Медный всадник

Россия без Петра. Армия без Суворова. А когда ни Петра, ни Суворова – нет России. И настали времена Куропаткиных…

И вот, говорят, Победоносцев, умирая, шептал:

– Копыта, копыта, копыта…

Но ни стука колеса на улице. Соломой заглушён каждый звук. А ему чудилось: скачет Всадник с простертой рукой. И топчет…

Потом под протяжное пение певчих в синих кафтанах с серебром вынесли пышный гроб, а в нем – глубоко, в стеганом синеватом глазете, серебре, кисее, иссохший, как бы вымороженный, мертвец.

Перед черным катафалком шли факельщики и раскидывали еловые ветви: помните вы такой наш торжественный обычай – усыпать зеленой елью улицы перед погребальным шествием?..

Вероятно, все это выдумки, что Победоносцеву или Аракчееву виделся Медный Всадник. К тому же умирающие часто бредят скачущими конями.

Но не мертвым монументом на площади был царь Петр. Живой бурей он несся над Россией, когда его и не слышал никто.

Медный Всадник – мистический образ России. Никогда не замрет бег звонко-скачущего коня, грома грохотанье. Это и есть Россия. Иной нет.

И что мы знаем – может быть, Всадник разгневанный затаптывал без пощады целые русские поколения, ничтожно отрекшиеся его и России…

И, может быть, он гнал неумолимо князей церкви и князей мира, военноначальников и водителей государства, пренебрегших Россией Петра, ее стремительным вдохновением…

И Петр, грозный Царь на медном коне, в кровавых облаках войны и смуты, простерши руку в вышине, осенял миллионы умирающих русских солдат последним утешением, последним обещанием, что сбудется та Россия, ради которой они истекли кровью, Россия, которая еще не сбылась, – простая, солдатская, вдохновенная, справедливая, освещающая и умиротворяющая все…

В Выборгском замке, темном и тесном, я видел когда-то маску Петра.

Маленькая, точно иссохшая, в табачной желтизне, как из слоновой кости. Круглая остриженная голова. Набрякшие складки кожи под колючими усами, у запавших губ.

И горечь – гневная, неумолимая горечь – горечь недовершенного, разлитая по стремительному, сжатому лицу Петра.

Там, под Выборгом, снова, как при Петре, уходили под лед залива русские солдаты, снова терзал их пушечный огонь.

И что же, за коминтерны, за Маркса, за коммунизм, они умирали? Все это сгинет, как безводные облака и мглы. В Москве будет переворот, будет Петрово преображение России…

И русские солдаты умирали за него одного – за Медного Всадника, и он простирал над ними руку в вышине, обещая, что его недовершенная Россия будет довершена.

Страшная Россия, вдохновенный бег – Медный Всадник…

Он скачет. Во мгле, в бунтовом тумане, едва слышат его гром. А когда и слышат, не верят, но все ближе над всеми последнее возмездие, последняя справедливость – тяжело-звонкое скаканье, гром Петра…