Записки о Пушкине. Письма

…Недолго, милые друзья,
Нам видеть кров уединенья…
Разлука ждет нас у порогу,
Зовет нас дальний света шум,
И каждый смотрит на дорогу
С волненьем гордых, юных дум…

К себе и тем своим товарищам, которые также прониклись передовыми демократическими убеждениями, относил Пушкин следующие строки этого стихотворения:

Равны мне писари, уланы,
Равны законы, кивера,
Не рвусь я грудью в капитаны
И не ползу в асессора…
Оставьте красный мне колпак…[4 - Красный колпак – фригийская шапка, символ французской революции конца XVIII столетия.]

На первый взгляд не все здесь совпадает с биографией Пущина. Ведь он был выпущен из Лицея офицером гвардии, а через несколько лет стал коллежским асессором. Правда, Пущин не рвался грудью в капитаны и вовсе не «полз» в асессора. И военную службу и гражданскую – судейскую – он избрал именно потому, что был проникнут стремлением быть всюду полезным людям.

Еще в лицейские годы Пущин был частым гостем Священной артели, основанной А. Н. Муравьевым и И. Г. Бурцовым в 1814 году. Вместе с другими участниками артели, названными в Записках Пущина, они и основали в 1816 году первую декабристскую организацию – «Общество истинных и верных сынов отечества», или «Союз спасения». Одним из основателей первоначальной ячейки Священной артели был также брат А. Н. Муравьева – Николай. Кроме тех, кого перечисляет Пущин как участников артели, ее заседания посещали лицеисты В. Д. Вольховский, А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер, офицеры различных гвардейских частей: Петр Колошин, Михаил Пущин, Александр Рачинский, Демьян Искритский.[5 - См. исследование М. В. Нечкиной «Движение декабристов», изд. АН СССР, т. I, 1955, стр. 124 и сл.]

Таким образом, Пущин и некоторые его товарищи еще лицеистами были через Священную артель привлечены к деятельности первого Тайного общества декабристов.

В стихотворении одного из участников Тайного общества «К артельным друзьям» – имеются такие строки, обращенные к членам артели:

Я с вами – и в душе горит
Добра огонь священный…
Но час пробьет: услышим мы
Отечества призванье!..
Кто для отчизны алчет жить,
Тот выше бедствий в свете.

И. Г. Бурцов служил в Штабе Гвардейского корпуса в Петербурге и состоял также действительным членом Общества военных наук, учрежденного при Штабе. Общество издавало «Военный журнал», в котором печатались статьи будущих декабристов. Редактором журнала был член Тайного общества Ф. Н. Глинка. В числе сотрудников журнала были члены Священной артели – И. Г. Бурцов и В. Д. Вольховский.

На допросе в следственной комиссии по делу о заговоре декабристов И. Г. Бурцов заявил в 1826 году, что цель Общества военных наук «состояла в образовании молодых офицеров предпочтительно в военных науках». Следует иметь в виду, что члены этого общества были также участниками Священной артели – зародыша Тайного общества декабристов.

Литературно-просветительная работа членов Общества военных наук вдохновлялась высоким патриотическим стремлением, отличавшим революционные организации 20-х годов и все их побочные управы.

Высоким патриотизмом революционно-преобразовательного характера отличались мнения и убеждения И. И. Пущина, сложившиеся под влиянием Священной артели, с которой он сблизился не позже конца 1815 года. Несомненно также, что под влиянием идей, вдохновлявших деятельность Бурцева в военно-патриотическом направлении, Пущин решил поступить на военную службу. Конечно, под тем же влиянием, воспринятым через Пущина, а может быть, и непосредственно на собраниях артели хотел Пушкин посещать класс военных наук в Лицее.

Известно, что в программе Тайных обществ был пункт, предписывавший их участникам занимать должности в различных областях государственного управления, в том числе и в военной. Имелось в виду посредством агитации подготовить население страны к уничтожению царского и чиновничьего самовластия и введению представительного правления. Устав Тайного общества составлялся на основе мнений, постепенно вырабатывавшихся на собраниях объединений, предшествовавших оформлению Союза спасения и Союза благоденствия.

В соответствии с этим Пущин и решил вступить в гвардейскую Конную артиллерию в соответствии с направлением всей деятельности Священной артели.

Вместе со своей артиллерийской частью И. И. Пущин участвовал в походе 1821–1822 годов, предпринятом с целью отвлечь царивший в гвардии «вольный дух». Поход начался в мае 1821 года. Гвардия дошла до Царства Польского и в июле 1822 года вернулась в столицу. Но цели, которую имел в виду Александр I, поход не достиг. Напротив, во время похода состав Тайного общества увеличился, а «вольный дух» распространился во многих армейских полках.

Пущин поступил на военную службу 29 октября 1817 года в чине прапорщика. 20 апреля 1820 года он получил второй офицерский чин – подпоручика, 21 декабря 1822 года был произведен в поручики, а через месяц после этого оставил Конную артиллерию.

Ширилось участие Пущина в делах Тайного общества, укреплялось его чувство ответственности за осуществление цели заговора. Он видел, что для этого недостаточно работы в одном только военном ведомстве, и решил перейти в гражданскую службу.

Внешним поводом к уходу И. И. Пущина из гвардии послужило столкновение с братом царя, Михаилом Павловичем, из-за ничтожного упущения в форме.

Демонстративно оставив службу в гвардии, Пущин хотел усилить значение своего поступка переходом на низшую полицейскую должность – стать квартальным надзирателем.

Сын декабриста Е. И. Якушкин, много беседовавший с Пущиным в Сибири в середине 50-х годов, пишет, что Иван Иванович хотел этим доказать, «каким уважением может и должна пользоваться та должность, к которой общество относилось в то время с крайним презрением».

Такое объяснение почти буквально совпадает с заявлением А. Н. Радищева в его «Беседе о том, что есть сын отечества», которая опубликована за год до «Путешествия из Петербурга в Москву» и примыкает к нему по своему революционно-политическому содержанию. «Истинный человек, – писал Радищев, – с благоговением подчиняется всему тому, чего порядок, благоустройство и спасение общее требуют; для него нет низкого состояния в служении отечеству… не страшится трудностей, встречающихся ему при сем благородном его подвиге… неутомимо бдит над сохранением честности… помогает несчастным».

Решение Пущина привело в ужас его семью. Сестра на коленях умоляла его отказаться от мысли пойти в квартальные. Пришлось уступить родным.

Согласно Отчету 1817 года профессора Лицея стремились так показать воспитанникам устройство государственных дел, «чтобы сердца их наполнились состраданием к ближнему и чтобы они получили смелость восставать против злоупотреблений, таким игом обременяющих общество». В истолковании законодательства России лицеистам указывались причины запущенности и беспорядка в ходе судебных дел, вытекавшие из всего государственного строя.

Отказавшись от мысли служить в полиции, Пущин решил пойти на службу в судебное ведомство. Хотя он мог занять там место только «в нижней инстанции», он «никак не почитал его малозначущим, потому что оно дает направление делу, которое трудно, а иногда уже и невозможно поправить в высшем присутственном месте». Пущин был уверен, что в судебном ведомстве всякий честный человек может быть полезен отечеству.

Отставку из военной службы Пущину пришлось ждать больше четырех месяцев. Лишь 5 июня 1823 года он мог приступить «к отправлению должности» надворного судьи.

Арестованный в самый день восстания, 14 декабря, К. Ф. Рылеев в своем показании заявил, что принят был в Тайное общество Пущиным. Однако Пущин был арестован только 16 декабря, а допрошен на другой день. На первом допросе он показал, что по службе в Уголовной палате познакомился с Рылеевым и, «узнав его хорошо, принял его членом в общество».

Возможно, однако, что на деле все это произошло иначе. И. И. Пущин поступил на службу в палату в июне 1823 года, а Рылеев был введен им в Тайное общество в начале этого года. Следовательно, Пущин «хорошо» узнал поэта-гражданина не только до начала 1823 года, а задолго до того. Можно не сомневаться, что по своей близости к литературным кругам столицы и по своему политическому направлению он интересовался автором революционного стихотворения «К временщику» еще с 1820 года. А потому вернее будет предположить, что Пущин вступил в Уголовную палату по совету Рылеева. Поэт служил там с января 1821 года и своей деятельностью доказал, что в судебном ведомстве имеется много возможностей быть полезным отечеству. Рылеев был принят в Тайное общество не в качестве «согласного», рядового участника движения, как это обычно делалось относительно вновь привлекаемых к заговору, а в качестве «старейшего», имевшего право принимать новых членов.

По убеждениям, по темпераменту и направлению своей политической деятельности Рылеев был настроен решительнее Пущина, взгляд которого на задачи общества, по крайней мере на текущий момент, больше соответствовал конституционно-монархическому направлению Никиты Муравьева. Но в практическом отношении Пущин действовал вполне в духе воззрений Рылеева. Совместными усилиями они оживили деятельность Северного общества, возникшего после 1821 года[6 - В 1821 году на съезде Союза благоденствия в Москве Тайное общество было объявлено распущенным. Сделано это было с целью избавиться от колеблющихся участников заговора, выступавших против его революционного направления.] и действовавшего первое время очень слабо. Направление общества приняло более революционный характер, чем этого хотели другие руководители его: Н. И. Тургенев, H. М. Муравьев, С. П. Трубецкой. Чтобы оживить московское отделение Тайного общества, руководители заговора поручили Пущину организовать московскую управу Северного общества.

Своеобразную позицию Пущин занимал в крестьянском вопросе, считая, что при тогдашних обстоятельствах нет возможности полностью уничтожить крепостное рабство. Он решил осуществить сначала более скромную часть программы и с этой целью учредил в Москве Практический союз. Задачей союза, впредь до осуществления общеполитических и социальных идеалов общества, было содействие освобождению от крепостной зависимости дворовых людей. Программу Практического союза И. И. Пущин изложил на следствии в показании от 11 января 1826 года, заявив, что основал он эту организацию, желая хотя бы несколько содействовать к общему благу в духе Союза благоденствия. «Обязанность члена состояла в том, – пояснял Пущин, – чтоб непременно не иметь при своей услуге крепостных людей… Сверх того, при всяком случае, где есть возможность к освобождению какого-нибудь лица, оказывать должен пособие или денежное, или какое-либо другое».

Сам Пущин крепостных не имел. К своему служителю из отцовских дворовых, Алексею, он относился без барского высокомерия, а после осуждения просил отца отпустить Алексея на волю.

Интересный рассказ о том, как оживилась деятельность московской управы Тайного общества при Пущине, находим в Записках А. И. Кошелева, который служил по окончании университета в Московском Архиве иностранных дел и входил в кружок так называемых «архивных юношей». Кружок этот придерживался очень умеренных политических взглядов. Вспоминая о сильном и всеобщем недовольстве внешней и внутренней политикой Александра I, благонамеренный монархист, но противник аракчеевщины, Кошелев писал спустя много десятилетий: «Никогда не забуду одного вечера, проведенного мною у внучатого моего брата, Мих. Мих. Нарышкина; это было в феврале или марте 1825 года. На этом вечере были: Рылеев, кн. Оболенский, Пущин и некоторые другие, впоследствии сосланные в Сибирь. Рылеев читал свои патриотические думы, а все свободно говорили о необходимости покончить с этим управлением». Кошелев, может быть, и не знал, что он присутствовал в тот вечер на заседании московской управы Северного общества.

Характерен также случай с привлечением к Тайному обществу В. И. Штейнгейля. В 1823 году он познакомился в Петербурге с К. Ф. Рылеевым. Поэт познакомил Штейнгейля с задачами и деятельностью общества в основном, добавив, что подробности он узнает в Москве – от Пущина. Передавая Штейнгейлю письмо к Пущину, Рылеев сказал, что с Иваном Ивановичем будет «приятно познакомиться». Штейнгейль вступил в московскую управу и вскоре сообщил Рылееву, что действительно иметь дело с Пущиным «очень приятно». В ответ на это Рылеев писал Штейнгейлю в марте 1825 года: «Спасибо, что полюбил Пущина; я еще от этого ближе к тебе. Кто любит Пущина, тот уже непременно сам редкий человек». П. А. Муханов показывал на следствии, что Пущин вообще имел «хорошее имя в Москве», а М. Ф. Митьков говорил в январском показании 1826 года об энергичной деятельности Пущина в московской управе Тайного общества.

На Пущина возлагались большие надежды и членами Верховной думы К. Ф. Рылеевым и Е. П. Оболенским, которые условились с ним, что в случае какого-либо важного происшествия он явится в Петербург, чтобы действовать вместе с товарищами по заговору.

В декабре 1825 года, после смерти Александра I, Пущин приехал в Петербург. Он повидался с родными и отправился к Рылееву. Поэт жил в доме Российско-американской компании у Синего моста. Рядом с ним жил А. А. Бестужев.

Главные деятели Северного общества собирались у Рылеева. Пущин сразу вошел в центр организации восстания. Здесь вырабатывался план действий, обдумывались и составлялись проекты манифеста от имени временного правительства. Отсюда исходили указания руководителей отдельных отраслей Тайного общества при воинских частях.

Пущин считал, что основы государственного строя России должны быть определены представителями всего народа после успешного завершения восстания. Он распространял списки проекта конституции, составленного H. М. Муравьевым, поручал Бриггену, Кашкину и другим участникам Тайного общества переписывать его. Благодаря Пущину дошел до нас наиболее полный текст муравьевской конституции в списке К. Ф. Рылеева. Но Пущин распространял эти списки не в качестве агитационного документа, а для того, чтобы члены общества могли представить свои замечания на него.

Среди участников революционного движения большинство составляли военные. Из общего числа около 580 подозреваемых, находившихся в поле зрения следователей, их было 456 человек. Из них изрядное число генералов, очень много штаб-офицеров: полковников, подполковников и майоров. Было несколько человек, занимавших крупные места в гражданском ведомстве.

Участники декабристского движения были дворянскими революционерами. Замышляя переворот, они не представляли себе возможности совершить его при содействии народных масс. Они полагали достаточным обещание офицеров – членов Тайного общества – присоединить к восстанию подчиненные им войсковые части. Но высшее офицерство в лице генералов М. Ф. Орлова, М. А. Фонвизина и других уклонилось в последний момент от участия в восстании. Полковники С. П. Трубецкой и А. М. Булатов и некоторые другие участники заговора, выказавшие во время отечественной войны отличную храбрость и умение командовать своими отрядами, оказались непригодными к руководству восставшими полками. Младшие офицеры, обещавшие выйти на площадь со своими частями, сумели привести довольно внушительные силы, но не были подготовлены к использованию их для достижения целей общества. И все-таки дело декабристов не пропало бесследно.

Характеризуя декабристов как революционеров дворянских, говоря о том, что они «бессильны без поддержки народа, В. И. Ленин подчеркивал вместе с тем, что они «помогли разбудить народ».[7 - В. И. Ленин, Сочинения, т. 19, стр. 295.] Ленин говорил также о «республиканских идеях декабристов».[8 - Там же, т. 6, стр. 103.]

И. И. Пущин обладал достоинствами и разделял ошибки дворянских революционеров. Подобно другим руководителям движения, он считал, что главная тактическая задача Тайного общества заключается в привлечении к восстанию возможно большего числа начальников войсковых частей, даже небольших количественно. Вот почему еще в ноябре 1825 года он писал из Москвы своему брату Михаилу, что должен будет в Петербурге сообразоваться с его действиями, полагая, что брат сумеет вывести на площадь свой Конно-пионерный эскадрон. На следствии братья Пущины отрицали это обстоятельство – конечно, из соображений самозащиты.

В обширной литературе о взаимоотношениях Пушкина с декабристами остается до сих пор нерешенным вопрос о том, имен ли Пущин в виду, как об этом рассказывает в своих Записках декабрист Н. И. Лорер, привлечь великого поэта к непосредственному участию в восстании, или просто хотел видеться с ним перед решающим моментом революционного движения.

В 1930 году М. В. Нечкина опубликовала не известный до того времени отрывок из Записок декабриста Н. И. Лорера. Вот что сообщает Лорер о своей встрече на Кавказе, вскоре после смерти поэта, с его младшим братом Львом Сергеевичем: «Однажды мы пошли с ним бродить по Прочноокопской станице… Лев Сергеевич… рассказал мне одно обстоятельство из жизни поэта, не всем известное… Однажды он получает от Пущина из Москвы письмо, в котором сей последний извещает Пушкина, что едет в Петербург и очень бы желал увидеться там с Александром Сергеевичем. Не долго думая, пылкий поэт мигом собрался…»

Как известно, поездка эта не состоялась. Что же касается письма Пущина к поэту, то иных сведений о нем не имеется. Нового в рассказе Лорера только то, что Пушкин собирался в декабре 1825 года выехать из Михайловского в Петербург именно по вызову Пущина.