Превышение полномочий

В папке было всего четыре бумажки. Первая называлась «Протокол». Кунцевич углубился в чтение:

«1889 года, сентября месяца, третьего дня, в третьем часу ночи, явился ко мне, околоточному надзирателю 2-го участка Спасской части, губернскому секретарю Константину Данилову Трутневу, неизвестный для меня человек, который заявил, что сегодня он отдыхал у лавки, находящейся по Банковской линии Апраксина двора, и неизвестные сняли с него, спящего, часы серебряные, на цепочке, глухие, которые оценивает он в 15 рублей, а также похитили узелок с бельем.

На мои расспросы явившийся отвечал, что он крестьянин Псковской губернии Яков Иванов Панов, 25 лет, жительствует по улице Большая Садовая, дом нумер 101 один, в 10 квартире, служит на железной дороге кондуктором.

2 сентября встретился он со знакомым машинистом, который и пригласил его идти с ним выпить. Они выпили пива и водки, и от смешения их он совершенно опьянел. Он пошел домой, в руках у него была палка и узелок с бельем, ибо он ходил в баню. Но как только он вышел за порог трактира, расположенного по Чернышову переулку, нумер дома не знает, то почувствовал себя совершенно дурно, перешел улицу, подошел к стене закрытой уже лавки Апраксина двора, сел на землю и забылся. Прошло времени около часу. Он пришел в себя и пошел к дому. Дома его брат, Алексей Панов, спросил: «А часы твои где?». Тут он понял, что часы у него срезали. Ему это было очень досадно. В карманах у него все было цело, ничего не пропало. На своих часах он еще раньше сделал знак: перочинным ножом вырезал буквы Я. и П.

Протокол сей составлен на основании 307 статьи устава уголовного судопроизводства, причем вышепоименованному Панову было указано мною об законной ответственности за лживые доносы».

Далее стояли подписи: витиеватая, с множеством росчерков – губернского секретаря и корявая – кондуктора.

Еще в деле была жалоба Панова [2 - Здесь – заявление о преступлении.] и рапорт Трутнева о передаче дознания в сыскную, а также сопроводительное письмо с резолюциями градоначальника, Вощинина и Жеребцова.

Что делать со всем этим, Кунцевич решительно не знал. Пришлось искать Быкова.

Старший товарищ внимательно выслушал новоиспеченного сыщика, покусал ус и заявил:

– Да, брат, дело глухое. Накушался твой потерпевший до такой степени, что упал прямо у трактира. Ему еще повезло, что до исподнего не раздели, Апраксин двор место нехорошее. А те, кто часы слямзил, в этом же трактире их и продали, а деньги пропили. Ищи теперь свищи!

– Подожди. Если они их продали, то скорее всего трактирщику? Ведь народ в трактир идет не часы покупать, а на другое деньги тратить. А трактирщику сам Бог велел часы у посетителей на вино менять. Надобно расспросить трактирщика, узнать, кто ему часы продал, и…

– Так он тебе и сказал! Ты знаешь, что за покупку краденого статья в Уложении есть? Думаешь, охота трактирщику в арестном доме вшей кормить? Поэтому он тебе ничего не скажет, хотя такие часы покупает по пять раз на дню, я же говорю – Апраксин двор место нехорошее.

– Так как же быть?

– А никак. Ты человек образованный, четыре класса гимназии за плечами, красиво писать умеешь. Вот и напиши рапорт, как ты ноги топтал, часы разыскивая, сколько притонов обошел, сколько народу опросил, сколько ранее привлекавшихся за схожие кражи проверил. Дознание передадут следователю, а тот пошлет его прокурору на прекращение за нерозыском преступника, да еще тебе и спасибо в душе скажет, что ты его лишней работой не нагрузил, потому как, чтобы дело прекратить, надо одну бумагу написать, а чтобы в суд отправить – целый том. Рапорт составить я тебе помогу.

Кунцевич задумался:

– Спасибо, Митя, но я все-таки сначала попытаюсь поискать.

– Эх, молодо-зелено. Ну тогда удачи. Начни с потерпевшего, поподробнее его опроси. Я этого Трутнева знаю, он свою фамилию полностью оправдывает – работать не любит, поэтому и половины того, что ему потерпевший рассказал, в протокол не записал, к гадалке не ходи.

– Спасибо за совет!

«…На часах он еще раньше сделал знак: перочинным ножом вырезал буквы Я. и П.».

Закончив читать, Кунцевич поднял глаза на потерпевшего:

– Правильно околоточный записал?

– Правильно.

– А что за машинист с тобой пил, почему тебя бросил в таком состоянии?

– Признаться честно, не он меня, а я его бросил. Вернее, не бросил, а потерял. Пить-то мы начали не в энтом трактире, энтот уже, наверное, третий али четвертый… И где Игнат потерялся, я уже вспомнить не могу.

– Так и часы, может быть, у тебя в первом трактире украли?

– Нет, я в последнем трактире время смотрел. Когда стали выгонять, я ругаться начал, половой-то мне и сказал, мол, чего ругаешься, на часы посмотри, двенадцатый час ночи, закрываться им надо.

– Что ж ты, в последнем трактире один пил, как сыч?

– Не помню. Думаю, что не один. Я один не употребляю, всегда в кумпании.

– И кто ж был с тобой в «кумпании»? Вспоминай, вспоминай.

Панов закатил глаза в потолок и схватился рукой за подбородок. Через пару минут лицо его посветлело.

– Вспомнил! Вспомнил, ваше благородие. Чиновник со мной пил!

– Чиновник? Что за чиновник?

– Не знаю. Он мне говорил, как его звать, но я запамятовал.

– А какого ведомства?

– Значки у него на петлицах не наши были, не путей сообщения, это точно, а в других я не разбираюсь.

– Каков из себя?

– Хто?

– Дед пихто! Чиновник?

– Чиновник? Ну…Тощий такой, высокий, бороденка жиденькая, лицо… Лицо такое, что сразу видно, что пьет много. Мундир весь грязный, изодранный. Но сразу видать, образованный – слова какие-то говорил, вроде русские, но непонятные.

– Видел его раньше?

– Кого?

– Чиновника!

– Где?

– В… Где-нибудь!

– Нет, раньше не видел. Я вообще в этот трактир первый раз попал. Эх! Если бы не жара, да не мешать пиво с водкой… Барин, найди мои часы, это ведь память об покойном родителе. Лешке он гармонь оставил, а мне, стало быть, часы. Таперя Лешка с гармонью, а я без часов. Обидно! Найди, а за мной не заржавеет! Я на железной дороге работаю, на жалованье грех жаловаться, отблагодарю, эх, пять рублев не пожалею. Память ведь тятина!

– Хорошо, пойдем.

– Куды?

– Трактир покажешь, где водку с пивом пил.

Около трактира Кунцевич отпустил потерпевшего и зашел внутрь. Заведение было хоть и не высшей категории, но и не последней. Полы и столы чистые, откровенно босяцкой публики и извозчиков не было, шума и криков не наблюдалось. Надзиратель присел за стол и заказал подлетевшему половому чаю и баранок.

Заказ был выполнен в течение минуты.