Я потрогал её

Я оказался на мели. Словно опустевший корабль, расколотый надвое, который приплыл в никуда, который больше никогда не тронется в путь.

Помимо сигаретного дыма в комнате висел кислый запах пива, пота, мыла и одиночества.

Уснул я лишь ближе к обеду.

повесть.docx

глава 2.

Макс являлся для меня одним из тех немногих друзей детства, с которыми судьба сближает не только общим двором и школьной партой. Мы слушали одинаковую музыку, болели за одну и ту же футбольную команду. В старших классах покупали вскладчину одну пачку сигарет на двоих, бухали и просто проводили время вместе. Мы даже мастурбировали на девушек друг друга, иными словами, у нас были общие вкусы в плане женщин.

С годами Макс не менялся совсем. Копна вечно не расчесанных волос соломенного цвета на голове. Кривые зубы, постоянно выстраивающиеся в улыбку при разговоре. Ржаво-огненные глаза, выглядывающие из-под густых ресниц, как два солнца ранним летним утром, которые наблюдает алкоголик сквозь траву, не добравшись накануне до дома. Длинные конечности и тело, худощавость которого скрывали футболки с принтами любимых рок-групп. Вот, собственно, и весь портрет Макса.

С момента нашей последней встречи прошло несколько месяцев, а потому оба мы были пьяны. Мы сидели на застекленном балконе квартиры нашего общего знакомого. Поводом, по которому нас пригласили, являлись поминки – знакомого забирали в армию. Проводы выдались паршивыми: много криков, безмозглые девки, надменное блеяние парней, которые уже отслужили, и, почему-то, очень этим гордились. К счастью, большая часть гостей рано разбрелась, кто-то все же остался и лег спать, где пришлось. Остались и мы. Не без труда отыскали непочатую бутылку джина и устроились на балконе.

Мы смотрели вдаль, на фонари, окна, изредка проезжающие машины. Взгляд просто блуждал, не стараясь за что-то зацепиться. Каждый из нас думал о своем, и одновременно ни о чем. Мы неспеша пили, разговаривали и курили сигареты из пачки, кем-то позабытой на подоконнике. Стрелка на часах горизонта приближалась к рассвету.

– Теперь в этом городе для нас не осталось тех, кого мы называли любимыми, друзьями, любимыми друзьями… – Макс медленно и глубоко затянулся, выдохнул, продолжил. – Ничего кроме теней воспоминаний. Взять хотя бы того чувака, который нас пригласил, да я уже завтра не буду помнить, как его зовут. И мне плевать, что нас когда-то с ним что-то связывало. Эта связь осталась в прошлом. Город стал пустой. Город стал призраком. Теперь он ничем не отличается от тысяч других, в которых уже побывали, в которых не будем никогда. Ты думаешь, что вот, нашел место, где все так знакомо и так комфортно, где люди тебе улыбаются и стараются понравиться. Но, по сути, для города ты кролик, которого держат в чистоте, кормят и ухаживают, пока в один прекрасный момент обух не опустится на затылок. Или же, другой вид города – город, где ты родился. Он мил тебе и близок, а ведь только память о детстве, в нем проведенном, позволяет называть его родным. Сплошной самообман. И мы знали, что рано или поздно, так и будет, так бывает всегда, просто стараемся не думать об этом. Но, по-моему, слишком рано это рано наступило.

Макс затушил сигарету, тем самым знаменуя окончание своей пьяной философии. Его слова гармонировали между собой, он произносил их без пауз. Было понятно, что эти мысли он прогонял в своей голове не раз.

Вот уже несколько месяцев, как я не был здесь, в этом городе. Приезжать было тяжело и совершенно не хотелось, но надежда оказалась сильнее.

– Ты встретил ее? – Макс нарушил молчание.

– Весь день всматривался в каждое женское лицо, что встречал… Безуспешно.

– Почему не позвонишь ей?

– Не думаю, что это будет иметь хоть какой-то смысл. Я перед ней безгранично виноват и не надеюсь на прощение. Давай не будем об этом.

Макс достал из пачки еще сигарету.

– Прошлое никогда нас не оставит, друг. Оно же нас и доконает.

Выпуская дым сквозь ноздри, он в несколько глубоких затяжек докурил сигарету до половины и протянул мне оставшуюся часть. После чего крепко приобнял за плечи. Я чувствовал, как Макс дрожит от осенней прохлады.

– Заглянешь ко мне вечером?

– Разумеется, спрашиваешь еще.

– Отлично. Буду ждать.

Попрощавшись, он уставший и пьяный закрыл за собой дверь и побрел до кровати. Тот факт, что вечером мы увидимся вновь, наполнял грядущий день смыслом от ожидания.

Через пару минут я, перешагивая через лежащих на полу и храпящих перегаром знакомых, нашел куртку и рюкзак, дошел до двери, аккуратно прикрыл ее за собой и отправился спешной походкой на вокзал.

Я шел и думал о том, какими маленькими хрупкими мальчиками, бреющимися раз в месяц, мы когда-то с ним были. Пытающимися урвать нужные крупицы из бесконечного потока информации. Мечтающие прочитать все написанные человечеством миллионы книг и понять хотя бы сотую их часть. Без конца строящие себе идеалы, принципы, взгляды, но в одночасье рушащие их, а затем строящие на их руинах новые. Мы хотели быть лучше всех, ни на кого не похожими. Мы на мир смотрели каждый через свои радужные окуляры. Но, прошли года, и мы неспеша стали выглядывать из-за них, до покраснения растирая расширенные в ужасе глаза. Ведь увидели, что те самые хрупкие мальчики покрылись трещинами, более того, облеплены с ног до головы огромными кусками грязи, избежать которых, видимо, не представлялось возможным. По уши в дерьме, дерьмом воняющие. Того и гляди, еще немного и задохнутся. И эту злую шутку над ними провернула жизнь, та, что преподнесла множество дорог, вот только позабыла расставить указатели. А была ли из этих дорог, всех в канавах и ухабах, хоть одна верная? Оставалась лишь надежда на то, что представится возможность отмыться.

Город медленно удалялся в окне электрички: дороги и тротуары, изрезавшие его, улицы, калейдоскопы неоновых вывесок, звезд и фонарей. Как ни крути, а мы все так же будем искать города, что станут декорациями одного из актов нашей жизни. Бежать из них, чтобы найти другие. И так до контрольной неизвестной точки на карте собственной географии.

Ты – город, научивший меня любить, жестоко показавший, как порой это больно, спасибо тебе.

Теперь прощай. Навсегда.

Когда я проснулся, поезд уже приближался к столице. Об этом нетрудно было догадаться по отсутствию в вагоне свободных мест и все плотнее заполняющихся людьми проходами между сиденьями. Покурить не представлялось возможным до самого вокзала.

Напротив сидела пожилая пара. Парень и девушка. На вид лет по семнадцать. Они слушали один плейер на двоих. Два наушника на четыре уха. Глядя на них, могло показаться, что они прожили вместе всю жизнь, проведя ее в разговорах, перебрав все знания мира. И больше им сказать друг другу нечего. Они слушали музыку и тупо молчали.

В какой-то момент в вагон зашла представительница железнодорожной филармонии и фальшиво затянула под гитару «Вальс-Бостон». Видимо, утро для нее было чересчур дерьмовым, и она спешила поделиться этим с остальными. Да и вряд ли оно могло быть другим, когда нет ни работы, ни таланта. Я прекрасно понимал, о чем она поет.

Я бросил беглый взгляд на пассажиров, вернее на их прекрасную половину. Не найдя радости для глаз, уткнулся в серые хрущевки за окном. Зима еще не успела начаться, а мысли уже жаждали лета. Терпеть не могу уродливые пуховики-доспехи.

Женщина с гитарой, извиняясь, проталкивалась через людей к следующему вагону, попутно задевая каждого второго декой. Из тамбура было слышно, как контролеры пытаются оштрафовать какого-то мужика за курение. Чем дальше контролеры продвигались по вагону, тем просторней становилось в нем. Транспортная компания вынуждает одних пробегать спринтом платформы, стараясь не переломать лодыжки и шеи, других – оплачивать проезд тех, кто рискует здоровьем в целях экономии. Слышал, что в одной европейской стране в пригородных поездах ввели в постоянную практику проводить лотерею по номерам билетов, как следствие – количество «зайцев» резко сократилось. Но это где-то в европейской стране. С доброй половиной пассажиров я отправился повторно слушать «Вальс-Бостон».

По прибытии, выходя из поезда, я бросил взгляд на почти опустевший вагон. Там оставались лишь кондуктора и охранники. Им предстояло коротать час до обратного отправления. Голос одного из кондукторов я запомнил, когда она требовала заплатить штраф мужика в тамбуре. Громко разговаривая и смеясь, она прерывалась лишь для того, чтобы сделать затяжку из поднесенной к губам сигареты.

Глава3.

Лучше уже не будет никогда. Дальше – хуже. Черные жизненные полосы никуда не денутся, они лишь начнут казаться белыми, как только к ним привыкнешь, дальше снова черные и так до конца.

Я ждал конца, продолжая волочить за узды дохлую полностью черную зебру.

Я застегнул молнию своей парки до самого подбородка, едва не зацепив то, что образуется на лице, если пару месяцев не пользоваться бритвой. После теплоты вагона особенно сильно ощущался пробирающий холод, не заставляющей себя ждать, надвигающейся зимы. В такие нещедрые на погоду дни продавцы ларьков с выпечкой скалятся в приветственной улыбке шире, чем обычно.

Я пил обжигающий дешевый кофе, периодически зевая. Пластиковый стаканчик был настолько тонкий, что приходилось держать его через перчатку. Свободной рукой рылся в смартфоне, ища, где лучше приобрести подарок для Макса, с выбором которого еще не определился. Был день его рождения. Ничего интересного, обычная попойка, наверняка ни единой телки, пицца, бухло, разговоры о вагинах, музыке, кино, спорте. До тех пор пока всем не надоест и они не догонятся крайним стаканом, дабы уйти в отруб. В общем, все по старой избитой схеме. Я бы и не принял приглашение, если бы личность именинника была мне безразлична.

Смяв стаканчик, спустился в метро. Тесное, грубое, наглое, перегруженное приезжими работягами. Вздохнуть свободно может лишь к вечеру, когда расфасует приезжих по вокзалам, а те, в свою очередь, отправят их по своим городишкам, чтобы вновь встретить поутру.

Я продвигался в толпе к эскалатору. Какой-то пидр, двигаясь по встречке, задел плечом. Надеюсь, ебарь его жены не такое же чмо.

Спустя несколько песен, я доехал до нужной мне станции.

Торговый центр, будто огромный аквариум: весь стеклянный, набит людьми, а те, подобно рыбам, летают от витрины к витрине хаотичными стайками. Разница лишь в том, что рыбе не нужны брендовые шмотки, приторная туалетная вода и сумки из других животных, в которых бы удобно было таскать брендовые шмотки, туалетную воду и прочие необходимости. Рыбу не заманить в аквариум скидками и распродажами. Вот кормом – вполне. Я пришел за кормом. Мне показалось, что я достаточно разбираюсь в мышлении рыб, поэтому посчитал бутылку вискаря неплохим подарком. Вискарь любят многие. Макс – точно. Я же его друг, а настоящие друзья просто обязаны знать предпочтения друг друга в спиртных напитках.

Времени у меня было вдоволь, сэкономленное на решении не тратить сил на изнуряющие поиски подарка, а остановить выбор на классике. Чтобы как-то скоротать его, я закурил у входа рядом с охранником. Спокойный такой перекур, что ли получался. Рядом стояли две женщины: тонкие папиросы, толстые пальцы. На кончиках сигарет висел такой слой губной помады, что с лихвой хватило бы на неделю пользования. Дымили, о чем-то кудахтали: то ли о причинах эмиграции Бродского, то ли о размерах членов своих мужей. Позади них, жадными ждущими глазами из-за угла наблюдала компания из четырех мальчиков. На вид точь-в-точь копии андерсоновских утят. Так же ненавидят лебедей, но завидуют им. Я про тех, кто красивее, больше, сильнее и у кого благодаря родителям размах крыльев шире. Но они, эти мальчики, уже давно не интересуются сказками, а потому, утятами останутся навсегда. Вырастут, найдут таких же уток, нарожают с ними себе подобных и будут воспитывать их с установкой ненависти и зависти к лебедям. Им будет важно, чтобы их утята дружили с детьми этих самых лебедей. А лебеди будут учить своих детей не связываться с утятами.

Так стоял я и думал, еще думал о том, что пора бы перестать проводить параллель между людьми и животными. Хотя бы потому, что это оскорбительно по отношению к последним.

Тем временем курицы, то есть женщины, побросали свои недокуренные сигареты в пепельницу над урной. Для таких, как они, сигарета просто еще одна нужная трата, позволяющая как-то разнообразить свои перешептывания и сплетни.

Едва женщины скрылись в дверях центра, подлетели мальчики и жадно похватали недокуренные сигареты, тут же исчезнув за углом. Восемь маленьких легких удивительно быстро сумели переработать табак в дым, потому как я еще не успел докурить, а мальчики, сплевывая, уже косились на меня из-за угла.

Я подошел к урне и раскрошил сигарету, хотя в этом и не было необходимости – от нее и так почти ничего не осталось. Не оборачиваясь, двигаясь к дверям, услышал в спину концентрированное:

– Козел!

Я никак не отреагировал и не обиделся. Их правда.