Записки о Пушкине. Письма

В воскресенье получил я, любезный друг Николай, твои листки от 16-го числа. Пожалуйста, никогда не извиняйся, что не писал. Ты человек занятый и общественными и частными делами, то есть своими, – следовательно, время у тебя на счету. Вот я, например, ровно ничего не делаю и тут не успеваю с моей перепиской. Впрочем, на это свои причины и все одни и те же. Продолжается немощное мое положение. Марьино с самого нашего приезда без солнца, все дожди и сырость. Разлюбило меня солнышко, а его-то я и ищу!..

Я просил, чтобы ты при случае прислал мне номера «Морского сборника» (случаи бывают часто). Адресуй их к моему комиссионеру московскому Алеше. Я этот журнал люблю – с июня не видал его.

Не клади оружия, пока не добудешь моего портфеля.

Спасибо тебе, добрая Марья Николаевна, за твою беседу на листке твоих деток. Я столько пишу в разные стороны, что просто потерялся. По твоему вопросу о Нижнем вижу, что я еще не говорил тебе, что на днях ожидаю Ваню…

Я очень знаю, что надобно действовать, но это время, как ты видела, я просто ни на что не годен. Он со мной поживет, потом поступит к Циммерману в Москве. Это заведение лучшее во всех отношениях, и там он может остаться до самого университета. Я уже вошел в переговоры с Циммерманом, но надобно еще самому с ним познакомиться, все высмотреть. Авось бог поможет как-нибудь распустить крылья, которые до сих пор подрезаны…

Библиотека здесь большая, но все уже такая классическая древность, что из рук падает. Мы подписались у Urbain[504 - Урбен (владелец библиотеки в Москве).] и почитываем иногда романчики. Давно я ничего в этом роде не видал. (Это ответ на Николаева вопрос.) Кроме того, получаем русские журналы.

Обнимаем вас крепко. Верный ваш И. П.

Ждем Нарышкиных – они обещают повидаться, уезжая за границу на зиму…

205. М. И. Муравьеву-Апостолу

14 августа 1857 г., Марьино.

Спасибо вам, добрый друг, Матвей Иванович, за весточку в письме к Батенькову.

В бытность Батенькова прикатил, наконец, ко мне из-за границы брат мой Михайло с женой.[505 - О пребывании М. И. Пущина за границей, о встречах его с Л. Н. Толстым – дальше. 11 августа Пущин писал брату Николаю, что «наконец, обнял» брата Михаила 5 августа.] С ним не видался с Никольской куртины, после приговора, а она для меня новое знакомство. Не нужно говорить, как это свидание было отрадно, – брат совершенно тот же, только седой, а с ней как будто всегда были вместе. Нам, двум женатым братьям, теперь очень ловко вместе. Я их донельзя не буду отпускать. Жена с ними сблизилась вдруг, что с нею не всегда бывает, – одним словом, за все благодарения богу! Лишь бы самому оправиться, а то никак не можешь идти в уровень событий: нужно действовать, нужно ехать в Нижний и в Москву, а все не едется!

Обещанных вами гостей до сих пор нет. Прискорбно, что не могу пожить с Иваном Дмитриевичем. Мне улыбалась мысль, что он с сыновьями погостит у нас, но, видно, этому не бывать. Истинно грустно! Просил Батенькова подробно мне об нем поговорить. Кажется, не совсем хорошее с ним делается.

Недавно приезжал ко мне исправник здешний и спрашивает, долго ли я думаю остаться в Марьине и не намерен ли я здесь основаться? Бумаги с этим вопросом он мне не показывал, не знаю, от кого вопрос, но исправнику сделан московским губернатором. Признаюсь, меня это удивило; я предложил письменный отзыв – исправник сказал, что достаточно, если я ему на словах сделаю ответ. Вследствие этого я просил исправника кому следует написать, что я приехал в Марьино по совету медиков пользоваться воздухом, что останусь здесь, пока будет хорошая погода. Насчет же дальнейшего ничего определенного сказать не могу, что это все будет зависеть от состояния моего здоровья; с тех пор не получал никаких новых вопросов.

Читайте новую книгу: «Восшествие на престол Николая I». Вы, верно, читали уже в газетах объявление. Я жду с нынешней почтой это произведение Корфа. Скажите мне что-нибудь по прочтении.

Обнимаю вас крепко. Ваня покамест с женой Михайлы всякий день с час читает. Циммермана не упущу, будьте спокойны. Все сделаю, что только могу, для нового поколения.

Верный ваш И. Пущин.

206. Г. С. Батенькову

21 августа 1857 г., Марьино.

Сегодня три дня, что я получил, добрый друг Гаврило Степанович, ваш листок от 15-го числа. Мое сердце вещун с самого того времени, как Матвей обещал мне появление Ивана Дмитриевича в Марьино, и он не являлся, я был в мрачных предчувствиях на его счет. Вы, я думаю, заметили частые мои пени, что никто об нем не пишет. 15-го приезжает ко мне Алексей… – Первый вопрос ему об нем – он говорит: ничего не знаю (странно, как в Москве все это разобщено). Одним словом, не мог оттасоваться от этой мысли. Теперь задача решена! С вами вместе пишет и Евгений-фотограф, я с ним в тот же день поделился скорбным чувством. – Любил я его отца и прошу сыновей, в воспоминание об нем, еще больше со мной сблизиться! Вы верно и непреложно говорите: «Предадим воле божией настоящую нашу скорбь». Естественно, она отуманила меня, я целый день толковал брату и приехавшему племяннику Малиновскому о нашем покойном друге – эта беседа успокоивала несколько.

Об Ване дело улаживается, Циммермана видела жена – он согласен принять его и велел привозить молодца. – Благослови бог это начинание!

К Александре Васильевне я писал после вас; значит, теперь она совершенно успокоена от напрасных своих опасений.

Обнимаю тебя, добрый человек! Так и тянет говорить тебе «ты», но ты на это как-то смотришь неладно, потому я все и сбиваюсь.

До другого разу. Все еще не налаживаюсь – одно и то же перед глазами. Говорят, наш покойный друг Якушкин страшно исхудал и высох. – Велел на могиле посадить два вяза и клен – отнюдь не ставить памятника…

У меня заронилась мысль – если действительно пойдет к выздоровлению, съездить в Нижний к 8 сентября. В этот день Аннушке минет 15 лет…

Верный твой И. Я.

Что скажешь о книге Корфа? На меня она сделала очень мрачное впечатление и еще более отдалила от издателя.

Пока кончаю. Просто беда.

207. М. И. Муравьеву-Апостолу[506 - Вначале – о смерти И. Д. Якушкина: «Да, ряды наши редеют – именно надобно как можно более их сдвигать».]

Пятница, 23 августа [1857 г., Марьино].

…Я должен вам сказать, что не понимаю, почему вы думаете, что запросы, мне сделанные, могут помешать нам быть в Марьине. Я этого отнюдь не вижу и очень рад бы был, если бы вы собрались к нам.

Корфова книга вам не понравится – я с отвращением прочел ее, хотя он меня уверял, что буду доволен. Значит, он очень дурного мнения обо мне. Совершенно то же, что в рукописной брошюре, только теперь не выставлены имена живых. Убийственная раболепная лесть убивает с первой страницы предисловия. – Истинно, мне жаль моего барона!..

Пожалуйста, не смущайтесь вопросами – на это нечего обращать внимания. Все это такой вздор – хоть именно досадно, что Ивана Дмитриевича преследовали эти пустяки. Я тоже уверен, что cela a mis de l'eau dans son vin.[507 - Этим подмешали воды в его вино (то есть ухудшили его положение) (франц.).] Самая жизнь в деревне Толстого верно отозвалась на его расстроенном организме, не говоря уже о нравственном страдании при разлуке с семьею Евгения. Обнимаю вас.

Верный вам И. П.

208. П. А. Вяземскому[508 - Публикуется впервые.]

21 сентября 1857 г., с. Марьино.

Сейчас уезжает от меня брат Николай, посетивший наше уединение, и я пользуюсь его отъездом, добрый и почтенный Петр Андреевич, чтоб опять вас просить о доставлении мне моего портфеля. Мне, право, совестно министра просвещения отвлекать от дела такими пустяками, но, без сомнения, г-н министр простит, что давно известное лицо, оставшееся sans portefeuilles,[509 - Без портфелей (франц.) Игра слов, то есть Пущин остался без портфелей: своего – обыкновенного, с «заветными сокровищами», и министерского, которым пользовался П. А. Вяземский.] хлопочет о том портфеле, в котором сохранились воспоминания его детства.

Пожалуйста, велите отыскать и перешлите запечатанным на имя моего брата Николая, в дом наш на Мойке. Скоро он будет иметь верный случай сюда. Жаль мне, что не мог он сам привезти, хотя надеялся после последнего с вами свидания.

В прошлом месяце я имел, наконец, отраду обнять Михаила моего и познакомиться с женою его. Она мне полюбилась с первой встречи, как будто вместе всегда были, – а Михайло мой устарел и насупил брови.

Здоровье мое, благодаря бога, поправляется. Авось скоро выпишусь из лазарета.

Обнимаю вас, прошу дружески приветствовать княгиню.

Душевно вас уважающий И. Пущин.

209. Н. Д. Пущиной[510 - Первое из печатаемых здесь писем Пущина к Н. Д. Фонвизиной после их свадьбы.]

[Марьино], 22 сентября [1857 г. ], воскресенье.

…В «Московских ведомостях» меня так поразило крушение корабля «Лефорт», что, найдя то же самое в «Полицейской газете», я вырезал для тебя. Ты должна делить со мной все мои ощущения – у меня все перед глазами это поглощение 828 существ! Сколько будет слез об них! Такого рода ужас поражает каким-то страшным величием…[511 - 84-пушечный корабль «Лефорт» перевернулся и затонул со всем личным составом (756 чел. экипажа и 70 женщин и детей) на переходе из Ревеля в Кронштадт 10 сентября 1857 г. во время жестокого шторма.]

210. Е. И. Якушкину[512 - Публикуется впервые.]

[Марьино], 25 сентября 1857 г.

…Об указе насчет ограничения власти помещиков я слышал, но не знаю, в чем он будет состоять. Смотрю на всю эту манипуляцию, как на полумеру, которая мало обещает дельного, и как бы даже не повредило всему делу робостью, с которой действует. Ясно только то, что никто ясно не видит.

Вы получили мое письмо, следовательно, знаете мое распоряжение насчет Горбачевского…[513 - О пособии из средств Малой артели.]

Жена ездила в Москву для свидания с вашим дядюшкой-министром и между прочим подала ему записку об этом деле, противном, по-моему, правилам народной нравственности. В записке она коротко и ясно изложила, в чем вся штука, сказала, что костромская Палата государственных имуществ два раза отказывает… принять эти бедные души в число казенных крестьян и что, наконец, запрещен увядающим девушкам брак. Он на это ответил, чтоб она опять просила Палату и если Палата откажет, то чтоб ему написала жалобу. Она говорит, что это больше промедление времени, а что его запрос может заставить сейчас кончить дело. Министр решительно объявил, что не может иметь инисиативы. Теперь опять пойдет в долгий ящик. Пусть Сутгоф спросит министра, почему он не может пугнуть Палату. Я решительно не понимаю и вижу в этом ответе, что он гусиной тропой идет. Вот целая история…[514 - Дядюшка Е. И. Якушкина – министр государственных имуществ М. Н. Муравьев. К нему обращалась Н. Д. Пущина с просьбой помочь ей передать свои, фонвизинские, имения в казну, так как опасалась, что в случае ее смерти законный наследник этих имений крепостник С. П. Фонвизин будет притеснять крестьян. M. Н. Муравьев уклонился от содействия, так как был одним из самых упорных и деятельных противников отмены права помещиков владеть крестьянами. Упомянутая здесь записка была составлена Пущиным. Упоминание о браке: крепостные девушки не имели права выходить замуж по своему выбору.]