, вроде нашёл и вытащил из нагрудного клапана паспорт, потом повернулся к Коляну, удивлённо наблюдавшему всю эту сцену, и произнёс:

– Я вспомнил и проснулся, я вспомнил!

– Ой, – простонал Колян, – что ты вспомнил?

– Я же знал свой адрес!

– Ну, конечно, до отпуска ты знал, ты же сам говорил!

– Да нет, и вчера знал! Я же здесь прописался перед отъездом, в паспорте был адрес!

Макс раскрыл паспорт на нужной странице и ткнул ей почти прямо в лицо Коляну. Тот слегка отстранился, чтобы прочитать запись в штампе о регистрации. Там, после слова «зарегистрирован» было красивым почерком выведено от руки «Санкт Петербург, проспект Народного ополчения, дом 48, квартира 128».

– Кошку накорми, – только и ответил Колян.

Как один мужик двух французских программистов прокормил

Для чего люди едут во Францию? Разные бывают причины, но чаще всего одна – увидеть Париж (Лион, Каркассон, замки Луары) и умереть, или забраться на Эйфелеву башню и зарядиться её, как некоторые говорят, энергетикой, или посетить Лувр и стоять, не дыша, перед Моной Лизой. У меня же был совсем иной резон.

Во-первых, в Париж меня вот уже сколько-то лет не тянет совершенно; Эрмитаж – музей не хуже, и башню Газпрома вот-вот закончат, а выглядит она значительно интереснее Эйфелевой, всё-таки технологии шагнули далеко вперёд. Но не только поэтому – по личному опыту знаю, что в столице Франции остаётся всё меньше и меньше французского, иногда даже чувствуешь себя очень одиноко в обычной уличной толпе, так и тянет спросить: «А тут кто-нибудь говорит по-французски, ну или хотя бы по-английски?» Наиболее слабонервные записываются на курсы арабского, но я к таковым не принадлежу, просто дезертирую, это не трусость, а пример трезвого анализа ситуации.

Нет, я не расист, цвет кожи человека не критерий отбора. Я, скорее, консерватор, не приемлю картину превращения центра европейской цивилизации последних веков в крупнейший африканский культурный центр в Европе формата постбрэксит (вроде бы в Лондоне в этом отношении ещё «лучше»). Грустно становится от того, что населяющие Большой Париж люди абсолютно равнодушны к его истории и культуре. У них другие ценности, пардон за модное слово. Но мне почему-то не хочется молиться Аллаху, расстелив под коленями коврик, по какой-то непонятной причине больше испытываю желание посмотреть коллекции импрессионистов в музее Орсе.

Во-вторых, значительную часть территории Франции я уже объездил, в иных местах бывал по нескольку раз, а когда «Такую разную Францию», наконец, после долгих мук выбора среди стоящих в очереди издательств напечатают в титульной стране очерка, боюсь, путь автору этих строк в некоторые города вроде Парижа, будет заказан. Зато, к примеру, про Италию я ещё ничего не написал, а там для меня пока очень много белых пятен.

Поэтому причина очередной поездки оказалась совершенно банальной – давно хотел накормить чем-нибудь оригинальным двух своих старших сыновей-французов. Хоть и живут взрослые уже мальчики во Франции, а готовить сами не очень любят и не шибко умеют, сварят себе макароны, купят ветчины, багет да круассаны, а в остальное время мучаются в общепите, а там одна ерунда – эскалопы, говядина по-бургундски, телятина в сливочном соусе, утиные ножки в собственном соку, устрицы, киши по-лотарингски, паштеты, риеты свиные и рыбные, фуагра гусиная и утиная, улитки жареные в ракушках, профитроли – скука сплошная. Надо всё-таки иногда еду разнообразить. Но как? Сала во Франции не найдёшь, селёдку дети мои не признают, рассольник я сам не люблю, выход один – приготовить им борщ. Кого только я им не кормил в последнее время, а вот дети мои старшие оказались обделёнными.

К поездке подготовился основательно, даже заправку для борща купил, она хорошо дополняет остальные ингредиенты блюда, которые я надеялся приобрести на месте. Одно беспокоило: в аэропорту на безопасности отберут, она же жидкая в общем-то, а в инструкциях авиационных написано, что жидкости нельзя пропускать, они, дескать, имеют обыкновение взрываться в самолёте. Представляете себе такой взрыв свекольной заправки, это же просто кошмар какой-то: всё багрово-красное вокруг вплоть до белоснежной рубашки командира корабля! Но пронесло, возможно зоркий глаз сотрудника безопасности принял содержимое 250-ти граммового пакета за консервированных червяков. Мало ли что везут люди за границу, вон, оказывается, на экспорт уже наша косметика пошла, так чему после этого удивляться? Может посоветовать гениям косметического дела в России создать специально для Европы парфюмы классических российских запахов: для женщин – аромат трёхдневных носков грузчика, например, или потного женского тела для мужчин (с тёплым пивом, говорят, хорошо гармонирует)?

Но я отвлёкся, к счастью, взрослые детки решили собраться не в Париже, а в красивом городе вблизи Атлантического побережья под названием Нант. Про Нантский эдикт Генриха Четвёртого слыхали? Так это там имело место. В Нанте обосновался Алексей – это младший, он, кстати, учёбу закончил и, как старший, стал программистом. В семье стало целых два программиста, надо, что называется, отметить. Такое важное событие, собственно, и стало толчком для реализации давно вынашиваемого замысла нашего мальчишника – отметить конец учёбы рюмкой борща. Ведь до этой поездки отпрыски мои о папином борще только слышали, так что пора им попробовать, ну чем не повод для организации совместной гулянки на берегах спокойной Луары!

Так и летел я во Францию на комфортабельном лайнере компании «AirFrance», предвкушая предстоящие пирушки со своими взрослыми детьми. В самолёте накормили, даже вина не пожалели, в общем я был доволен жизнью, когда, пересев на поезд, приближался к ожидавшим меня Марку и Алёше. Одно обстоятельство слегка тревожило – в последний момент выяснилось, что дома в наличии имелись лишь две пятисотевровые купюры, а с ними в Европе тяжело, не разбежишься, получить сдачу можно только в хорошей гостинице. А в ней-то как раз я и не нуждался. Зачем придумали деньги, которые нельзя использовать? Чудаки.

Карточка помочь не могла ввиду почти полного отсутствия денег на ней. Ничего, думал я, завтра с утра схожу в банк и разменяю, всё-таки цивилизация, не то, что какая-нибудь российская дыра. Но не тут-то было. С утра, пока дети ещё дружно сопели возмужавшими носиками после затянувшихся до трёх часов ночи посиделок, я понёсся в увлекательный тур по близлежащим банкам. Ответы на мой вопрос разочаровывали своим однообразием:

– Нет, мсье, мы не меняем купюры.

Иногда ещё добавляли с лёгким налётом высокомерия:

– В Европе этого уже никто не делает!

Я, принимая уничижительный вид серой российской деревенщины впервые оказавшейся в центре цивилизации, вежливо благодарил за потраченное на меня драгоценное время банковских клерков. Мол, да, простите, мы газет не читаем, не знаем. Надо было, конечно, спросить:

– А давно Португалия вышла из Евросоюза? В тамошних финансовых учреждениях я регулярно размениваю пятисотки.

А потом позлорадствовать, глядя на продвинутого европейца, которому не остаётся ничего, кроме как извиняющимся тоном промямлить какую-нибудь дежурную ерунду.

Впрочем, проблемы с пятисоткой это бы не сняло. Идти пробовать получить сдачу с большой фиолетовой бумажки в ближайший супермаркет в субботу утром тоже было бесполезно. Тогда я придумал простой выход из ситуации – пусть Алёша положит мои евро на свой счёт в ближайшем банкомате и платит за всё! Но это тоже оказалось не так просто, данная операция не предусматривалась в меню денежных машин, пришлось сыну, как мне когда-то в далёкие девяностые, запечатывать деньги в специальный конверт и опускать его в специальный опять же ящик в офисе французского аналога Сбербанка, который и называется также как у нас в старые времена – сберегательная касса. Я смотрел на это действо с растерянностью и некоторыми опасениями (к техническому прогрессу быстро привыкаешь, а всё устаревшее кажется таким неудобным и допотопным!):

– А ты уверен, что они попадут на твой счёт, а не в чей-то карман?

– Да, папа! – лаконично и немного раздражённо по причине моих глупых страхов ответил сын.

– Вот придёт нечестный сотрудник вынимать всё из ящика и скажет, что твоего конверта не было! – не унимался я.

– Папа, такого не бывает, мы не в России! – закрыл тему сын.

Я промолчал, но именно в Париже и в Риме мне не додавали сдачу, хотя, в качестве туриста, приехавшего на несколько дней, я не так часто там ходил в магазины. Раз пятнадцать-двадцать делал покупки, два раза надули, высокий процент облапошивания! Но тут же забыл о своих страхах, увидев, как за нашими спинами сотрудница банка закрыла двери, двенадцать часов, в субботу банки больше не работают. Успели, обрадовался я, во всём надо видеть положительное, так легче жить. Повезло, что мы веселились не до пяти прошлой ночью, деньги успели положить и на знакомство с достопримечательностями города ещё время осталось. Правда была одна ложка дёгтя в этой огромной бочке с мёдом: в нашей семье платить привык я, даже, когда собираемся все вместе в доме первой жены, всё равно бежит в супермаркет автор этих строк. Теперь я чувствовал определённый дискомфорт – за меня всюду рассчитывается сын, но очень скоро нас с Марком это начало забавлять, и в каждой забегаловке мы официанту, принёсшему счёт, указывали на Алёшу: «Запомните его, теперь он всегда будет платить за нас!» Алёша отвечал нам взаимностью и не давал мне карманных денег, а я просил:

– Сынок, ну дай папе немного бумажек на бухло!

Сын был неумолим:

– Папа, пить вредно! Ночью пили! – Алёша часто бывает правильным, особенно после ночных «бесед», щедро орошённых, как говорят французы (arrosеs) разными спиртосодержащими жидкостями.

Так продолжалось весь день, я вживался в роль попрошайки, а Алёша – в роль строго родителя. Услышав очередную нижайшую просьбу дать немного деньжат, он принимал грозный вид и говорил: «Не дам, алкоголик!» Так мы веселились, осматривали историко-архитектурные памятники. А посмотреть было что, но всё это время я ощущал непривычную пустоту в кошельке, где одиноко лежало только несколько тысячерублёвок. Мне было «позволено» лишь вино в ливанском ресторанчике, где мы на скорую руку перекусили, потом попили кофе в кофейне. Лишь ближе к вечеру, сын расщедрился и выделил папе целых шестьдесят евро. Я был на седьмом небе от счастья!

Правда, между тем произошло одно неприятное происшествие – видимо, окончательно вжившись в роль безмозглого иждивенца, думающего только о халявной выпивке, я потерялся, потерялся как маленький ребёнок в большом городе. Это звучит смешно, но так и было. Увлёкшись фотофиксацией достопримечательностей, пошёл не в ту сторону и внезапно осознал, что я один-одинёшенек в беззаботной Нантской толпе. Марк и Алёша рядом не наблюдались, наверное, увлечённые беседой, они ничего не заметили. На лбу выступил холодный пот. В кармане ни сантима, адрес я, конечно, тоже не запомнил, как идти туда тем более, меня ведь вели. Стал шарить по карманам в поисках телефона. Где он? Только что держал в руках! Неужели потерял? А вот, в самом неожиданном месте. Спасён! Спасён ли? В верхней части экрана тревожным сигналом индикатора заряда горела красная чёрточка. Расплата за безудержное фотографирование. «Ничего, успею», – мелькнуло в голове, надо только скорей. Дрожащими пальцами набираю номер старшего. Долгое ожидание среди мучительно-протяжных гудков. Наконец голос сына:

– Пап, ты где? Мы тебя потеряли.

– Я, я, сейчас, найду табличку. А вот – рю де ла Пэ. Вы подойдёте, а?

Сын почему-то молчал.

– Марк, ты меня слышишь?

Тишина, на том конце линии никто ничего не говорил. Я оторвал телефон от уха, посмотрел на дисплей – он не светился. «Ах ты подонок, не мог на 30 секунд больше прожить!»

Резюмирую. Один, посреди чужого города, без денег, дОжил. Присел на каменную ступеньку какого-то административного здания, задумался, ситуация не из весёлых – ещё немного и милостыню просить придётся. Голова стала лихорадочно искать варианты – попросить у кого-нибудь на смартфоне найти имя и фамилию младшего, сеть выдаст адрес, а дальше – язык, как говорится, до Киева, в данном случае до Алёши, доведёт. Благо единственное, что оставалось у незадачливого путешественника – это способность говорить по-французски, а французы – люди отзывчивые, помогут. И когда я встал и двинулся наперерез уже слегка недоумевавшему дядечке средних лет, на ближайшем перекрёстке увидел высокого Марка, махавшего мне рукой – спасение, ура! Беззаботная жизнь продолжается, карьера бомжа не грозит!

Однако время шло, после пережитого потрясения я вспомнил о главном – нужно приготовить борщ, а для этого требовалось купить не только мясо, картошку, свёклу и так далее, но и некоторые кухонные принадлежности. Накануне я сделал ревизию Алёшиного хозяйства и установил отсутствие кастрюли нужного размера, тёрки и даже черпака. Мы не очень хотели ехать из центра к чёрту на кулички, поэтому решили прибарахлиться в сетевом хозяйственно-мебельном магазине с говорящим названием «НЕМА». Это, видимо, на местном новоязе означает «Всё для дома». Пусть дороже, зато время сэкономим. Но проблема оказалась сложнее, нежели мы её себе представляли. Ведь я не умею готовить борщ на три порции, мне подавай хотя бы трёхлитровую ёмкость. Однако приличной большой кастрюли в магазине «НЕМА» было нема. Взяли поменьше, я решил, что сварю в двух кастрюлях, бульон в которой побольше, а потом разберусь. Тёрки в магазине тоже отсутствовали как класс. «Да, – подумал я, – ничего тут нема, недаром так называется, а то, что есть, наверняка могли бы купить раза в полтора-два дешевле в каком-нибудь гипермаркете».

Не хотелось терять время и ехать далеко от центра, посему попробовали ещё один магазин, но с тем же результатом. Пришлось садиться на автобус (за все два дня в Нанте я, кажется, не заметил ни одного такси). Большой двухсекционный «Рено» через добрый десяток остановок довёз нас до ближайшего «Ашана», где уж заодно затарились и всем необходимым для борща. Но и там, после долгих поисков, я смог найти только одну маленькую кастрированную полутёрку-полурезку. «Морковь на ней придётся тереть минут пятнадцать», – мелькнуло в голове, но отступать было поздно, так же как и искать другую, в субботу во Франции всё закрывается раньше обычного.

Вернулись на базу, я было уже приготовился одевать виртуальный фартук, потому что настоящего у Алёши не имелось, как взрослые мои парни с мольбой в глазах попросили перенести ритуальное поедание борща на завтра, ибо они были наслышаны о том, что на готовку потребуется часа два с половиной.

– Как дети, вы не хотите папиного борща! – возмутился я.

– Хотим, хотим, но давай завтра, прямо с утра!

Пришлось уступить, изобразив на лице страшное разочарование, хотя и сам предпочёл бы сесть за стол пораньше.

Тридцатиминутная пешая прогулка вдоль живописной речки Эрдр ещё больше раззадорила наши аппетиты. Но вот мы, наконец, и в центре города с его многочисленными кормушками разного вида. Правда, натолкнулись на одно вполне ожидаемое препятствие. Дело в том, что в городе Нант, как это ни странно, все хотят есть, поэтому мест в заведениях общепита в выходные дни не найти. Особенно если твоё желание подкрепиться совпадает по времени с внутренними позывами и распорядком дня большинства обитателей города, в чём пришлось убедиться ещё во время обеденного перекуса. Ведь я со старшими сыновьями не отношусь к большим поклонникам ливанской кухни, просто все остальные заведения были, можно сказать, битком набиты, кое-где стояли очереди из желающих присесть. Казалось, французы неделю не ели, и вот только сейчас, в субботу им разрешили покормиться в ресторанах и кафе, и они бросились на штурм крепостей гастрономии, брали приступом, измором и ещё другими, только им известными способами.

Мои сыновья вообще-то в тот день мечтали пообедать классическими бретонскими блинами, а пришлось им довольствоваться неведомыми ливанскими закусками. После получасовых хождений по центру в поисках мест в какой-нибудь блинной (а их великое множество во Франции) мы сдались на милость первого встречного, согласившегося нас принять заведения, о чём, к слову сказать, не пожалели.

Но с ужином в субботний вечер оказалось ещё сложнее. Мы шли по узким уличкам центральной части Нанта мимо заполненных людьми террас, на которых дымились, источая божественный аромат, самые разнообразные мясные, рыбные, овощные блюда в соусах тартар или бешамель, майонезном или грибном. Их сопровождали аппетитные гарниры из жареной с краями шоколадного цвета картошки, длинных ростков спаржи, подрумяненных кружков томатов и баклажанов, круглого горошка и обезображенной до неузнаваемости моркови. Народ безжалостно уплетал за обе щёки, а мы могли только слюнки глотать. Имея евро восемьсот в кармане (то бишь на Лёшиной карточке) на утеху желудка! Вот так жизнь смеётся над тобой.