– Просто не хотят, – говорю с огорченным вздохам, не желая случайно спугнуть или оттолкнуть несмелое признание.
– Но ведь есть правило… – Дор моментально догнал меня, ухватил за плечо, развернул к себе и тотчас убрал руку, – отец, ты что… плачешь?
– Соринка в глаз попала, – солгал я, – а правила писались много лет назад. И обстановка в королевстве тогда была другая, магов боялись, ковену не верили… нужна была служба, которую примет народ. Станет считать своей, будет обращаться за помощью и защитой. И ковен придумал очей… но без помощи и пригляда не оставил, у каждого ока был в наставниках маг. Ну ты и сам прекрасно знаешь. А теперь маги постепенно заработали доверие, и почтовыми пирамидками и портальными башнями и лазаретами и школами… старые правила больше не незыблемы. Но молодые маги боятся… им кажется скучной и грязной наша работа.
– Я не боюсь, – отказался Дор, и вслед за мной решительно вошел в кабинет, куда входить никому не позволялось. – но нужно же учиться?
– Чему? – изумился я, – ты знаешь все, чему учат очей, у тебя правильные принципы и взгляды, натренирована выдержка и бдительность. Я сам тебя этому учил… принял такое решение, когда ты еще только начал ходить. И чтобы ты не сомневался в этих словах, написал тебе письмо.
– И где оно? – подумав, Дорик задал тот вопрос, какой задал бы и я сам.
– Ждет в надежном месте. Вон, видишь, на стене твой детский портрет? Это потайной сейф, он уже настроен на тебя, просто прижми ладонь.
Сын, не медля и секунды, прикладывает руку, а в моем сердце триумфально поют трубы и звенят литавры.
– Это твои памятные детские вещички, – объясняю ему, с улыбкой наблюдая как Доральд крутит в пальцах крохотные башмачки, – возьми внизу синюю папку. Там под рисунками конверт.
– Никогда бы не поверил, что ты такой… романтичный, – Забрав из конверта листок бумаги, Дор смолкает и несколько минут сосредоточенно читает мое письмо.
Хотя там всего несколько строк, я очень старался, чтобы взрослый сын не счел меня занудой.
– Я, Доральд Монтаеззи Диррейт – звучит под сводами старого замка клятва королевских очей, – находясь в здравом уме и памяти по собственной воле поступаю на королевскую службу в качестве королевского ока. Наставником выбираю высшее королевское око Грега Диррейта Монтаеззи.
– Носи с честью! – Вешаю ему на шею символ королевских очей, золотую каплю в светлом овале. – Пусть древни спрячут его под кожу, а печать на ладони и сам сможешь сделать.
– Я и овал сам могу спрятать, – довольно сообщил он и резко обернулся, заслышав горестный вздох, – Матушка!
– Дождался все-таки своего… – ворчит она беззлобно, – затянул ребенка на эту каторгу. Ни праздников, ни балов, ни гостей он теперь не увидит… и на девушек тоже времени не будет.
– У отца же хватило чтобы тебя отыскать? – ничуть не унывает Дор, – вот и я найду, не переживай! Лучше давай твои пироги, бежать пора, там дети в подвале заперты.
Упоминание страдающих детей как всегда действует безотказно и вскоре зеленый туман мчит нас своими тайными путями.
– Самое близкое место где я был. Отсюда до имения Горьез всего двадцать лиг, но древни еще никогда не прокладывали туда путь. – удрученно объяснил Дорик, когда духи поставили нас в молодую травку, пробивающуюся из-под плиток садовой дорожки. – Это дом моего друга, мы тут жили в прошлом году, когда проходили практику в приюте.
– Что это за места? – оглядываю смутно знакомые очертания вставших на горизонте гор, облитых закатным золотом.
– Низовья Гавры, – ответил Дор, – дальше поедем верхом, духи уже нашли лошадей.
А он молодец, не теряется и не ждет. Сразу находит выход. но у меня есть способ получше.
– Погоди минутку, – прошу напарника, торопливо черкая короткую записку, – может, удастся добраться быстрее…
– Объяснишь?
– Конечно. Я всегда ношу с собой пирамидку и капсулы переноса, если попадаю в глушь, шлю вестника на ближайшую почтовую башню. Если они ответят – то ухожу туда порталом и ищу ближайшую башню к цели похода. А Горьез богатое имение, у них должна быть портальная башня или хотя бы пирамидка.
– Я уже понял… – огорчился он, – так привык что меня носят духи, что забыл про порталы. Ты прав, так будет быстрее.
– Не огорчайся, – успокаиваю его, получив вызов башни, – помни, мы просто люди, и даже если умеем очень многое, можем что-то забыть, не учесть, не угадать. А на ошибках стараемся учиться и тогда даже они приносят пользу.
Через пять минут мы стояли у вычурной медной решётки перил, защищающих верхнюю площадку портальной башни поместья Горьез.
А где-то очень близко, почти рядом, ругались мужчина и женщина. И голоса у них были злые и какие-то пыхтящие, словно после долгого бега.
– Бросай, дура, – ругался мужчина, – на кой леший тебе эти безделушки! Все равно ведь продать нельзя!
– Все можно… – задыхаясь, упрямо спорила женщина, – я же тебя не прошу тащить.
– Зато я твои сундуки тащу… – зло огрызнулся мускулистый мужчина, вваливаясь на площадку с лестницы, – чего ты, интересно, туда насовала, прежде они легче были…
И тут до него наконец-то дошло.
– Флюра! – взревел носильщик, швыряя багаж на пол, – ты снова за своё!
– И чего так орать, – опуская на пол висевшие у нее на шее связанные из скатертей узлы, пренебрежительно хмыкнула худенькая молодая женщина. – пришли уже.
Определять точно ее возраст я бы не взялся. Ей можно было дать и тридцать лет и двадцать пять, а при желании она вполне могла изображать и юную девчонку. Такие особо ценятся в труппах бродячих лицедеев.
– А сейчас пойдете назад, – сообщил я, показывая вытащенный из портального амулета накопитель.
– Это еще кто такие, дядя? – охнула девица, и мгновенно надула губы, как маленькая, – прогони их, это воры.
– Боюсь… – внимательно рассматривая нас, с усмешкой буркнул подельник вдовы, – больше я тебе не дядя. Теперь каждый сам за себя.
Хрустнула сломанная им капсула, и моя рука вмиг привычно выхватила дротик. Одно из главных правил очей – преступник не должен уйти. Но в этот раз я каким-то чудом сумел удержаться, не швырнуть в негодяя смертоносное оружие. Остановили меня две детали, еще не доказанная вина подельника и опасение ненароком задеть ринувшуюся к «дяде» девицу.
И как выяснилось, это было очень верным выбором, все равно никуда уйти негодяй не смог. Остановили его вцепившиеся в ноги гибкие корни, стремительно выскочившие из всех балок и плах. Лишь ближайший к нему сундук взвился в небо на пару секунд, но тут же рухнул назад, свалившись точно на голову «не дяди». Не успев и охнуть, невезучий беглец рухнул срубленным деревом.
– Что вы с ним… – испуганно проблеяла «племянница» и, резко отпрыгнув, бросилась к лестнице.
Чтобы тотчас, заверещав от ужаса, взлететь над ней в крепком захвате ловких корней.
– Вот вы и сознались в своих преступлениях, – сообщаю ей с насмешкой, глядя, как ловко Дор опутывает «племянницу» крепкими побегами, – побег от правосудия – лучшее доказательство вины.
– Пусть тут полежат, пока духи доберутся, – предложил сын, – а мы пока посмотрим, есть ли раненые.
– А не сбегут? – направляясь к лестнице, осведомился я на всякий случай.
– Усыплю, – решил он, и вскоре, обогнав меня, вихрем промчался мимо.
В доме слуг не было, мы нашли их во дворе. Хмурых, тихих, торопливо грузивших какие-то пожитки на телеги, где уже сидели испуганные, замурзанные детишки.
– И куда вы собрались как раз в тот момент, когда мы вычистили поместье от преступной шайки? – Спросил я строго, понимая, что иначе нельзя.
Начни охать и сочувствовать, и они не поверят, что тебе под силу справиться с негодяями.
– Найдем, куда, – мрачно буркнул немолодой слуга, – все лучше, чем здесь.