Квартира номер 24

Оглушающий лязг за спиной заставил его вскрикнуть. Резко обернувшись, он потерял равновесие и упал на спину. Тело пронзила резкая боль.

«Вот и всё», – мысль не испугала, но принесла облегчение. И только одно терзало Виктора: он не успел отомстить за свою жену. Не хватило сил.

Виктор, распластавшись по узкому коридору, лежал и ждал, когда раздастся голос Филимонова:

– Что ты здесь делаешь, старая рухлядь?

А потом:

– А я тебя помню, старик. Ты муж той кошёлки, что мы завалили. Из-за неё я отсидел восемь лет. Но теперь я хотя бы знаю, кто мне ответит за это.

Но сцена, родившаяся в голове Виктора, как ни странно, не разыгралась наяву: Филимонов так и не появился перед Погодиным.

Виктор открыл глаза, с трудом приподнял голову и посмотрел на входную дверь. Закрыта. Судя по всему, сквозняк, гулявший по подъезду, захлопнул её. Виктор, не поднимаясь, повернул голову влево и посмотрел в гостиную, напротив которой он лежал. Филимонов спал в кресле – его голова склонилась набок.

Виктор с тихим стоном поднялся. В груди кололо. Он надеялся, что это не сердечный приступ. Конечно, умереть здесь, рядом со спящим и беспомощным убийцей его Катюши, было бы достойной шуткой для Бога.

«Дай мне дожить до того момента, как я убью этого выродка. Дай мне дожить. Я немного прошу».

Держась за дверные косяки, Виктор медленно вошёл в гостиную. Он молча приблизился к спящему пьянице, сжимая в правой руке нож. Возле кресла лежали две пустые полуторалитровые бутылки из-под пива вперемежку с пакетиками с надписью «Арахис». Ещё две бутылки: одна полупустая, другая ещё не открытая, стояли рядом. Справа от кресла разместилась пепельница, наполненная жёлто-оранжевыми окурками. Рука спящего свесилась прямо над кучкой «бычков».

Итак, ритуал Филимоновым был соблюдён. С опозданием или нет, но весь реквизит этого грустного фарса оказался на сцене.

Виктор ударил ногой Филимонова по лодыжке.

– Вставай, дружок, а то всё проспишь.

Голос прозвучал достаточно твёрдо, и это взбодрило Погодина.

– Давай, сукин ты сын, просыпайся.

Филимонов не шевельнулся. Виктор пнул его ещё раз со всей силы мыском ботинка. Правая нога безвольно ударилась о левую. И вновь никакой реакции.

– Матерь божья!

Виктор всё понял. Естественно, все знамения сегодняшнего дня не были совпадением. Сначала опоздание Филимонова, затем этот парень с конвертом, старик в подъезде, взявшийся неизвестно откуда. Всё это были звенья одной цепочки. Всё это было частью очередной господней шутки.

На всякий случай Погодин пощупал сонную артерию. Никаких сомнений в том, что второй убийца его жены мёртв, не оставалось.

Виктор замер, и несколько минут в комнате не происходило никакого движения, если не считать мелькания на экране. В его голове установилась странная пустота. Внезапно жизнь потеряла всякий, даже иллюзорный, смысл. Оба ублюдка были мертвы: один покоился на дне озера в Воронцовском парке, второй, бездыханный, сидел у себя в кресле. Дмитрия Кондратенко на тот свет проводил нож Погодина, Филимонов же, трусливая падаль, успел помереть до прихода Виктора. Умерли две бессмысленные по своей природе твари, о которых никто не вспомнит и никто не пожалеет. Виктор задумался, а кто придёт на его похороны? За те годы, которые прошли с момента смерти Катюши и Славы, он растерял всех тех, с кем общался, когда его семья была полной. Он не хотел это делать, но он просто не мог и не желал никого видеть. Он хотел упиваться своим горем в одиночестве. Катя была соединительным звеном между ним и другими, и, лишившись этого звена, Виктор просто исключил всех из своей жизни: друзей жены, друзей сына, своих немногочисленных знакомых. Сначала к нему приходили, сочувствовали, помогали. Потом это стало происходить реже. Затем сменилось несколькими вежливыми звонками в год. И, наконец, вовсе прекратилось. Он добился того, чего хотел – остался со своим горем вдвоём.

И теперь Виктору осталось только пойти домой и дожидаться, когда смерть заберёт и его. К жене. К сыну. Домой.

Стоя над трупом Филимонова Виктор вдруг подумал, что его старинный друг Сергеев Лёша (точнее Сергеев Алексей Петрович – какой к чёрту Лёша в семьдесят пять-то лет) наверняка пришёл бы на похороны к нему. Но стоял бы там в полном одиночестве.

Виктор горько усмехнулся своим мыслям. Медленно передвигая ноги, он двинулся по направлению к выходу. У него не проходило ощущение, что силы вот-вот окончательно его покинут, и он упадёт здесь, в этой вонючей квартире, и уже никуда не пойдёт. В коридоре ему вновь бросился в глаза конверт, который Филимонову передал парнишка в серой рубашке. Виктор взял белый бумажный пакет в руки. Выяснить, кто отправитель, не представлялось возможным, так как сами графы «Откуда» и «От кого» отсутствовали. Адресатом значился Филимонов Андрей Андреевич. Ниже, под адресом доставки, стояло сегодняшнее число – 03.09.2011 г. Ещё ниже располагались цифры: 20.54. Виктор несколько секунд беспомощно смотрел на два числа, разделённых точкой, прежде чем сообразил, что на конверте под датой указывалось время. Но что означало это время? Он пытался собраться с мыслями, но это у него плохо получалось. Он посмотрел на свои часы и попытался представить себе стрелки на без шести минут девять. Выходя из подъезда, Виктор проверил время: стрелки показывали восемь пятьдесят семь. А за три минуты до этого тщедушный наркоман передавал конверт Филимонову. Получалось, что отправитель знал конкретное время встречи курьера с получателем.

Эта мысль удивила его, но размышлять дальше сейчас было невозможно. Хотелось скорее уйти отсюда и, хоть его лёгкие и выдадут очередную порцию резкого удушающего кашля, закурить. Но только после того, как Виктор посмотрит, что находится в конверте.

Он достал вложенный в конверт лист. Последний оказался качественной толстой бумагой благородного жёлтого оттенка. В середине почти пустого листа расположилась короткая запись латиницей: «Ariu an termen me teuy da varn».

Сердце при виде надписи пустилось галопом. По спине пробежали мурашки. От этой короткой строчки исходил холод. Такой однажды уже пробрал старика – в день, когда он увидел рядом два мёртвых тела: своей жены и своего сына.

Жуткое чувство появилось и тут же пропало – словно его и не было.

«Абракадабра какая-то», – подумал Виктор.

Однако выбрасывать непонятное послание он не стал. Вернул лист обратно в конверт и положил странную корреспонденцию в задний карман брюк. У него будет достаточно времени, чтобы изучить последнее послание, полученное убийцей его супруги.

Приоткрыв входную дверь, он прислушался. В подъезде стояла тишина, хотя с бормотанием комментатора в комнате нельзя было сказать наверняка.

«Да что мне терять-то? – задался он вопросом, и тут же сам себе ответил, – Нечего».

Он открыл дверь, отведя руку со штык-ножом за спину. В подъезде было пусто. Возле двери стоял забытый им дипломат.

– Лучше и не придумаешь, – саркастично усмехнулся он. – Маразматик.

Засунув нож в дипломат, Виктор вышел из подъезда и двинулся к углу дома, когда услышал за спиной громкий стрёкот. Обернувшись, он увидел, как с «козырька» над входной дверью взлетела сорока. Взмахнув белыми кончиками чёрных крыльев, птица стремительно стала набирать высоту, пока не превратилась в еле заметную точку на небосводе.

Пройдя два квартала, Виктор Погодин замедлил шаг и достал из мятой пачки сигарету. Кашель не заставил себя долго ждать, и через несколько секунд фильтр из бледно-оранжевого превратился в грязно-бордовый.

8

Окурок попал точно в урну. На фильтре остался бледно-красный след от помады. Лана сквозь дым лукаво поглядела на Дениса и произнесла:

– Больше никогда не позволю тебе выбирать фильм.

Они стояли на улице возле огромных двухстворчатых дверей. Ночной ветерок ещё казался тёплым, но уже явно намекал на приближающуюся осеннюю прохладу. Луна совершенно не походила на ту, которая обязаны быть во время свиданий: вместо яркого белого пятна на небе стыдливо висела еле видная клякса.

Возле них перекидывалась фразами и смешками небольшая группа молодых людей, а чуть поодаль, на скамеечке, сидела пара в возрасте: он курил, она копалась в сумочке. Немногим больше было и в кинозале. Судя по всему, ночные сеансы не пользовались популярностью. А быть может (и Лана склонялась к этому варианту), в отсутствии людей был виноват сам фильм.