Возвращение Сильвертона

– Питер! Ну, наконец-то, ты пришел! Мы с Лиззи пошли уже искать тебя. Иди сюда, если б ты знал, как я замерзла!

Я никак не мог понять, что же не так с этой женщиной – мы с Джошем видели ее вполне отчетливо, она уже была от нас в каких-нибудь восьми метрах. Наконец, меня осенило, и я заорал:

– Мистер Дорси, если Вам дорога жизнь, не подходите к ней, у нее нет тени!!!

Бедняга, сделавший было шаг навстречу женщине, отпрянул назад, пытаясь бежать, но его нога в легком дорогом ботинке (только по асфальту ходить) поехала по насту, женщина в полете настигла нашего ночного визитера и приникла к его шее. Из прокушенной сонной артерии брызнула кровь, Питер и его жена мешком осели на снег в двух метрах от нас… Тень Питера, четкая и синяя, быстро выцвела и пропала.

Мы с Джошем не могли вымолвить ни слова, руки и ноги у нас словно отнялись, как это бывает в дурном сне, когда лежишь на рельсах, не в силах пошевелиться, а на тебя несется локомотив. Мы не могли оторвать взглядов от двух тел, трепещущих на снегу, и от черных больших капель крови, еще секунды назад струившейся в жилах человеческого существа…

Вдруг женщина оторвалась от шеи своего супруга и подняла на нас тяжелый взор. Ее голос теперь был низкий и хриплый:

– Смотри, Питер, вот еще живые люди. Ты же голоден!

Она протянула ко мне руку и поднялась на четвереньки. Меня охватила паника, ноги сделались ватными. В ее глазах не было мысли, это были вообще не человеческие глаза… В темноте они тускло вспыхивали рубиновым. И тут сработал инстинкт, приобретенный мною в армии – руки сами сделали то, что требовалось. Передернув затвор дробомета, я направил дуло двенадцатого калибра в лицо женщины – нелюдя и плавно надавил спуск.

Дробовик оглушительно выстрелил, дернувшись в руках. Звук выстрела привел меня в чувство, но вместе с ним молнией пронеслась мысль:

"БОЖЕ Я УБИЛ Я УБИЛ ЕЕ Я УБИЛ ЧЕЛОВЕКА ГОСПОДИ!!!"

Я успел заметить, как тело женщины приподняло в воздух и отшвырнуло назад, как она, кувыркаясь, проехала немного по насту. Теперь у нее не было лица… Питер, зарычав, вскочил, с тем, чтобы броситься на меня, но мы с Джошем резво запрыгнули в салон "Сноумобила". Двигатель, тарахтевший на нейтральной передаче, взревел, выбросив из-под колес веер снежно-ледяного крошева, машина сорвалась с места. Джош показал чудеса водительского мастерства, умудрившись не вписаться в занос и не задеть застрявший "Мерседес". Я вздохнул с облегчением – кажется, нам удалось вырваться из ловушки. Но не тут-то было! Взглянув в зеркало заднего вида, я обмер, наткнувшись на взгляд единственного рубинового глаза посреди кровавых подтеков. Это была жена Питера Дорси. Она, верно, решила поиграть в безбилетного пассажира, вцепившись в запаску, висевшую на крышке багажника.

После пережитого ступора и последовавшего за ним адреналинового пика мною овладело олимпийское спокойствие. Я заговорил, стараясь не выдавать волнения:

– Джоши, спокойно, у нас на запаске висит жена Питера. Выезжай на шоссе и сворачивай в сторону от города, не хватало нам ее с собой привезти…

Меня прервал сильнейший удар, начисто выставивший заднее окошко. Нежить влезала внутрь, рыча и булькая. Ее когти распороли обивку салона. Я замахнулся, насколько позволяла теснота внутри "Сноумобила", и саданул рукояткой дробовика по лицу нежити. Это остановило ее, может быть, даже отбросило на пару сантиметров. Воодушевленный, я развернул дробовик в ее сторону и выпалил… Существо выпало на дорогу. Джош, хладнокровно наблюдавший за нашей схваткой в зеркало, сильно крутанул руль, машину занесло, повело юзом и развернуло. Джош направил вездеход на темную массу, лежащую посреди шоссе. Глухой удар по бамперу довершил начатое. Оглянувшись, я заметил, что женщина все еще пытается встать…

Городок встретил нас темнотой и гробовой тишиною. Я взглянул на часы – было начало второго.

Джош молча загнал вездеходик в подземный гараж, и мы опять поднялись в салун.

– Ну, Джошкин, что ты можешь сказать обо всем этом? – спросил я.

– Если россказни не врут – а мы сейчас убедились, что они не врут – то наши дела из рук вон плохи. Завтра же утром делаем отсюда ноги.

– Стало быть, уже сегодня. Погоди… Но здесь же люди остаются.

– Знаешь, называй меня трусом, но мне все равно. Утром посмотрим, есть ли кто живой, мне лично, по опыту сегодняшнего дня, кажется, что нет. Поорем, постучим в дома, и вперед! Надеюсь, смогу открыть дельце где-нибудь на побережье.

– Пожалуй, ты прав. Я, наверное, переберусь на озеро Палурд или в Полакенские горы. Там недотеп не меньше, чем здесь, а то и больше. А насчет завтрашнего – надеюсь, что нежить днем не ходит. Прости меня, Господи, за малодушие! – перекрестился я.

Охоту к разговорам у нас отбило. Я заночевал у Джоша в салуне. Спалось мне плохо, раза три я просыпался в холодном поту от собственного вопля. Наконец нехотя рассвело. Я выглянул в окошко – на улице шел давешний, мелкий и злой, снежок. Шоссе сильно замело, ни одного следа от колес не было видно на снегу. Сердце мое сжалось в предчувствии беды. Быстро одевшись и проверив револьвер, я сбежал по лестнице вниз, в салун.

Там никого не было.

– ДЖОШ!!! – заорал я не своим голосом.

Крик эхом отозвался в пустом холодном доме. Я бросился в кладовку, в подсобку, в комнату Джоша – но его нигде не было. Я выглянул за порог: на приступке у входа алели замерзшие капли крови. Только тогда до меня дошло, что дверь была не заперта.

Проклиная все на свете, я бросился к кассе, открыл ее и вытащил наугад несколько крупных банкнот. Запихнув их в карман, на ходу застегивая парку, я вывалился на улицу. Кровавая стежка, переплетающаяся с двумя линиями довольно свежих следов, уходила по Снежному шоссе в сторону развилки. Женские ноги в узких туфлях с обломанными каблуками, и мужские – Джоша – в шлепанцах… Он всегда косолапил на левую ногу – неудачно сросшийся давнишний перелом. Создавалось впечатление, что они шли в обнимку, как парочка, сильно перебравшая на вечеринке. Невольно я представил себе Джоша в его замшевой синей пижаме, неуверенно ковыляющего в утренних сумерках по снегу, обнявшись с таинственной нежитью, присосавшейся к его сонной артерии.

Поразмыслив, я вернулся в салун и взял "Моссберг", зарядив его патронами с волчьей картечью, и прихватил с полки в кладовой пару коробок патронов. Бежать, ехать, уносить ноги отсюда! Я спустился в гараж, где меня постиг еще один сокрушительный удар. Ворота были заперты, замок – без следов взлома, вот только "Сноумобила" в нем не было. С минуту я простоял в шоке; наверно, вид у меня был преидиотский. Затем, обретя вновь способность трезво мыслить, я огляделся. Кроме моих следов, на пандусе – выезде из гаража виднелись две почти уже занесенные колеи. Они увели машину еще ночью, когда мы уснули. И как я не услышал рокота дизеля? Решив переживать неприятности по мере их поступления, я развернулся, и медленно, увязая в глубоком снегу, двинулся в направлении городской автобусной станции, находившейся в трех кварталах от салуна. Милый, должно быть, вид: здоровенный бородатый мужик в горной парке и мохнатой шапке, с устрашающего вида пушкой наперевес, идет садиться на автобус, которого, скорее всего, и не будет вовсе. Хотя проверить все же следовало.

Что же все-таки случилось? На карнизах, наличниках, крышах домов лежали огромные шапки снега. Окна были слепы – большинство из них либо занавешено, либо наглухо закрыто ставнями. Ни одного следа не было видно вокруг. Снежинки слепили, кололи лицо и руки.

Почти дойдя до автобусной станции, я вдруг остановился, как вкопанный. Шоссе пересекали следы. Свежие следы маленьких босых ног. Я огляделся, но никого не увидел за пеленой снега. Тогда я развернулся и побежал по следу.

Спустя полминуты я добрался до коттеджей на другой стороне шоссе. Следы очень быстро заносило снегом. И тут сквозь пелену я увидел на фоне темной стены дома белый силуэт девичьей фигуры. Она была почти голая, ее тело прикрывала лишь драная ночная сорочка. Девушка стояла, прислонившись к стенке, тяжело дыша. На вид ей было лет восемнадцать – двадцать. Услышав хруст снега, она обернулась. Черты ее миленького лица искажал ужас, зрачки расширены во всю радужку. Кожа стала совсем белой, как мне показалось, даже с зеленоватым оттенком. Я узнал ее. Это была парикмахерша, звали ее Юлия Берди.

– Кто вы? – спросила она хриплым шепотом.

– Друг. Я – Джон Смитсберри, горный спасатель. Мисс Берди, что с вами? Пойдемте скорее в тепло… Вам нельзя так.

Я стал расстегивать парку, чтобы прикрыть ее от пронизывающего ветра. Но девушка шарахнулась от меня, как от огня.

– Мистер Смитсберри… Я знаю вас… Оставьте меня, мне лучше умереть.

– Не говорите ерунды!..

– Эта гадость меня укусила. Вы знаете, о чем я? Я меняюсь… Мне уже совсем не холодно. Не мешайте мне. Лучше уходите. Слышите?! Уходите отсюда!! Сейчас же!!! – ее крик перешел в звериное рычание. Она медленно присела, обнажив стройные ноги (мечта всех мужчин Дрентельна) и медленно зачерпнула пригоршню снега.

– Вы что, не слышали меня? Убирайтесь!!!

Она сделала слабый замах рукой и бросила снежок мне в лицо. Туго слепленный ком снега ударил в переносицу с неожиданной силой, залепил глаза. Протирая их левой рукой, не занятой дробовиком, я развернулся и побрел прочь. Мой мозг, похоже, опять отключился, лишь ленивая мысль, как бегущая строка на экране телевизора, медленно ворочалась в голове: "Если она так хочет, значит, так нужно…"

А пурга все усиливалась. Глаза закрывались сами собой, меня начала одолевать сонливость. Я надвинул шапку на самый лоб, чтобы меньше слепило снегом. Решение пришло, когда я очутился на перекрестке Снежного шоссе и Космос стрит. Мне необходимо попасть на аэродром. Видимо, наш городок обезлюдел – нежить даром времени не теряла. На автобус, или там попутку, надеяться не стоило – с утра по шоссе не проехало ни единого автомобиля. А если на летном поле есть хоть один самолет или вертолет, можно попытаться улететь. Пригодятся-таки знания, полученные в летной школе! Кто бы мог подумать…