Статьи

В огне и в дыму не мочно у нас друг друга видети: от стрельбы их огненной дым топился до неба, как есть – страшная гроза небесная, когда бывает гром с молнией.

Которые у нас подкопы были отведены за городом для ради их приступу, и те наши подкопы от множества их сил не устояли, все обвалились…

И уста наши кровью запеклись, не пиваючи, не едаючи…

И было у нас на том приступном месте двенадцать пушек, набиты дробом. И убили мы у них двух полковников немецких с немецкими солдатами, да убили у них двенадцать голов яныченских с янычены.

И вышли мы, казаки, на вылазку, и взяли у них большое знамя с клеймом турским, да взяли у них пашу первого.

В тот день мы бились с ними до вечера. Едва от них отбилися».

* * *

С рассвета до ночи гремел Азов, сверкая грозою.

Только отчаянная казачья вылазка остановила приступ, когда из порохового дыма, в лохмотьях, почерневшие, в запекшейся крови, вырвались казаки на турок по обваленным стенам.

В первом часу ночи турки отхлынули в свои таборы. «И ночь всю смечалися, много ли войска побито».

Утром другого дня пушки молчали.

Турки прислали под город своих толмачей, учали просить мертвых тел, а за всякое тело давали по золотому, за начальных людей давали по двенадцати золотых, а за пашу давали, что он потянет золота.

Но казаки войском на том не постояли: не взяли у них ни серебра, ни золота.

– Не продаем мы мертвого трупу в поле, – ответили толмачам казаки. – Емлите свои тела даром. Не дорого нам серебро и злато, дорога нам слава вечная… То вам, собакам, из Азова-города игрушка первая… Лише мы, молодцы, оружье прочистили. А иным нам вас потчевать нечем: дело осадное.

Турки отбирали «побитый труп целый день до вечера».

«Выкопали мы яму побитому своему трупу, великие рвы, от города три версты, засыпали их горою высокою. И поставили над ними признаки многие, басурманские, и подписали языки многими, разными…»

* * *

На другой день турки стали рыть гору всем своим войском, и вырыли ее многим выше Азова.

«Хотят тою горою засыпать Азов-город, и нас, казаков, горькою смертью излучить, – повествует письмо.

И увидели мы, бедные, свою погибель, что приходит смерть скорая, и удумали промежду собою.

Хорошо нам, казакам, умереть в поле, а не в ямах?»

Всем войском помолились казаки Иоанну Предотечу и Николе Чудотворцу и пошли на вторую вылазку, с криками: «Умирать ли нам или не умирать в поле?»

«И как вошли на ту высокую гору, закричали мы, яко с нами Бог!»

Турки под новым натиском бросили осадные работы. Побежали. Казаки побили у них многие тысячи, да взяли сорок бочек пороху, да шесть знамен пехотных.

И тем порохом разрыли гору, и ту гору на турок же взорвало, на таборы их…

* * *

Никто не ждал в султанских войсках такого отпора.

За две вылазки казаки смели до двадцати тысяч осаждающих, взорвали подкопные работы.

«Почали от нас турки страшны быти, – рассказывает письмо. – И почала меж них роздряга быти великая: паши турецкие почали кричать на царя Крымского, что не ходит он к приступу с ордою Крымскою…»

Азов решили взять не приступом, а осадою.

Янычары и черные мужики-негры стали рыть другую гору позади, больше прежней, в длину три лучных стрельбища, а в вышину многим выше Азова.

И на той горе поставили весь снаряд свой пушечный, и пехоту свою привели, пятьдесят тысяч, и орду Ногайскую всю с лошадей сбили.

И почали с той горы из снаряду бить по Азову-граду, беспрестани, день и нощь. От пушек их страшный гром стоял, огнь и дым топился до неба.

«Шестнадцать ден и нощей не перемолк снаряд их пушечный ни на единый час. Все наши азовския крепости распались, стены и башни все, и церковь Предотечева, и палаты все до единые разбили у нас по подошву самую, и снаряд наш пушечный переломали весь.

Одна лише у нас в Азове-городе церковь стояла внизу добре, у моря под гору.

А мы от них сидели по ямам все, и выглянути нам из них не дадут».

* * *

Но ни казаки, ни казачки, старухи и молодки, ни часу не теряли даром под шестнадцатидневным неугасимым огнем.

«Мы в те поры под их валом дворы потайные великие поделали, – отмечает письмо. – И с тех мы потайных своих дворов подвели под них – двадцать восемь окопов, под их таборы».

У казаков не было инженеров из Венеции или «Фрянции», бородатые степные всадники одним военным чутьем, боевым гением, отбивались от осады.

«Ночною порою» выходили они внезапно то там, то здесь из своих подкопов, каждый раз внезапно, на пехоту яныченскую, вылазками. И тем побивали их множество, и туркам оттого «постыли все их подкопные мудрости».

* * *

За шестнадцать дней Азов разбили пушечным огнем, засыпали землей, разнесли.

Теперь это была груда дымящихся, горящих развалин. Но все слышался в пороховом дыму звон московского колокола, вероятно, от Николы Чудотворца, доносился иногда свирепый крик осажденных…

Турки пошли на приступ. Двадцать четыре приступа, один за другим.

Многотысячные человеческие волны накатывали на развалины города.

«Ножами мы с ними резались в приступе, – просто вспоминает о страшных днях казачье письмо. – Почали уже они к нам в ямы метати ядра огненные, чиненные, и всякие немецкие приступные премудрости. Тем нам чинили пуще приступов тесноты великие. Побивали многих нас.

Почали нас осиловать, доступать прямым боем: присылать к нам на всякий день янычев своих по десяти тысяч человек.

Приступают к нам целый день до ночи. Ночь придет, – на перемену им идут другие десять тысяч: те к нам приступают ночь всю до света. Ни на один час не дают нам покою: бьются с переменою день и нощь, чтобы истомою осиловать нас…»

«Истомою осиловать нас…» Представляет ли потомок, какую истому несли в те дни и ночи казаки на Азове?