Непонятный роман

– Полчаса точно.

– Мы еще в начале пути. Ночная дорога грустна, если рядом нет собеседника. Я всегда мечтал погулять ночью в лесу вот так вот летом. Летом лучше всего в деревне. У меня в детстве было такое понятие: «открытое лето». Это когда ночью все двери и окна открыты, а все равно душно. И все сидят и перебирают клубнику. Вот, я же про клубнику хотел рассказать.

– Про «Нутеллу» ты хотел.

– Так а почему нельзя про «Нутеллу» и клубнику сразу.

– Ты можешь «Нутеллу» с клубникой… Слушай, а мы, походу, пришли.

– Уже?!

– Тихо… Да, точно. Тут GPS непонятно работает. Сначала показал, что нам полчаса еще идти. А сейчас показывает, как будто мы уже на месте. Теперь надо искать дерево.

– Раздвоенное.

– У тебя сознание раздвоенное. Дерево ищи.

– А вот оно.

– Да блин, они тут все раздвоенные!

– Нет. Это оно. Я его чувствую.

– А краска зеленая? Смотри, на фотках краска. Так на них на всех краска… Откуда она вообще тут? Кто тут деревья красил?

– Неважно это все. Знаешь, что важно? Под раздвоенным деревом с зеленой краской должна быть бутылка разбитая из-под коньяка. Типа «Коктебеля». Такой, не очень, конечно, коньяк…

– И где она?

– А вон блестит. Пожалуйста.

– Вот у тебя глаза все-таки…

– Так я же глаза-то сделал. Но главное, я это дерево чувствую. Хочешь, расскажу?

– Про что?

– Как я глаза делал.

– Я хочу, чтобы мы спокойно отсюда сейчас уехали. А ты потом можешь рассказывать про глаза, про «Нутеллу», про клубнику. Ищи, чем копать.

– А у меня ложка есть, специальная, для «Нутеллы», икеевская. Я ее украл. Ну как украл…

– Копай.

– Копаю. Слушай. Тут бутылка.

– Какая бутылка?

– Коньяка. Типа «Коктебеля». Не типа, а…

– Смотри еще везде! Сверточек такой, изолентой обмотанный.

– Да не свети в глаза. Нет тут больше ничего. Я чувствую.

– Реально, бутылка коньяка?

– Да. Борьба алкоголя с наркотиками.

– Они издеваются, что ли… Слышишь?

– Да.

– Тихо сиди. Нас тут нет.

1:48 Почему ты здесь

– …Ни музыки особенной, ничего того, за что мы его любим. Просто простенький суховатый бит, трогательные клавиши и текст, неожиданно понятный. Такой грустный дружеский разговор: «И лучше не пробовать ниче кроме растений, кроме растений».

– И ты хочешь такой роман написать?

– Ну типа да. Такой же по атмосфере, по настроению. Дружеский задумчивый разговор. Маленький роман. Без ничего.

– Интересно. Роман «без ничего».

– Я не знаю, интересно ли получится. Я, когда пишу, я не пишу. Я ищу. Ищу непонятно что неизвестно где, и часто оказывается…

– Подожди. После «растений» прилетит наша традиционная плашка. Которую мы ради тебя изменили: «Здесь говорят о наркотиках. Никогда не пробуйте их. Наркотики – самая большая беда, которая может случиться в вашей жизни». Почему ты поставил такое условие: в нашем интервью не должно быть мата?

– Хочется говорить на каком-то универсальном языке. Чтобы и дети, и бабушки к нам подключились.

– Ты хочешь говорить с детьми и бабушками о наркотиках?

– Я вообще не хочу говорить о наркотиках. Я хочу говорить о Соне, о еде и о литературе.

– Но интервью ты все равно хочешь без мата?

– Без.

– Хорошо. Тогда у меня встречное предложение. Давай устроим пьяное интервью.

– Может, не надо?

– А хочется говорить на универсальном языке.

– Я не хочу бухать.

– А тебя никто не спрашивает.