Ведун поневоле

И опять я ушел от основного повествования… О это дикое желание вместить все и вся на исписанные страницы!

Мысли… Воспоминания… Вьются и вьются каскадами картин в тухнущем, слабнущем сознании. Жалкая попытка сохранить себя в тканях этого мира. Соломинка для утопающего в болоте увядания…

Необычный опыт отца очень помогал нам, но весьма продолжительное время, не смотря на все ведические знания и помощь зельями да отварами, я всегда немного отставал в росте и физическом развитии, в сравнении с моими крепкими, плечистыми друзьями детства.

Как маленькие медведи юные, голубоглазые жители Рязанского княжества уже появлялись на свет сильными и закаленными, готовые быстро встать в строй защитников своей земли, или за отцовскую соху.

Мне же все эти качества пришлось нарабатывать упорными тренировками с отцом, о чем я хочу рассказать отдельно, призывая любого потомка, независимо от пола, тренировать бренное тело, обиталище светлой души, дабы иметь крепкую руку и дубовый, прочный стан, так необходимый в моменты неистовых испытаний на прочность.

Казалось, что военное ремесло само избрало меня – судьба распорядилась так, что внешне я всегда выделялся в шумной ватаге соседских русоволосых и голубооких мальчишек, будучи черноволосым, кареглазым, хилым, со шрамом, исказившим детский лик, что невольно порождало множество злобных подтруниваний и язвительных колкостей со стороны сверстников.

Однако, не смотря на «внешние недостатки», духом я, безусловно, являлся самым отважным из них. В детских драках, часто бывая бит, я чувствовал, как клокочет, бушует непокорный дух внутри меня. Поэтому я всегда вставал и, утирая злые слезы, лез на рожон, получая снова и снова, что не могло не броситься в глаза Ульву, регулярно «зашёптывающему» мои синяки и ссадины.

Шепот, которому я смог научить и тебя, Владимир, пусть посредством чужих уст учителей, хоть на данный момент и устарел, как магический инструмент, по сути, являлся вообще странным, необъяснимым явлением из прошлого, которое позволяло самым далеким пра-предкам творить реальность на свой лад.

Короткий, ладный стишок, с вложенной в него духовной силой, наподобие молитвы помогал ведуну или шаману вершить свои тайные дела, кроя, подстраивая ткань реальности на свой лад.

Это сейчас развитие магических технологий, с развитием Алого Ордена, позволяет вложить в энергию один звук или вообще не произносить оного, но у самых начал нашей организации стояло древнее, языческое звучание заговора.

В детстве я не понимал этого явления, принимая ладный присказ отца за странное развлечение. Невольно копируя поведение старого варяга, я перенял привычку слагать в голове самые простые строчки, особо, по своей детской наивности не вникая в тайный смысл деяния, не вкладывая в сказанное необходимое движение духа, но развивая своей игрой необходимый навык, послуживший фундаментом будущему успеху на магическом поприще.

Прекрасно помню, как изменилось мое отношение к «шепотку».

Глава 2. Первые заговоры

Особенно часто меня задирал соседский старший сын Ждан. Крепкий малый, на год, опережающий мой шестилетний возраст, всегда не мог пройти мимо меня, чтобы не отвесить емкое слово или крепкий тумак.

Сверстники его любили – крепкий, коренастый, с дубовыми запястьями, толстыми ногами, на которых выделялись мускулы икроножных мышц. Привыкший к тяжелой работе с самого детства, он походил на былинного Илью Муромца в отрочестве, однако отличаясь от сего славного образа искаженным, злобным восприятием мира.

Дети лишь отражение отношения своих родителей. Его отец – такой же крепкий и коренастый Ярослав, уменьшенной копией которого являлся Ждан, только без бороды и усов, долгое время провел в походах и даже участвовал в бегстве русских дружин от неведомого врага после битвы на реке Калке, подломившей его дух.

Это заключалось в предельной озлобленности соседа на мир, и тугое, туманное ожидание нового пришествия невиданного по силе врага, что троекратно передалось старшему сыну, буквально воспылавшего ненавистью к соседскому сыну иноземца.

Слегка скошенный торс Ярослава пересекал длинный, рваный шрам по спине – напоминание о грозной, татарской сабле, нашедшей его по пути на родину. Он особенно выделялся на мускулистом теле, благодаря повышенному уровню оволосения последнего. Шрам будто бы являлся дорогой сквозь густые, русые волосы, покрывавшие спину до самого таза.

На лицо Ярослав был хмур. Чаще всего пребывал в тягостном молчании, но слыл отзывчивым соседом и хорошим, пусть и холодным семьянином.

Окружающие шутили про него, что рано или поздно, когда последняя лошадь в Дормисловой Поляне падет, в плуг будут впрягать его, добавив в связку моего отца как помощника.

Не смотря на длительное отсутствие тренировок и крупные габариты, Ярослав все так же подвижен, точен и резок в движениях.

Все это сын, будто бы скопировал от отца, подражая ему в каждодневной суете и всячески стараясь быть подле него в любом ремесле и труде.

Наши отцы дружили. Им было, что рассказать и поведать друг другу из ратного прошлого, но я и Ждан долгое время оставались непримиримыми врагами, чью ненависть друг к другу усугубил весенний случай, изменивший и мое восприятие шепота.

В тот ясный, майский день, когда солнце светит с такой силой, что больно смотреть на подрастающую, зеленую траву, отражающую утренней росой ярчайшие лучи с небес, я шел домой, стараясь не измарать лаптей в грязной жиже улицы.

Развлекаясь дорогой, я старался складно и ладно воспеть столь примечательный денек, совершенно забывшись в окружающем мире, полном голосов птиц и шелеста свежей листвы.

Осторожно ступая по траве, внимательно рассматривая почву под собой, я не заметил, как уткнулся головой в человека, которого наименьше всего бы желал встретить.

Ждан стоял, крепко расставив босые, грязные ноги, скрестив руки на груди. Вокруг него, словно свора собак, вокруг крепкого вожака, вились его сверстники, предвкушая предстоящую забаву.

– Снова ты? – спросил меня противник, сквозь плотно сжатие, большие лепешки губ, – разве я тебе не говорил ходить околицами?

– Ждан, я… – мне не хотелось драки, но я понимал, что все мои доводы разобьются о его желание крови, – я просто…

– Что просто? Что ты себе под нос бубнил, скоромох? Молился, чтобы не встретились?

– Нет, Ждан, – я слегка отступил назад, готовый к неравной драке, – тебе не понять, скудоум. Это тайное знание, которое мне поведал отец.

– Пугать вздумал? – глаза Ждана сузились, и он сделал шаг вперед, но слава старого варяга мешала ему поступить более решительно, начав драку без долгих бесед – докажи делом!

И я доказал, яростно зашептав строчки, стараясь отвлечь соперника, чтобы первым ударить в крупную, веснушчатую переносицу парня. Стих вышел коротким, ладным и словно сам вывалился из груди:

Славен злобой, мощью Ждан,

Но сегодня будто пьян:

Нет известной силы рук

Сердца с перебоем стук

И дыхание его,

Будто хворь грызет нутро

Предо мною упади

Будто князь сам впереди!

Эффект вышел ошеломляющим. Глаза Ждана закатились под мощные надбровья, а с улыбающихся губ сорвался жалобный стон. Схватившись обеими руками за грудь, здоровый, молодой парень осел в грязь, обессиленно чавкнув лбом в свежеоттаявшую жижу между кустами травы.

Действительно, создавалось бы впечатление, будто холоп бьет челом перед знатным вельможей, если бы не одно но – Ждана трясло, да так сильно, словно зимний, лютый озноб пронзил все его естество в жаркий день весны.

Шепоток слышали все. Тому доказательством стали мелькающие пятки подобострастной ватаги, окружавшей Ждана минутой ранее. Причитая на разные голоса, маленькие жители Дормисловой Поляны улепетывали по дворам, призывая взрослых на помощь:

– Что ты сделал? – раздалось сбоку, словно нежный ручей в полуденную пору хладно омывал мшистые камни. Ни смотря на страх, на месте происшествия осталась только младшая сестра Ждана – Варвара.

– Я… Я… – в голову ничего не шло.

Судьба распорядилась так, что мне нравилась эта девчонка, с глазами как у моей мамы и по иронии жизненной повести именно ее братом являлся мой злосчастный враг, много раз, унижавший меня перед небом ее очей.

– Варвара, я не хотел… – мямлил я, отчаянно, физически ощущая, как под белой, легкой узорчатой рубашкой девчонки, в районе груди зарождается страх и неприязнь ко мне.

– Помоги же ему! Что стоишь?

– Я не знаю. Не знаю как.