– Вы будете что-то делать или нет? Я сейчас пойду искать ваше начальство по всем этажам!
– Начальство, я уверен, давно дома, – ответил Филатов. – Мне кажется, мы не с того начали. Как вас зовут?
Вместо ответа раздался лишь скрип зубов.
– Люда меня зовут, – наконец выдавила она.
– А по батюшке?
– Петровна.
– Людмила Петровна, я сейчас изучу историю болезни вашего отца, посмотрю анализы и приму решение. Судя по всему, ничего угрожающего жизни в данный момент не происходит…
Оставив её наедине со своим недовольством, он ушёл в ординаторскую, включил там свет. На пустом столе две папки: одна огромная, с вываливающимися наружу историями болезни, вторая тонкая, с листами назначений; на диване подушка, книга и поверх неё – забытые очки в толстой оправе. Захотелось лечь, взять в руки чтиво и отключиться от всего происходящего хотя бы минут на десять.
Выбрав из папок документацию по Крыгину, хирург сел на давно продавленные пружины, ненадолго прикрыл глаза, потом вздохнул и сосредоточился на чтении.
Сразу выяснилось, что не всё в порядке по онкологическому анамнезу. Пара старых потрёпанных выписок из онкодиспансера сообщили Филатову, что пациент устал от химиотерапии и прекратил её. Не так уж и давно, но судя по общей картине, это не пошло ему на пользу.
– Эх, Людмила Петровна, – вздохнул врач. – Нечего мне тебе сказать в утешение.
Свернув историю в трубочку для многозначительности и постукивая получившимся снарядом по бедру, он вышел в коридор и услышал сумбурный монолог Людмилы. Она хотела дать отцу воды и одновременно справиться о его самочувствии, тот же неразборчиво бурчал в ответ. Михаил отвёл им минуту на разговоры, после чего зашёл в палату.
За время его отсутствия кое-что изменилось. Постель Людмилы оказалась заправлена, пакет с памперсами переложен на подоконник. Растрёпанные волосы женщина собрала в тугой хвост и стала казаться ещё более худой и замученной, но глаза остались прежними – она была готова ринуться в очередную атаку, требуя спасения того, кто сам отказался от лечения.
– Людмила Петровна, мы могли бы с вами выйти? – после небольшой паузы произнёс Филатов. Дочь посмотрела на махнувшего рукой и отвернувшегося отца, одёрнула халат и последовала за хирургом в коридор.
– Людмила Петровна, поскольку я не являюсь лечащим врачом вашего отца, то не очень представляю себе, насколько он и вы информированы о его заболевании.
Она молчала.
– С вами разговаривали о диагнозах? О планах и перспективах?
Короткий кивок.
– В каком объёме?
– Мне дали понять, что его состояние крайне тяжёлое, – выдавила она. – Что он может… Он может…
– Умереть, – договорил за неё Михаил.
– Да. Но ведь этого не случится.
– Случится, – не меняя интонации, возразил он. – Я вам скажу больше. Процесс уже идёт. У вашего отца слишком тяжёлые заболевания – и все вместе они практически не оставляют ему никаких шансов.
– Нет, – она продолжала отрицать бесспорное для хирурга и совершенно неочевидное для неё самой. – Ногу ампутировали. Это должно было помочь. Почему всё опять так плохо?
– Всё плохо стало не сейчас, – покачал он головой, не соглашаясь с её видением ситуации. – Всё плохо было уже давно. Ампутация не принесла сколько-нибудь значимого улучшения. Организм измучен химиотерапией. На этом фоне два перенесённых инфаркта лишь ухудшают ситуацию…
Людмила Петровна смотрела на него непонимающим взглядом. Из глаз у неё вытекли слезинки.
– Положите его в реанимацию, – вдруг попросила она, перебив хирурга. – Я понимаю, да. Он умирает, – она перешла на громкий шёпот, – но в реанимации ему помогут. Я знаю, я слышала. В реанимации – там ведь лучшие врачи. Самые-самые.
Она сделала быстрый шаг вперёд и схватила его за плечо. Михаил Андреевич не предполагал, что это может быть так больно. У женщины были длинные ногти, которыми она впилась ему чуть повыше локтя в руку и потянула на себя.
– Положите его в реанимацию. Там спасут. Там помогут. Он ведь столько всего сделал. Он помогал деньгами больным детям. Он спортивный центр открыл. Он на этой проклятой работе здоровья лишился, а ведь был сильный – спортсмен, биатлонист, мастер спорта!
Филатов как загипнотизированный слушал, не в силах освободиться от её неожиданно сильных пальцев.
– Положите его в реанимацию, – продолжила она свою мантру, чувствуя, что хирург не может вырваться. – Он ведь задыхается, а там ему дадут кислород. Я спрашивала, здесь нигде нет кислорода. Странная больница. Люди у вас тут задыхаются. Им дышать нечем.
Она внезапно замолчала и пристально посмотрела Михаилу в глаза. Он к тому времени смирился с тем, что на плече будет синяк.
– Вы когда-нибудь задыхались? – вдруг спросила Людмила Петровна. – Так, чтобы ртом воздух ловить.
– Нет. Но это не изменит ситуацию. У вашего отца нет показаний к нахождению в реанимации.
– Как нет? – она оттолкнула его и вновь превратилась в ту дьяволицу, что горящими глазами перемещала по палате предметы. – Почему?
– У него декомпенсация тяжёлых хронических заболеваний, в том числе онкологического, – попытался вспомнить правильную для таких случаев формулировку хирург. – Ему показано паллиативное лечение в общей палате стационара. Или даже дома, под патронажем.
– Вы с ума сошли? – женщина развела руки в стороны, апеллируя к стенам гнойной хирургии. – Дома?
Это было всё, что она услышала. «Запоминается последняя фраза». Теперь она будет думать, что их с отцом выгоняют домой.
– Нет, точно стоит обратиться к вашему начальству, – Людмила Петровна мгновенно трансформировалась из плачущей и скорбящей по ещё не умершему отцу дочери во властного функционера, готового подключать административный ресурс. – Хотя да, вы правы, они все уже дома. Тогда я напрямую обращусь в реанимацию. Где у вас реанимация? Я поняла, что вы не хотите ничего решать. Проку от вас нет никакого.
Она развернулась и пошла к выходу из отделения. Возле открытой двери палаты, где лежал отец, на мгновение остановилась, посмотрела туда, словно убеждаясь, что он ещё дышит, после чего вновь зашагала по коридору. Филатов понятия не имел, насколько быстро она найдёт нужный этаж, но решил, что препятствовать ей не будет. Возможно, реаниматолог подберёт другие слова и остановит этот танк в халате. Правда, особой надежды на это у Михаила не было.
Тем временем дьяволица завернула за угол, где начиналась лестница. Реанимация находилась этажом выше, но дверь в неё не была никак обозначена. Он постарался догнать Людмилу Петровну и пристроиться в паре шагов за спиной. Ему не приходил в голову ни один законный вариант прервать этот поход по больнице. Хватать её за руки, толкать, кричать – всё это только усугубило бы ситуацию.
Тем временем она с ходу толкнула дверь в реанимационный блок, решив, видимо, прочёсывать больницу досконально. Указаний на то, что это именно реанимация, нигде не было, но на двери напротив висела табличка «Старшая сестра», а чуть сбоку большого холла, в его дальнем конце – «Ординаторская».
Людмила Петровна дёрнула дверь безо всякого предварительного стука и вошла внутрь. Михаил почти вбежал следом за ней.
Дойдя до угла длинного встроенного шкафа, за которым скрывалась ординаторская, она на мгновение замерла, глядя перед собой, а потом моментально скрылась из вида. Хирург последовал тем же маршрутом и увидел, как она стоит на коленях у дивана, на котором спала Света Морозова.
– Возьмите моего папу! – почти крикнула Людмила Петровна. Света резко вздрогнула, села и затрепыхалась в одеяле как рыба, пойманная в сеть. Её испуганные глаза смотрели то на странную женщину, то на хирурга.
– Светлана Дмитриевна, я не знаю, как это прекратить, – развёл Михаил руками.
– Вы кто? – наконец заговорила напуганная Света. – Какого чёрта?! Кто вас сюда пустил?
Ей удалось выпутаться из одеяла. Она вскочила, нащупывая на полу кроксы.
– В гнойной хирургии у неё отец. Требует поместить его в реанимацию, – коротко объяснил ситуацию Филатов. – Решила сама к вам прийти. Остановить нереально.
– Так охрану вызовите! – крикнула Морозова. – Какая реанимация, какой отец! У меня мест нет, все койки и все аппараты заняты!