– Дайте, они, говорят, нервы успокаивают.
– Угощайтесь. – Помощник исправника открыл серебряный портсигар, а после того, как Тараканов сунул папиросу в рот, чиркнул спичкой.
Вдохнув дыма, Тараканов закашлялся и выбросил папиросу. Засунув руки в карманы шинели, он несколько раз прошел из угла в угол маленького заднего крыльца, а потом беспомощно посмотрел на помощника исправника.
– Витольд Константинович, что делать-то?
– Что делать? Привыкайте, батенька, мыслить самостоятельно. Хорошо, на первый раз я вам помогу. Итак, нам надо установить что?
– Что?
– Подумайте.
– Установить, кто ограбил почту?
– И?
– И… куда дели награбленное.
– Правильно! Нам надо ответить на три вопроса: кто ограбил, где награбленное и где грабители. Если мы ответим на последний вопрос, ответим и на два первых. Правильно?
– Правильно, только как же узнать, где они?
– Давайте подумаем. Как вы считаете, наши местные грабили или пришлые?
Полицейский надзиратель задумался.
– У нас вроде способных на это нет. Своровать или даже убить по пьяной лавочке наши мужики могут, а вот почту ограбить… Вряд ли. Если только здесь не поли тика.
– Верно мыслите, коллега. Это наверняка экс[1 - Эксами (от слова «экспроприация») в период первой русской революции называли разбойные нападения, доход от которых шел (или должен был идти) на революционные нужды.]. Получается, что в любом случае грабили люди пришлые: серьезных мазуриков в городе нет, а «товарищей» наших доморощенных мы с Сергей Палычем прошлым летом хорошо поприжали. Кто на каторге, кто в бегах… А раз пришлые тут замешаны, то не будут они в нашем городе сидеть, побегут. Точнее, уже побежали. А как они из города выберутся?
Надзиратель оживился.
– Путей несколько: на машине[2 - Машиной раньше называли поезд.] со станции в Москву или в Венев, раз. Этот путь можно сразу отбросить – поездов сегодня после пяти вечера нет и не предвидится. Но жандарму на станции телефонировать все-таки следует, вдруг они расписание не изучали. Далее. Ехать на лошадях. Тут тоже несколько путей – на Тулу – или через Венев, или через Лаптево.
– И на Москву. Через речку путь давно открыт.
– Или на Москву. А еще на Серпухов. Лошади у них, конечно, могли быть свои. Но, скорее всего, они наших мужиков подрядили. Своих лошадей сюда гнать – больно много мороки – корм им нужен, хлев. Да и заметны чужие господа на лошадях. Поэтому надо обойти всех обывателей, которые имеют лошадей, и узнать, не подряжали ли их какие-нибудь нездешние.
– Отлично, коллега, отлично! Я в вас не ошибся. Пойдемте, изложим наши соображения исправнику.
Через полчаса в полицейском управлении собрались все наличные силы. Здесь была вся чертова дюжина полагавшихся по штату городовых, живший в городе урядник Харламов и десять человек стражников первого отряда уездной конной полицейской стражи.
Исправник разбил все имеющиеся силы на тройки, во главе каждой из которых встал либо классный чин, либо урядник, либо старший стражник или старший городовой. Каждой такой группе был поручен свой район города. Перед этим составили список всех известных полиции горожан, занимающихся извозом и вообще имеющих лошадей и закладки. Задача была поставлена несложная: обойти свой район и узнать, не уехал ли кто-нибудь из лошадевладельцев в дальнее путешествие.
Тараканову досталась центральная часть города. Прежде всего он со своими городовыми обошел всех имеющих бирки извозчиков. Промысел этот в городе большого дохода не приносил, горожане предпочитали передвигаться на своих двоих, поэтому извозчиков, имеющих бирки, было всего пятеро. Все они дежурили на станции, а после прибытия последнего поезда перемещались в центр города и стояли возле трактиров и единственной в городе гостиницы. Все извозчики были в наличии, все они были расспрошены, но ничего ценного никто из них не сообщил.
Стали обходить обывателей. Удача улыбнулась на Рыбацкой. Некто Игнатьев, хитрый мужичонка, которого летом Тараканов привлекал за браконьерство, дома отсутствовал. Со слов жены, накануне муж пришел домой довольный, принес трешку задатка и рассказал, что на сегодня, на пять часов, его подрядили в дальнюю поездку, за которую обещали красненькую. Но куда именно поедет, не сказал. Седоков муж должен был забрать в Пушкинском детском саду. Сад этот располагался аккурат напротив почтовой конторы, на параллельной Большой Московской Пушкинской улице. Боясь потерять выгодных клиентов, Игнатьев еще в половине пятого запряг свою кобылу и уехал в сад. До сей поры не возвращался. Послав одного из городовых с докладом к исправнику, Тараканов остался дожидаться возчика.
3
В избе было жарко натоплено, Тараканов изнемогал от жары, а шинели снять не мог, чем вызывал удивленные взгляды сослуживцев. Посланный к исправнику городовой вернулся и передал приказ начальника – ждать. Другой городовой принес от матушки Тараканова ужин, который был давно съеден. Дети Игнатьева уже спали на полатях русской печки, его баба возилась в кухне, бурча что-то себе под нос: беспутного мужа все еще не было. Чтобы не лишиться чувств от жары, Тараканов беспрерывно выходил на двор и поэтому первым заметил вернувшегося хозяина. Сначала за воротами раздалось лошадиное ржание, а когда полицейский надзиратель выскочил на улицу, то увидел запряженные низкорослой лошадкой сани, в которых лежало завернутое в тулуп тело, не подававшее никаких признаков жизни. «Убили. Следы заметают», – мелькнуло в голове у Тараканова. Он осторожно отвернул полу тулупа. Запах густого перегара чуть не сшиб его с ног. Игнатьев был жив, но толку от этого никакого не было. Чего они только с ним не делали, пытаясь разбудить. Городовые терли ему уши, сыпали за шиворот снег, награждали увесистыми тумаками, все было напрасно.
Жена возчика стояла у ворот.
– Оставьте его, ваше благородие, все одно не разбудите. Его, ирода, теперь сам черт не разбудит. Часа через три сам проснется, начнет похмеляться искать и меня с детями по избе гонять, чтоб его нелегкая взяла. Лошадка у нас умная, всегда к дому придет, если бы не она, давно бы замерз муженек мой непутевый. Помогите лучше его в дом втащить.
– Нет. Мы его с собой заберем. Мне необходимо с ним побеседовать сразу после пробуждения, да и вам спокойней будет.
Баба заголосила:
– За что ж вы меня сиротой делаете! Как же я с детями малыми жить-то буду! Пошто кормильца лишаете! Что он сделал такого? Я на вас жаловаться буду! Я завтра к прокурору пойду!
– Идите к кому хотите, ваше право. А мужа я все равно заберу. И не пугайтесь вы так, он у нас свидетелем числится. Мы его на вашей лошади до управления довезем, вы садитесь в сани и правьте, лошадь потом домой пригоните.
– Никуда я не поеду.
– Как хотите. Я тогда ее у крыльца привяжу, утром хозяин проспится и заберет.
– Тьфу на вас. Обождите, я оденусь.
В управлении были только дежурный городовой и дремавший на стуле Кудревич. Прибывшие с Таракановым полицейские волоком протащили Игнатьева в арестантскую и, не церемонясь, бросили на пол. Кудревич подошел к доставленному, нагнулся над ним, но тут же отстранился, брезгливо морща нос.
– Совсем никакой?
– Даже «мама» сказать не может. Но баба его говорит, через пару часиков оклемается.
– Тогда я подожду. Вы со мной?
– Да. А где остальные?
– Исправник распустил всех по домам до утра, завтра в семь велено прочесать Пушкинский парк, вдруг найдем чего. Сергей Павлович тоже спать ушел. Антипов, поставь-ка, братец, самовар, надзирателю будет полезно чайку с морозца, – обратился к дежурному городовому Кудревич.
– Благодарю, Витольд Константинович, действительно, чайку не мешает. Я своих городовых отпущу? – сказал Тараканов.
– Отпускайте, втроем справимся. Еще Харламов должен подойти, я ему приказал к трем явиться, меня сменить, я же не знал, когда вы прибудете.
Пробуждения возчика ждали более часа. Наконец Кудревич не вытерпел и приказал городовому и уже прибывшему уряднику повторить процедуру реанимации. Нижние чины восприняли приказ с надлежащим рвением, прошли в арестантскую, откуда вскоре послышалась возня, а потом рев задержанного: «Ухи, ухи отпустите!» Помощник исправника и надзиратель вскочили со своих мест. Харламов и Антипов выволокли Игнатьева из камеры и бросили на пол дежурки.
Игнатьев сел на пол, скрестил ноги и, держась за уши, стал раскачиваться из стороны в сторону. Потом заорал: «Глашка! Глашка, шкура барабанная! Квасу дай скорее!» Возчик обвел помещение ничего не соображающими глазами, зацепился взглядом за золото погон Кудревича, и взгляд его тут же стал осмысленным.
– В часть попал! Ой, грехи, грехи. Ваше превосходительство, нет ли у вас квасу?
– А за сороковкой послать не прикажешь ли? – спросил Тараканов.
– А можно? У меня деньги есть, не сумлевайтесь. – Игнатьев попытался засунуть руки в карманы тулупа, но сидя это сделать было крайне затруднительно. Тогда он лег на пол и достал из кармана несколько мятых зеленых бумажек и горстку медяков. – Вот-с, – сказал он и попробовал подняться. – Пошлите вон ту морду, да пусть штоф возьмет, я всех угощу.
– Я тебе дам «морду»! – Антипов, к которому относились слова задержанного, замахнулся на Игнатьева кулаком.