Затишье

Владимир Сергеич застал, как и в первое свое посещение, Ипатова за шашками с Складною Душою. Старик ему обрадовался; Владимиру Сергеичу показалось, однако, лицо его озабоченным, и речь его не лилась свободно и охотно, как прежде.

С Иваном Ильичом Владимир Сергеич переглянулся молча. Обоих их немножко покоробило; впрочем, они скоро успокоились.

– Все ваши здоровы? – спросил Владимир Сергеич, усаживаясь.

– Все, славу богу, покорнейше благодарю, – ответил Ипатов. – Одна Марья Павловна не совсем… того, всё больше в своей комнате находится.

– Простудилась?

– Нет… так. К чаю явится.

– А Егор Капитоныч? что он поделывает?

– Ах! Егор Капитоныч убитый человек. У него жена умерла.

– Не может быть!

– В сутки умерла, от холеры. Вы бы не узнали его теперь, просто на себя не похож стал. «Без Матрены Марковны, говорит, жизнь мне в тягость. Умру, говорит, и славу богу, говорит; не желаю, говорит, жить». Да, пропал бедняк.

– Ах, боже мой, как это неприятно! – воскликнул Владимир Сергеич. – Бедный Егор Капитоныч!

Все помолчали.

– Ваша соседка, я слышал, замуж вышла, – заговорил Владимир Сергеич, слегка покраснев.

– Надежда Алексеевна? Да, вышла.

Ипатов косвенно посмотрел на Владимира Сергеича.

– Как же… как же, вышла и уж уехала.

– В Петербург?

– В Санкт-Петербург.

– Марья Павловна, я думаю, скучает по ней? Кажется, она очень с ней была дружна.

– Конечно, скучает. Без этого нельзя. А впрочем, что до дружества касается, скажу вам, девичья дружба еще хуже мужской. Пока на глазах, хорошо, а то и поминай как звали.

– Вы думаете?

– Да, ей-богу так. Вот хоть бы Надежда Алексеевна. Как уехала, ни одного письма к нам не написала, а ведь как обещалась, божилась даже. Правда, ей теперь не до того.

– А давно она уехала?

– Да, уж недель шесть будет. На другой же день после свадьбы ускакала, по-иностранному.

– Говорят, и брата ее тоже здесь нет? – проговорил Владимир Сергеич немного погодя.

– Да, тоже. Ведь они люди столичные, станут они долго в деревне жить!

– И неизвестно, куда он уехал?

– Неизвестно.

– Пощебелил, да и за щеку,[24 - Пощебелил, да и за щеку… – По-видимому, орловская поговорка. Смысл глагола «щебелить» раскрыт самим Тургеневым в письме к Я. П. Полонскому от 20 февраля (4 марта) 1868 г. Имея в виду длинноты в романе Гончарова «Обрыв», Тургенев писал: «Так щебелить, и за щеку класть, и опять выкладывать, и опять жевать…».Во французском переводе (1858, Sc?nes, II) комментируемая фраза переведена следующим образом: Il fait comme le singe, dit Bodriakof, – la noisette mangеe, il a jetе la coquille. (Он поступает как обезьяна, – сказал Бодряков, – съев орех, выбросил скорлупу.)] – заметил Иван Ильич.

– Пощебелил, да и за щеку, – повторил Ипатов. – Ну, а вы, Владимир Сергеич, что поделывали хорошенького? – прибавил он, оборотясь на стуле.

Владимир Сергеич начал рассказывать о себе. Ипатов его слушал, слушал и воскликнул наконец:

– Да что ж это Маша нейдет? Иван Ильич, ты бы сходил за ней.

Иван Ильич отправился вон из комнаты и, вернувшись, объявил, что Марья Павловна сейчас придет.

– Что, у ней голова болит? – спросил Ипатов вполголоса.

– Болит, – ответил Иван Ильич.

Дверь раскрылась, и вошла Марья Павловна. Владимир Сергеич встал, поклонился и от изумления не мог произнесть слова: так изменилась Марья Павловна с тех пор, как он ее видел в последний раз! Румянец исчез с ее похудевших щек; широкая черная кайма окружила ее глаза; горько сжались губы, всё лицо ее, неподвижное и темное, казалось окаменелым.

Она подняла глаза, и в них не было блеску.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил ее Ипатов.

– Я здорова, – отвечала она и села к столу, на котором уже кипел самовар.

Владимир Сергеич порядком-таки поскучал в тот вечер. Да и все были не в духе. Разговор принимал всё такой невеселый оборот.

– Ведь вишь, – сказал, между прочим, Ипатов, прислушиваясь к завываньям ветра, – какие ноты выводит! Лето-то уж давно прошло; вот и осень проходит, вот и зима на носу. Опять завалит кругом сугробами. Хоть бы поскорее снег выпал. А то в сад выйдешь, тоска нападет… Словно развалина какая-то. Деревья ветками стучат… Да, прошли красные дни!

– Прошли, – повторил Иван Ильич.

Марья Павловна молча посмотрела в окно.

– Бог даст, вернутся, – заметил Ипатов.

Никто не отозвался ему.

– А помните, как здесь тогда хорошо песни пели? – сказал Владимир Сергеич.

– Мало ли чего! – вздохнув, ответил старик.

– Но вы бы могли, – продолжал Владимир Сергеич, обращаясь к Марье Павловне, – у вас такой прекрасный голос.

Она не ответила ему.

– А что ваша матушка? – спросил Владимир Сергеич Ипатова, не зная уже, о чем вести разговор.