Полная версия
Купить и скачатьДобавить В библиотеку
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Иван Савин (Саволайнен)
Ладонка
(Белград, 1926)
***
Я – Иван, не помнящий родства,Господом поставленный в дозоре.У меня на ветреном простореИзошла в моленьях голова.Все пою, пою. В немолчном хореМечутся набатные слова:Ты ли, Русь бессмертная, мертва?Нам ли сгинуть в чужеземном море!?У меня на посохе – соваС огненным пророчеством во взоре:Грозовыми окликами вскореЗагудит родимая трава.О земле, восставшей в лютом горе,Грянет колокольная молва.Стяг державный богатырь-БоваРазвернет на русском косогоре.И пойдет былинная Москва,В древнем Мономаховом уборе,Ко святой заутрене, в дозореСтранников, не помнящих родства.1923***
Оттого высоки наши плечи,А в котомках акриды и мед,Что мы, грозной дружины предтечи,Славословим крестовый поход.Оттого мы в служенье суровомК Иордану святому зовем,Что за нами, крестящими словом,Будет воин, крестящий мечом.Да взлетят белокрылые латы!Да сверкнет золотое копье!Я, немеркнущей славы глашатай,Отдал Господу сердце свое…Да придет!.. Высокие плечиПреклоняя на белом лугу,Я походные песни, как свечи,Перед ликом России зажгу.1923Первый бой
Он душу мне залил метельюПобеды, молитв и любви…В ковыль с пулеметною трельюСтальные легли соловьи.У мельницы ртутью кудрявойРучей рокотал. За рекойМы хлынули сомкнутой лавойНа вражеский сомкнутый строй.Зевнули орудия, рушаМосты трехдюймовым дождем.Я крикнул товарищу: «Слушай,Давай за Россию умрем».В седле подымаясь, как знамя,Он просто ответил: «Умру».Лилось пулеметное пламя,Посвистывая на ветру.И чувствуя, нежности сколькоТаили скупые слова,Я только подумал, я толькоЗаплакал от мысли: Москва…***
Любите врагов своих… Боже,Но если любовь не жива?Но если на вражеском ложеНевесты твоей голова?Но если, тишайшие былиРасплавив в хмельное питье,Они твою землю растлили,Грехом опоили ее?Господь, упокой меня смертью,Убей. Или благословиНад этой запекшейся твердьюУдарить в набаты крови.И гнев Твой, клокочуще-знойный,На трупные души пролей!Такие враги – недостойныНи нашей любви, ни Твоей.1924Корнилову
В мареве беженства хилого,В зареве казней и смут,Видите – руки КорниловаРусскую землю несут.Жгли ее, рвали, кровавили,Прокляли многие, все.И отошли, и оставилиПепел в полночной росе.Он не ушел и не предал онРодины. В горестный часОн на посту заповеданномПал за страну и за нас.Есть умиранье в теперешнем,В прошлом бессмертие есть.Глубже храните и бережнейСлавы Корниловской весть.Мы и живые безжизненны,Он и безжизненный жив,Слышу его укоризненный,Смертью венчанный призыв.Выйти из мрака постылогоК зорям борьбы за народ,Слышите, сердце КорниловаВ колокол огненный бьет!1924***
Брату Борису
Не бойся, милый. Это я.Я ничего тебе не сделаю.Я только обовью тебя,Как саваном, печалью белою.Я только выну злую стальИз ран запекшихся. Не странно ли:Еще свежа клинка эмаль.А ведь с тех пор три года канули.Поет ковыль. Струится тишь.Какой ты бледный стал и маленький!Все о семье своей грустишьИ рвешься к ней из вечной спаленки?Не надо. В ночь ушла семья.Ты в дом войдешь, никем не встреченный.Не бойся, милый, это яЦелую лоб твой искалеченный.1923***
Брату Николаю
Мальчик кудрявый смеется лукаво.Смуглому мальчику весело.Что наконец-то на грудь ему славаБеленький крестик повесила.Бой отгремел. На груди донесеньеШтабу дивизии. Гордыми лирамиСтроки звенят: бронепоезд в сраженииСиними взят кирасирами.Липы да клевер. Упала с курганаКапля горячего олова.Мальчик вздохнул, покачнулся и странноТронул ладонями голову.Словно искал эту пулю шальную.Вздрогнул весь. Стремя зазвякало.В клевер упал. И на грудь неживуюЛипа росою заплакала…Схоронили ль тебя – разве знаю?Разве знаю, где память твоя?Где годов твоих краткую стаюЗадушила чужая земля?Все могилы родимые стерты.Никого, никого не найти…Белый витязь мой, братик мой мертвый,Ты в моей похоронен груди.Спи спокойно! В тоске без предела,В полыхающей болью любви,Я несу твое детское тело,Как евангелие из крови.1925***
Сестрам моим, Нине и Надежде
Одна догорела в Каире.Другая на русских полях.Как много пылающих плахВ бездомном воздвигнуто мире!Ни спеть, ни сказать о кострах,О муке на огненном пире.Слова на запекшейся лиреВ немой рассыпаются прах.Но знаю, но верю, что острыйТерновый венец в темнотеВедет к осиянной чертеРаспятых на русском кресте,Что ангелы встретят вас, сестры,Во родине и во Христе.1924***
Братьям моим. Михаилу и Павлу
Ты кровь их соберешь по капле, мама,И, зарыдав у Богоматери в ногах,Расскажешь, как зияла эта яма,Сынами вырытая в проклятых песках,Как пулемет на камне ждал угрюмо,И тот в бушлате, звонко крикнул: «Что, начнем?»Как голый мальчик, чтоб уже не думать,Над ямой стал и горло проколол гвоздем.Как вырвал пьяный конвоир лопатуИз рук сестры в косынке и сказал: «Ложись»,Как сын твой старший гладил руки брату,Как стыла под ногами глинистая слизь.И плыл рассвет ноябрьский над туманом,И тополь чуть желтел в невидимом луче,И старый прапорщик, во френче рваном,С чернильной звездочкой на сломанном плече,Вдруг начал петь – и эти бредовыеМольбы бросал свинцовой брызжущей струе:Всех убиенных помяни, Россия,Егда приидеши во царствие Твое…1925***
Когда палящий день остынетИ солнце упадет на дно,Когда с ночного неба хлынетГустое лунное вино,Я выйду к морю полночь встретить,Бродить у смуглых берегов,Береговые камни метитьИероглифами стихов.Маяк над городом усталымОткроет круглые глаза,Зеленый свет сбежит по скалам,Как изумрудная слеза.И брызнет полночь синей тишью.И заструится млечный мост…Я сердце маленькое вышьюБольшими крестиками звезд.И, опьяненный бредом лунным,Ее сиреневым вином,Ударю по забытым струнамЗабытым сердцем, как смычком…1924Ревность
Спросила девочка тихо:«О чем ты, мальчик, грустишь?»За дверью – поле, гречихаИ такая густая тишь.Колыхнулся и вспыхнул синееНад закрытою книгою взор.«Я грущу о сказочной фее,О царевне горных озер».Соловей вскрикнул напевно.Упала с ветки роса.«А какая она, царевна?И длинная у нее коса?»«У царевны глаза такие —Посмотрит и заманит в плен.А косы ее золотые,Золотая волна до колен».И сказала крошка, играяЧерной косичкой своей:«…Тоже… радость большая —В рыжих влюбляться фей!»1925***
И канареек. И герани.И ситец розовый в окне,И скрип в клеенчатом диване,И «Остров мертвых» на стене;И смех жеманный, и румянецПоповны в платье голубом,И самовара медный глянец,И «Нивы» прошлогодний том;И грохот зимних воскресений,И бант в каштановой косе,И вальс в три па под «Сон осенний».И стукалку на монпансье, —Всю эту заросль вековуюБезумно вырубленных лет,Я – каждой мыслию целуяРоссии вытоптанный след, —Как детства дальнего цветенье,Как сада Божьего росу,Как матери благословенье,В душе расстрелянной несу.И чем отвратней, чем обманнейДни нынешние, тем роднейМне правда мертвая гераней,Сиянье вырубленных дней.1925
