Сталкер. Рагна́рёк районного масштаба

– Надолго к нам?

– Да как получится, работа будет – останусь. – Солнышко припекало, мысли о Танечке грели сердце, мелкие пичужки чирикали. Одним словом, вот оно, счастье.

– Работа будет, если не дурак. А ты, как я вижу, не дурак. На работу дураков в такие структуры не берут. Даже мясниками.

– Кем, простите? – я действительно не понял.

– А! Ты не в курсе? Хотя вид у тебя не салабона, а битого сталкера, – он оценивающе просканировал меня с головы до ног. – Терминология у нас такая. Есть просто сталкеры, они арты таскают, ну всякую пакость из Зоны. Понял?

Я кивнул. А что ему говорить? Что сталкер иногда и наемным убийцей не брезгует подработать, и следопытом, и носильщиком, и наемником?

– Так вот, то просто сталкеры. А есть мясники, они только за биоматериалом охотятся. Нет, они артефакты подбирают, но это как бы побочно. Главное – мясо, – и он ткнул в небо своим толстеньким, сытеньким пальцем.

– Ага, теперь понял. Просто у нас с той стороны Зоны такой терминологии нет.

– Ну нет – значит, будет. Все, пришли. Вот твои подельники и экскурсоводы на сегодня.

У казармы стояли два бравых, таких понтовых ухаря, которые сразу отрекомендовали себя Шухардом и Белоснежкой, и что, мол, они бойцы опытные и все мне покажут. Показали!

Свое выступление они начали сразу, как только казанка ткнулась в противоположный берег реки Припять у деревни Плютовищи. Белоснежка как истинный спецназер выпрыгнул на берег, занял позицию, встав на одно колено, поводил из стороны в сторону автоматом и успокоился. Шухард прикрывал его с лодки. Я курил и в цирке не участвовал, изображал новичка и салабона. Мне же сразу сказали, мол, ты, турист, не мешай.

Берег был спокоен, и бойцы расслабились, Белоснежка повернулся к лодке, протянул руку за швартовочным концом и замер. В его глазах застыли детское недоумение и испуг. А вот за его спиной застыл, вырисовываясь из воздуха, огроменный кровосос, который своей лапой насквозь пропорол тело военстала. Шухард от неожиданности с каким-то странным подвыванием свалился в лодку, но, надо отдать ему должное, оружие не выпустил и короткой очередью снес полбашки сначала мутанту, а потом и Белоснежке. Слава Черному сталкеру, что тот уже помер. Данное происшествие еще раз показало, что халатность военных не знает границ. И даже смерть напарника не прибавила ума. Зато показала все, на что способны злобные дети в военной форме. Шухи недолго оплакивал друга, его хватило ровно на столько, сколько он обирал тело погибшего, аккуратно вычищая ему карманы. Затем не менее скрупулезно отрезал у кровососа щупальца и убрал их в контейнер.

– Учись, студент, – это он говорил мне. – Мародерство в Зоне – это не грех, это трофей. Мертвому оно на хрен не упало, а живого спасет.

Все «нажитое непосильным трудом» военстал Шухард таскать не стал, а под корень поваленного дерева спрятал. Это своего рода еще один урок был.

– Запомни, бродяга. Схрон в Зоне – главное и неприкосновенное. Они, схроны, грамотно расположенные на местности, могут жизнь спасти или сильно ее облегчить.

Я не прерывал поток сознания. Было видно, что смерть Белоснежки что-то сильно повредила в его голове. Движения стали резкими, взгляд затуманенным, а иной раз казалось, что он вообще на меня внимания не обращает, сам с собой разговаривает. Если честно, я привык к таким вещам. Зона – то место, где здоровый уравновешенный мужик в долю секунды может превратиться в психа или овощ. Схрон он замаскировал отвратительно. Даже ребенок, вздумай он тут погулять, вмиг отыскал бы гигантскую бобровую хатку в середине леса, тем более военстал так вокруг натоптал, что было очевидно: он все-таки сошел с ума, если очевидного уже не видит. Но тем не менее мы продолжили движение вглубь Зоны покоя. Погодка начинала налаживаться. Мне и раньше говорили, что на этом конце Зоны солнечных дней больше, чем в Зоне вообще, и сейчас, идя за чокнутым военным, я всем телом пил тепло лучей. Нет, я не расслабился и не потерял бдительность. Но то, что сделал Шухард, было более чем странно. Не снижая шага и бубня себе что-то под нос, он влетел в «Карусель», и остались от него красные ошметки и прикольный артефакт «Кровь камня» – пустячок, а приятно. Нет, не то, что парнишка погиб, а то, что артефакт получился, который я, кстати, в контейнер, правда уже свой, и упаковал. А когда упаковывал, подумал – вот человек погиб, неплохой, в сущности, и мамка у него есть, и девушка, и друзья, а он погиб. По нему будут плакать, вспоминать. Однополчане напишут героическое письмо домой, мол, погиб, выполняя долг. А я сижу тут и у кусков бренного тела выгоду подсчитываю. А выгода, между прочим, очень неплохая: лодка «казанка» с мотором, Белоснежкин аусвайс на проход в Зону и Белоснежкин же рюкзачок, как, собственно, и все барахло. Но самое главное – у меня был бессрочный контракт на щупальца и адресок барыги, с которым ученые о посредничестве договорились. Не жизнь, а малина. Конечно, я отдавал себе отчет, какая кутерьма будет после моего возвращения в часть, но это меня не волновало. А вот куда я поведу Таню, это да.

Зона покоя меня почему-то приняла, и стал я по ней ходить, как по Бродвею, заходя с парадного через КПП белорусов и выходя через него же. В баре, где бухали офицеры мелкого гарнизона, который мутанты практически не атаковали, так как плавать не любили, жизнь была очень степенна. Вечером обязательно стриптиз с заезжими звездами, причем этих звезд явно отлавливали по соседним фермам, отмывали от навоза и загоняли на сцену. Но изголодавшимся белорусским солдатам, в принципе, было по барабану, на кого пялиться, лишь бы на женщину, а швейцарцы, наоборот, орали «гут, гут» и устраивали аукцион, кто сегодня будет ласкать сей прекрасный плод местной алко-деревенской селекции. Но, надо отдать должное буржуям, все деньги с торгов поступали в кассу дамы, и ни одна копейка не уходила мимо. Со временем даже стали появляться, так сказать, постоянные доярки. Что было вполне понятно: работы в этом богом забытом крае так и не появилось.

Кстати, там я впервые и увидел Франца, он никогда не участвовал в гульбище, а сидел за столиком, пил пиво и что-то читал. Борюсика, кстати сказать, я отыскал там же. Он служил в белорусском спецназе. Первое мое впечатление было обманчиво. Я увидел перед собой эталон славянского воина. Идеально подогнанная униформа, каждая железочка блестит, начищенная, как и ботинки. Фигура статная, движения неспешно-сильные. Так по саванне львы ходят, уверенные в своей силе. Но потом выяснилось, что этот богатырь всего лишь полковой повар, и то даже не самый главный. Наличие стати и выправки тоже получилось объяснить.

До Зоны он занимался водными лыжами и был чемпионом страны и победителем всяких олимпиад. Когда его забрали в армию, он попал в спортроту. Завоевывал награды для СКА Белоруссии, усердствовал в тренировках и в один прекрасный день переусердствовал. Соблазнил дочку местного полковника, она, как водится, залетела, а Борюсик, наотрез отказавшийся жениться, был наказан и отправлен в заштатный гарнизон. Но что толку от воднолыжника, который и стрелять-то не умеет? Ну вот его и определили на кухню, где всю свою сознательную жизнь он и проработал, пока не случился какой-то супервыброс. Правительство незалежной Украины попросило помощи у соседей, а его часть была как раз на границе старой чернобыльской зоны отчуждения. Первую волну солдатиков, которые переправились через Припять в районе деревни Парышев, всю съели. Когда пришло сообщение, что группа быстрого реагирования вооруженных сил Белоруссии погибла и бороться с наступающим противником некому, под ружье были поставлены все, кто был в части, в том числе и доблестный повар Борюсик. Но то ли Бог хранит дураков, то ли еще чего, но Борюсик прошел Зону всю насквозь, постреливая мутантов, и один из немногих вернулся в часть, которая к тому моменту была усилена прибывшим подкреплением. Вообще, он не любит вспоминать те события, но, напившись, иногда вдруг начинает вещать. Воспоминания у него больше напоминают готовую книгу и имеют вид потока сознания. Поначалу мы не слушали, но теперь, как такое случается, я кладу рядом с ним диктофон и ложусь спать, а Борюсик вещает, вещает и вещает. Прослушав пару его «лекций», я проникся идеей когда-нибудь написать книгу, основанную на его воспоминаниях – воспоминаниях очевидца начала Зоны. Но это будет потом, когда я накоплю на маленькое шале на берегу Женевского озера. Единственная благодарность от Родины была традиционна. За боевые заслуги его наградили какой-то красивой висюлькой и попытались поставить в строй. Но он так и остался поваром, иногда выезжающим на большие войсковые операции. Вы спросите, как Борюсик стал ходить со мной в Зону? Да просто, я же говорил – он жадный до денег, но верный как пес. Один раз развели его на бабки залетные кавказские братья, которые тут бизнес торговый ведут. Он и задолжал всей части, каждому по чуть-чуть, а в общем – целое состояние. И где, скажите, деньги брать? Его и надоумили ко мне подойти. Я ему от щедрот всю сумму и отвалил, так сказать, выкупил задницу Борюсика у гарнизона. В запас увольняться он не хотел и перевелся в военные сталкеры, правда, за такую милость мне пришлось местному царьку в погонах еще денег отсыпать. Ведь военные сталкеры подчинялись непосредственно объединенному командованию миротворческих сил, поэтому ему выписали документы, якобы он находится в длительной командировке в качестве инструктора для вновь прибывающих в часть солдат. Одним словом, так и зажили припеваючи с Борюсиком на самой границе Зоны, а уж потом к нам и Швейцарец присоединился. Одним словом, три богатыря чернобыльского разлива, вроде и свои для солдат, а однако «враги». К тому же я периодически устраивал веселые посиделки в солдатском баре. Девок выписывал красивых, коньяк вместо водки пил, шиковал. Да еще пару раз по пьяни имел наглость морды зольдатам белорусским разбивать. Одним словом, они меня не любили шибко, да и гибель Шухарда с Белоснежкой на мою совесть повесили, как плащ-палатку на дерево.

А потом еще и с тушняком трофейным из землянки прадедовской мы учудили. Я эти волшебные банки на сухпайки армейские выменял. Когда все коробки из схрона загрузили в армейский БТ (белорусский «Тигр» – начал производиться специально для Зоны на Белорусском тракторном заводе, за основу был взят российский ГАЗ «Тигр»), водила-первогодок с трудом за рулем сидеть мог. Мне клятвенно пообещали, что баночки уйдут из части в свободное экономическое плаванье, это в лучшем случае. В худшем – в другие части вместо давно украденного. Но не тут-то было. Как оказалось впоследствии, за всей аферой стоял бывший Борюсиков помощник по кухне, а теперь главный повар. Нет бы этот тушняк дальше по ларькам отправить, а он, дятел тыловой, решил этим мясом мамонта свою же воинскую часть накормить. Ну и накормил так, что часовые по очереди туалеты караулили, а не периметр. Неделю весь гарнизон гадил так, что без противогаза ходить нельзя было. Особисты подумали – диверсия, ну и докопались до истины. В общем, на гденьский блокпост и его окрестности я не ходок: если не застрелят, то в тюрьму посадят. Вот так. Дошло до того, что даже барыгу на нейтральную землю вызывали за товаром. Он, правда, не внакладе, да и нам таскать стало ближе. Мы же теперь жили в Зоне! Согласитесь, звучит? Много ли вы знаете полувольных бродяг с постоянной зональной пропиской? То-то же.

Семнадцатый

Бывший станционный поселок Толстый лес. Кто здесь жил? Дорожные работники, путейцы и обходчики, или просто люди. А теперь нелюди. Покосившиеся дома, складские помещения вдоль железнодорожного полотна, старые вагоны, цистерны, тепловозы и даже паровозы. Всеобщее запустение и хаос. Только вороны, как тени прошлого, как души покинувших эти места людей, вьются над местом своей жизни. Разбрызгивая вечные лужи и натужно разрывая могильную тишину дизельными движками, БТР-100 на полном ходу, выбивая старые вокзальные ворота, влетает на грузовой перрон. Из его чрева словно горох выпрыгивают люди и не оглядываясь вбегают в здание управления, боевая машина резко стартует и уходит в обратном направлении. Через несколько секунд ничто не напоминает о присутствии кого бы то ни было на станции, только в небе беснуются фиолетовые облака и молнии, предвестники Выброса, который уже начинается. И вороны начинают закручивать свой вечный танец – «Воронку».

– Вась, а скорлупка не дойдет до блокпоста, – говоривший закрывает за собой массивную стальную дверь, запирает засов, и в здании становится снова тихо. Только сквознячок бегает по пустынным комнатам в поисках хоть клочка бумажки, с которым можно поиграть.

– А что мы можем сделать? Ты приказ слышал? Скрытное проникновение, разведка и все такое. И вообще, товарищи бойцы, отдых до окончания Выброса.

– Есть, Семнадцатый! – Бойцы все молодые, их шестеро, вроде внешне разные, но движения одинаково спокойные, точные, ни одного лишнего шага. Отдавший приказ также раскладывает вещи, проверяет оружие, он тоже молод, на вид лет тридцать, карие глаза, широкие брови, волевой подбородок и седые волосы. Раньше говорили – соль с перцем.

– Вась, слушай, а почему так срочно, почему не после Выброса? Вспомни, как мы прорывались, мутантов океан.

– Бес, угомонись, сейчас на связь выйдем, все и поймем. Егерь, связь давай. – Связист распаковал небольшую армейскую радиостанцию дальнего действия, подошел к стене, поковырял побелку ножом. Из щели вывалился коаксиальный кабель. Щелчок, папка вошел в мамку, солдат улыбнулся.

– Есть связь, но неустойчивая. Выброс. А все-таки молодцы научники. На улице смерть во всех своих романтических проявлениях, а связь работает…

«Семнадцатый – базе». Ждать не пришлось долго, через треск и шум электромагнитных помех ответ пришел: «Движение в сторону Буряковка – Чистоголовка. Выход на трассу Припять. Выход на связь завтра в 14.00».

– Вот так, Бес, и вся ничего. Бойцы, команда – спать. Первое дежурство – Стас и Седой. Смена через три часа – я и Бес. Потом – Веселый и Якут. Отбой.

Отбой для всех солдат, как кнопка «выкл». Щелчок – и ровное сопение наполнило небольшую комнату. Караульные проверяли оружие. К Семнадцатому сон сразу никогда не приходил. Он это знал и даже не пытался себя заставлять. Развязав десантный рюкзак, он извлек из него пластиковый антиударный футляр. На командирском планшетнике вспыхнул монитор, озарив мертвенным светом закоулок подвала. Мышка усердно стала гонять по виртуальному полю папки и файлы. Найдя, на ее взгляд, нужную с надписью «Адресная книга чернобыльской зоны отчуждения», она ткнулась в ярлычок. Василий, или для своих Семнадцатый, скопировал ее из сети с сайта памяти о погибшем городе Припять, как только прибыл на службу в Зону. И каждый раз, оказываясь в «погибших» населенных пунктах, он проводит для себя маленькую экскурсию в прошлое. Единственное, если в 1986 году все города, села и деревни погибли для людей и в них никто не жил, то теперь там живут нелюди. Пробежав по названиям, он остановился на файлике «Толстый лес». Информации было мало, но и ее вполне хватило, чтобы в очередной раз оценить трагедию сотен тысяч людей.

До чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года Толстый лес был, наверное, самым большим селом на территории той старой зоны отчуждения. Он находился на расстоянии сорока трех километров от районного центра города Чернобыль. История населенного пункта была богата и самобытна. Село упоминается в документах с 1447 года. Семнадцатый листал фотографии тихих старинных улочек, засаженных многолетними тополями и акациями. Где-то попадались и сами жители. Умиротворенные улыбающиеся мужики и крутобедрые женщины с малышами. С одной фотографии на него смотрел священник, по возрасту он был немногим старше самого Семнадцатого. Аккуратно зачесанные темные волосы и окладистая густая борода, на груди скромный крест. Он внимательными глазами смотрит в душу через объектив допотопного фотоаппарата. На самой карточке чернилами выведена надпись: «Свято-Воскресенская церковь», а под фотографией пометка: «Деревянная церковь, освященная в 1760 году, сгорела во время лесных пожаров уже после аварии на ЧАЭС. До аварии в населенном пункте проживало 800 жителей. Расстояние до реактора четвертого блока Чернобыльской АЭС – 19,24 км».

Почему-то последняя цифра застряла в мозгу занозой: девятнадцать километров. Отрезок длиной в собственную жизнь. Он был на сто процентов уверен, что дорога у него и бойцов в этот раз закончится именно у четвертого блока Чернобыльской АЭС. Хоровод мыслей начинал ускоряться, картинки перед мысленным взором менялись. Прошлое с пожелтевших черно-белых фотографий накладывалось на цветную реальность. Парадоксальность не пугала и не напрягала. Прошлое было реально, а теперь стало нереальным. Сегодняшнее, ранее казавшееся нереальностью, фантастикой, – наоборот. Зона все разрушила и перемешала. Дома срастались с чудовищными ликами. Мутанты прыжками пересекали улицы городка. Одно из порождений новой Зоны остановилось и посмотрело в глаза Семнадцатому. Пристально, изучающе, не зло. Сон тревожным, но успокоительным крылом накрыл военстала.

Тень

– Просыпайся, просыпайся…

Зачем? Снова встает вопрос, и снова я знаю ответ, через минуту я буду готов к действию. Так было всегда. И так будет всегда, ведь Выброс закончился, а значит, надо гнать в Зону. Ведь после Выброса старые аномалии в большинстве своем пропадают, оставляя иногда после себя артефакты, а новые порождения не пойми чего появляются. Вообще аномальный пейзаж меняется, и надо в большинстве случаев составлять новые карты. Я хоть с зольдатами и повздорил, но прямые мои и Борюсика как военсталов обязанности остались. Иногда служить Родине. Но самое главное – вдруг на артефактное поле или Поле чудес тропа откроется? Мы понимали, что этого никогда не будет. Но верить же можно. Ведь есть в Зоне чудики, верящие, что в четвертом энергоблоке стоит кристалл, который исполняет желания! Вот и у нас была своя шизоидная, но приятная мечта.

– Ну как, оклемался, дятел-путешественник? – вопрос бы адресован спасенному товарищу. Морда у него была на удивление свежая, хотя по иногда проскакивающим гримасам было понятно, что ему больно двигаться.

– Да вроде оживаю. Знаешь, Тень, если честно, то херня какая-то происходит. Вот когда на меня кровосос накинулся, он убивать меня не хотел. А как будто поговорить, что ли, пытался.

– Как это? – Франц возился у печурки, разогревая чайничек, и готовился сварить кофе. Да, мы в своей норе жили прекрасно, как дома. Нам не было надобности жрать сухпайки или консервы. Франц хорошо готовил, а главное, любил. И мы ели как люди, а не как общезональные сталкеры. Не разносолы, конечно, но…

– Да вот так, он прыгнул сзади, – Борюсик стал изображать, и сразу стало ясно: актер он говно. – Обхватил меня и повалил на землю, я его смог только ножом в ногу ужалить, а он скрутил меня как котенка и, уперевшись в спину коленом, стал мне своими вонючими усами затылок щекотать. – Его аж передернуло от воспоминаний.

– Он просто хотел на тебе жениться, совсем зверюга изголодалась.

– Дурак ты, Тень, и мысли у тебя только в одну сторону текут. – Франц снял с буржуйки котелок, из которого распространялся чарующий аромат свежего кофе. И стал разливать божественный напиток по фарфоровым чашечкам.

– Сами вы извращенцы.

Сервиз кофейный был найден в нашем же бункере во время ревизии, а еще столовый на двенадцать персон и столовое серебро.

– Вам только ржать, а он не сожрал меня! – Борюсик, когда начинал злиться или нервничать, слова повторял по два раза. – Он не сожрал меня! А хотел что-то сказать!

– Да поняли, он тебя не съел, и что? Может, сыт уже был? – я подошел к столу, взял чашечку, пригубил и почувствовал, как разум фокусируется на реальности. – И вообще, с чего ты решил, что он хотел с тобой разговаривать?

– Да с того! – Борюсик стоял с обнаженным торсом и демонстрировал нам свое мускулистое, но сильно помятое – как годами, так и кровососом – тело. – Глядите, как эта скотина меня отметелила! Но не убила и даже костей не сломала! Он мне в ухо бурчал что-то!

Я только открыл было рот, чтобы отправить в воздух очередную порцию скабрезных шуток, как Франц поднял руку.

– Тень, даже не комментируй, – он тоже пил кофе и косился на нашего лихого друга. – Вообще странно, сколько Зону топчу, а о таком впервые слышу. Ну то, что Болотного Доктора ни один мутант не трогает, все знают. Он, по слухам, с ними даже разговаривает и понимает, что они ему говорят. Но чтобы кровосос-переросток консерву ходячую не сожрал, фактически завалив! Нонсенс.

– Ну нонсенс не нонсенс, а факт есть факт, – выдал глубокомысленно я, еле сдерживаясь.