В Бедламе с прояснениями

Люди в яйцеобразных касках и длинных серых плащах принялись гоготать, как гуси, но Марти было не до смеха. Лица полицейских исказились хищным оскалом. Казалось, смеются даже стены, моргая светильниками и хлопая дверьми. Пожелтевший потолок подёрнулся рябью, как вода в колодце, и превратился в водоворот, засасывающий в бездонную пучину.

Марти резко вздохнул, судорожно согнулся, зажал уши руками, напряг каждый мускул и задрожал. Стоило лишь закрыть глаза, сжать игрушку покрепче, и весь мир вокруг уменьшился до размеров стула, на котором сидел Марти. Он делал так уже много–много раз, и мир вокруг становился лёгким и пушистым, как перина. Но это не помогало. Марти думал о психе, сбежавшем из Бедлама. Почему–то воображение рисовало не человека, а огромного червя размером с дом. Мерзкий, покрытый толстым слоем слизи, стекающей на пол, он выглядывал своими чёрными глазами– пуговками из–за двери полицейского участка и скалился пастью, полностью состоящей из клыков, треугольных, как зубцы пилы. А Марти дрожал, выл сквозь сомкнутые зубы и смахивал слёзы с раскрасневшегося лица.

– Бойно… – сдавленно произнёс он.

Казалось, что голова его надулась, как воздушный шар с ярмарки, и вот–вот лопнет. Десяток рук, – а дальше Марти не видел ничего, – тянулись к нему из мутного марева офицерских шинелей. И мало юному супергерою выпало испытаний, как дверь участка резко отворилась, обрушив со стены старый слой штукатурки, и уши Марти пронзил тонкий поросячий визг:

– Дурачок украл у меня курицу!

Но ведь Марти украл курицу! Или дурачок? А что если… Марти и есть дурачок?

От напряжения в голове будто появился маленький металлический шарик, размером с крошечный пузырёк воздуха. Он с гулом прокатился по черепушке, и внутри что–то лопнуло, эхом возвращая в уши громкий хлопок. По телу пробежала волна обжигающего тепла, отчего кожа приятно зачесалась. Следом за хлопком резко последовала звенящая тишина.

– Ы–ы–э! – выдохнул Марти, обмяк и свалился со стула.

***

– Яцшо… – прошептал Марти.

– Ты проснулся, солнечный мальчик? – тихий, успокаивающий голос ласкал слух, словно лёгкий ветерок, вырисовывая в воображении силуэт мамы. Только голос не такой прокуренный, а мягкий, тонкий, молодой.

Марти открыл глаза и увидел ангела. Не то чтобы супергероям вообще требовался ангел, но от такого он точно бы не отказался! Девушка в белом чепчике, с проницательными, раскосыми глазами цвета лондонского неба, села рядом с кроватью и, наклонившись к Марти, лёгким движением поправила его чёлку.

– Как тебя зовут, лучик?

Марти таращился на фартук с красным крестом и изо всех сил старался выдавить хоть звук, но выходило скверно.

«Алик Фрэн!» – подумал он, судорожно цепляясь ослабевшими пальцами за серую простыню, и промычал:

– Айик Фэн.

– Какое красивое имя, – прощебетала девушка и взяла Марти за руку. – А я Глория! Ты такой хороший, солнечный мальчик: буду звать тебя лучик. Ты же не против?

Марти проглотил вязкую слюну, кивнул. Девушка улыбнулась:

– Вот и славно! Ты поступил к нам обезвоженный, поэтому мы поставили капельницу. Тебе не о чем беспокоиться, но пока нельзя вставать. Полежи пока здесь, никуда не убегай, хорошо, лучик? Я позову доктора Ротшильда, и он решит, что с тобой делать.

Марти дёрнулся вслед и ни за что бы не отпустил ангела, если бы мог, но оказался заложником необычных обстоятельств. Руки его, равно как и ноги, и туловище, оказались надёжно привязаны к кровати широченными ремнями. От такой несправедливости Марти взвыл, а взгляд заволокла белёсая пелена. От жёлтых стен палаты к лицу потянулись иссохшие костлявые руки. Мама называла это приступом, а Марти… он никак не называл это проявление хтонического ужаса, вжимаясь в кровать, не в силах избавиться от ощущения, как чёрные гнилые ногти касаются его волос.

Обычно мама успокаивала Марти, но сейчас её нет рядом. И игрушка куда–то пропала. Поэтому немудрено, что тот разревелся, не заметив, что в кабинет уже впорхнула Глория, прогнавшая наваждение. Следом вошёл пухлый дед в белоснежном халате поверх коричневого костюма с полосатым галстуком. Важный, похожий на гуся, с оттопыренной нижней губой. Он вальяжно прошёлся по палате, бросив на юного супергероя презрительный взгляд. Подойдя к окну, доктор задумчиво покосился на решётку и, резко развернувшись, бодро произнёс:

– Налицо целый ряд психологических расстройств! Пациент нуждается в скорейшей госпитализации! Подготовьте, пожалуйста, документы и поставьте юного Айика на баланс.

– Мистер Ротшильд, вы меня не так поняли! – Глория села рядом с Марти и погладила того по плечу. – У мальчика случился приступ, и шериф привёз его к нам, но… Айик не похож на безумца. Нам бы стоило найти его маму и…

Старый гусь не дал девушке договорить и прошипел:

– Лондонский совет графства платит нам, чтобы мы уберегли столицу от проказы! И если к концу лета в лечебнице не окажется и сотни больных, то нас закроют!

– Но нельзя же… – Глория опустила взгляд и взмолилась: – Нельзя держать больного ребёнка среди безумцев!

Гусь осмотрел палату и ухмыльнулся:

– Поэтому пусть пока живёт здесь, а вы следите за ним. Он может мне пригодиться и внести свой вклад в науку!

– Но… Но у меня нет опыта работы с особенными детьми! – запротестовала девушка и сцепила руки, прижав их к груди.

– Милая Глория, вы обязательно научитесь, ведь от этого зависит ваше довольствие! Не поверите, но богатеи готовы отдать баснословные деньги, лишь бы повесить в кабинете фотографию олигофрена.

– Айик Фээн! – подал голос Марти. – Эта йа.

– Угу… – протянул Ротшильд и кивнул собственным мыслям. – Нам стоит одеть его во фрак и придумать подходящую легенду… Например, бастард какого–нибудь графа, чьё имя нельзя называть, ведь его знают буквально все! Думаю, он подойдёт лучше, чем безумец, обмазавший лицо и стены палаты собственным дерьмом…

– Да, доктор Ротшильд, – кивнула Глория, и тот вышел из палаты, мечтательно вздыхая:

– Я заплатил четыре пенни за ту ощипанную курицу, пусть отрабатывает!

***

Оставшись с Глорией наедине, Марти мгновенно забыл о дряхлом скрипучем гусе Ротшильде и о страшных видениях. От девушки пахло хлебом и веяло спокойствием.

– Пошли, лучик, – расплывшись в улыбке, сказала девушка. – Покормлю тебя, а после мне нужно будет заполнить несколько бумаг. Погуляешь во дворе и познакомишься с ребятами.

Палату заполнил писк счастья. Наконец–то его накормят! Ради такого стоило потерпеть! Развязав Марти, Глория за руку провела его по коридорам, и вкратце рассказала о лечебнице:

– Мы все здесь как большая семья, лучик! – щебетала она. – Внутри больницы можем передвигаться, как хотим, кроме левого крыла на первом этаже. Там доктор Ротшильд исследует самые новые методики лечения…

Марти сощурился и задрал нос, понимающе кивая. Босыми ногами он шлёпал по старому сбитому паркету, выложенному ёлочкой из коротких деревянных брусков, и с раскрытым ртом разглядывал клетчатые рисунки на стене коридора, отбрасываемые решётками на окнах.

– Это нужно, чтобы никто не уходил без ведома докторов. Мы же семья, помнишь, лучик?

– Та!

Спустившись на первый этаж, Глория долго что–то обсуждала с другой женщиной в чепчике, белом халате и половником в руке. Марти тем временем заглянул в приоткрытую дверь неподалёку. Там он увидел интересную картину, как взрослые играют в игры: крупный мускулистый мужчина скакал на одной ноге и махал рукой, будто представлял себя ковбоем, лысая девушка лежала на спине и плевала в потолок кусочками обгрызенных ногтей. В дальнем углу длинного барака на корточках сидел бледный мужчина и громко каркал, расправив руки на манер крыльев. Марти широко улыбнулся. Эти люди, очевидно, были супергероями!

– Лучик, иди–ка сюда, – позвала Глория. Марти нехотя оторвался от забавного зрелища и подошёл к ней. Та распахнула скрипучие двойные двери и с воодушевлением прошагала среди десятков пациентов, хаотично слоняющихся по просторному, залитому солнечным светом, помещению. – А вот и наша столовая!

Марти осторожно семенил позади, разглядывая приколоченные к полу табуретки и столы, жёлтые стены, покрытые давно облупившейся краской и засохшими хлопьями овсянки. В дальнем углу двое, казалось бы, взрослых людей в серых рубашках кидались друг в друга едой, громко хохотали и хлопали в ладоши. Рядом суетилась полная женщина в фартуке и, причитая, тщетно пыталась покормить их с ложки.

Не сказать, что убранство столовой вдохновило Марти на подвиги, но игра взрослых пришлась ему по душе, да и ударить в грязь лицом перед Глорией он не мог. Раскрасневшись до состояния спелого помидора, – ведь держать ложку самому та ещё задачка! – он за полчаса затолкал в себя больше половины тарелки овсянки. Конечно, Глория напоминала проглатывать, но это мелочи: главное – он поел сам! Мама бы гордилась! Интересно, как у неё сейчас дела? Хоть бы она не торопилась искать сына, ведь здесь так интересно, а среди пациентов можно завести новых друзей. Впрочем, старых у Марти никогда и не было, а тут вон сколько сразу!

Пока Глория вытирала Марти лицо, он рассмотрел окружающих: кто–то сидел и выл, мерно покачиваясь; один вскакивал с табурета, делал несколько уверенных шагов к выходу, но тут же возвращался; другой лепил из хлебного мякиша забавные фигурки и играли ими, как оловянными солдатиками; третий и подавно высыпал кашу себе на лысину и поливал голову сладким чаем, делая вид, что моется.

Марти сидел, не дыша. Полным восторга взглядом он наблюдал то за одним, то за другим пациентом, представляя, как и ему тоже позволят вытворить что–нибудь эдакое!

На прогулке первым делом Марти пошёл знакомиться. Двор лечебницы оказался весьма просторным и пустым, ведь большинство пациентов кучковались на лужайке возле старой игровой площадки. Там на кочке стоял широкоплечий статный мужчина и что–то рассказывал, выпятив грудь. Каждый его кулак был размером с голову Марти, а мужественный профиль внушал благоговейный страх.

Переборов стеснение и подойдя ближе, Марти услышал его речь: