– А почему ты трясешься? Что произошло?
– Ничего, Изольда Мейеровна. Голова закружилась.
– Не ври мне! Ты один здесь? – строго спросила заведующая, приглядываясь к закрытой двери кабинки.
– Один я. Я просто увидел, и все…
– Увидел? Что увидел? – Она принялась ощупывать мои карманы.
– Там целовали…
– Целовали? Хорошо, что целовали. Люди так выражают любовь. Это прекрасно, Лежанский. Ты побледнел от вида поцелуя? И решил не идти на сольфеджио? Детский лепет, Федор.
– Там целовали не то…
– А что?
– Другое…
– Выражайся яснее, Лежанский.
– Штуковину эту…
– По-мужски говори, прямо. Не виляй хвостом!
– Пи целовали, – выпалил я, отвернувшись. – И все. Я ушел.
– Что? Ты можешь не мямлить? Целовали, и что?
– Целовали пи.
– Пи? Что за «пи»?
– Сю.
Шлем на голове Изольды Мейеровны тут же пополз наверх. Она подошла к закрытой двери кабинки и резко толкнула ее. В кабинке было пусто, только валялся растерзанный рулон бумаги. Заведующая надела очки и властно взяла меня за подбородок. Ее взгляд просвечивал мою маленькую душу насквозь.
– Где это происходило, Лежанский? Говори. Кто участвовал? К тебе приставали? Ну-ка открой рот!
Я решил, что и так выболтал, что мог, и теперь помалкивал.
Внезапно из-за стены донеслись приглушенные вскрики. Девушка за стеной вроде жаловалась, но кричала почему-то «Да! Да! Да!»
Зрачки Мейеровны хищно сузились. Как киборг, получивший координаты новой цели, она вдруг утратила ко мне интерес, повернулась на каблуках, вылетела из туалета и двинулась по коридору. Дойдя до видеосалона, заведующая без всякого страха шагнула в царство порока. Пораженный, я вжался в стену туалета.
Послышалась возня, но уже явно не эротического свойства, какие-то щелчки. Стоны прекратились. Из видеосалона в коридор пролился электрический свет.
– Что ви делаете? – раздался голос билетера Бадри. – Это дарагой техник. Вирнити провода.
– Руки убери, любезный, – ответила Мегеровна где-то в глубине салона. – Все на выход. Голливуд закрывается.
– Люди деньги платиль.
– Где Таймуразов? Я предупреждала: никакой порнухи.
– Это эротик!
– Тогда почему у меня пятиклассники по туалетам прячутся? Расходимся, что не ясно?! Договор расторгнут. Кто там ползет на заднем ряду? Буранов, я тебя вижу. Вылезай!
– А я и не прячусь! – раздался раздраженный голос.
Я сглотнул. Это был десятиклассник Буранов. Он состоял на учете в детской комнате милиции и бил «вертушку» как Брюс Ли. Если он увидит меня – убьет.
– Что ты скуксился, Буранов? Ширинку застегни. Ты где должен быть?
– Нигде.
– А если спросить у Арсения Карповича? Я думаю, у него иное мнение. Ты должен быть на ушу, Буранов.
– Шнур вирните, уважяемий, – канючил Бадри.
– Руки уберите! – взревела заведующая. – Поскольку вы обманули меня, то сейчас собираете все свои сиськи-письки и покидаете ДК! Навеки! А здесь продолжит работу изостудия. Остаток арендной платы верну в бухгалтерии.
– Изольдя Мигеровна…
– Я не закончила. Буранов, на выход. На ушу шагом марш.
– Я не должен быть на ушу.
– А где ты должен быть?
– На соревнованиях в Сестрорецке.
– Еще лучше. Вместо соревнований Буранов здесь лысого гоняет. Замечательно! Медаль Буранову.
– Вы все перевираете!
В коридоре показался Леха Буранов, настолько бледный, что с его лица стерлись все веснушки. Увидев меня выглядывающим из туалета, хулиган сжал кулаки.
– Это ты, что ли, по сортирам прячешься?
– Нет, – сказал я как мог твердо, стараясь сделать вид, будто что-то ищу в кабинке.
– Ты, Лыжа, теперь жить в этом сортире будешь!
– Буранов, я все слышу! Прекрати угрожать Лежанскому! – вмешалась Мейеровна. И тут она обратилась к кому-то еще в зале. – Вадим Арнольдович, и вы тут? А я думаю, почему у нас постоянно закрыт «Ботанический сад». Табличка «Ушел на 10 минут» сутками висит. А Вадим Арнольдович здесь зелень орошает.
– Да я только зашел, чтобы рефлектор отдать, – послышался хриплый голос Вадима Арнольдовича.