Книга Белого

– Ты можешь называть меня своим другом.

– Ха, – отмахнулся он, – это совсем не то. Вот у тебя – даже девушка есть. У меня тоже – уже как три недели – идёт на рекорд. С прошлой девушкой мы расстались уже на второй. Вот я добиваюсь лучшей красотки в соседнем лицее, в котором даже не учусь. Вот, мне удаётся обойти всех её, нафиг, кавалеров. Я приглашаю её на свидание. Вижу её. И что дальше? Я не рад её видеть. Она мне не нужна. Посмотри на меня – я лишился девственности в тринадцать лет с пятнадцатилетней и с тех пор у меня было… посчитать сложно, сколько сучек. Но ни одной девушки. В переносном смысле, конечно.

Юлий внимательно присмотрелся к нему:

– Мне постоянно попадают какие-то проститутки. Даже те, которые кажутся мне нормальным, в конечном итоге, оказываются сам понимаешь кем. Даже некоторые мои знакомые пидоры говорят мне, что не хотели бы иметь со мной дела – это окончательно испортило бы их. Хотя, мне их голубые развлечения совсем безразличны. Я хотел бы… а, не знаю точно, чего хотел бы – ведь на что я жалуюсь?! У меня ведь всё отлично. Отлично!

Он снова нервно засмеялся. Но Юлий видел, как его смех быстро переходит в плачь.

– Забавно, – продолжал он уже спокойным голосом, – зачем я тебе всё это говорю?! И почему именно сейчас? Я ведь никогда раньше ни с кем не был… таким…

– Настоящим?

– Откровенным, но верно. Может, это мои глисты просто дали о себе знать или это энергия у тебя такая успокаивающая – знаешь, как у лучших психиатров, которые всю жизнь учатся слушать. Ведь я говорю о том, что меня беспокоит больше всего и о чём я никогда бы не заговорил просто так. Но чем больше я говорю тебе всё это – тем мне становится легче. Будто, если всё это услышишь ты, то проблемы – смешное слово – исчезнут сами собой.

– Их и не было никогда, мне кажется.

– Вот-вот. А я-то пришёл сюда именно за тем, чтобы утопить эти свои мысли. Забавно, да?!

– Наверно, нечто подобное чувствовали пациенты Фрейда, лёжа на его знаменитой кушетке. Необъяснимое лечение от одного только разговора с доктором душ – только самому Фреду было от этого нелегко. Вообще, мне кажется, что каждый из нас чем-то болен. Не только наши с тобой знакомые, но и все люди, живущие и когда-либо жившие. В корне слова «болезнь» лежит «боль». А боль-то – это что? Когда у тебя что-то болит, больше всего человеку становится невыносимо оттого, что ему некому рассказать о своих страданиях – от этого он чувствует себя одиноким, брошенным всеми. Это как сульфатная кислота на рану. Возможно, высказавшись, как ему плохо – он исцелился бы. Те, кто мало говорят – больше других нуждаются в том, чтобы их выслушали. Что может быть важнее? И что ещё нужно, чтобы исцелиться?

Серж с любопытством посмотрел на него.

– А ты действительно умнее, чем кажешься с первого взгляда.

– А ты – тупой. Но не глупый.

Юлиан пожал плечами, улыбнувшись.

– А мне, на самом деле, плевать, каким я кажусь с первого взгляда.

– Тогда, в чём проблема? Почему тебе так сложно говорить с другими людьми?

– Наверное, потому что не хочу в общении с ними – потерять себя. Я не говорю, что моей индивидуальности может стать хуже от диалогов с посторонними. Скорее, даже, наоборот. Есть даже такой принцип – синергия – когда 1+1=3. Сумма сотрудничества талантов больше их суммы по-отдельности. Это как в семье: муж и жена вместе получают троицу: муж, жена и ребёнок. Так и в нашем с тобой разговоре – два ума, обменивающиеся информацией, взаимно обогащают друг друга, создавая нечто третье, имеющее их общие черты. Синергия – это сотрудничество. Парадокс в том, что её антоним – это толпа. В толпе – 1+1=0.5. Она подавляет волю и дискриминирует таланты, которые приходится зарывать в землю, чтобы не раздражать остальных. Я не хочу потерять себя в других. Я хочу приобрести и обогатиться. А для этого – нужно очень тщательно выбирать себе партнёра в общении. Это как в сексе – ты же не выберешь себе партнёра с сифилисом на лице?! Только в общении сложнее – потому что почти весь мир, в этом смысле, болен сифилисом.

– Вау. Это – сложно, но, кажется, я понимаю, о чём ты. Может, поэтому я чувствую себя так… странно.

– Я не знаю. В конечном итоге – это ты. Ты и твоя жизнь. В ней ты волен поступать как хочешь. Поэтому, я бы не советовал тебе накручивать себя. А просто насладиться последними мгновениями лета.

– Спасибо. Я правда не знал, что идея утром прийти на пляж и посидеть в одиночестве окажется настолько удачной. Но мне уже нужно идти. Было очень приятно поговорить с тобой, Юлий. Мы с тобой ещё сегодня встретимся.

Он встал и ушел. Юлий остался на пляже. Убедившись, что Серж отошел достаточно далеко, он разделся и нырнул в воду. И плавал долго, пока знойное солнце не вынудило его найти себе убежище где-нибудь в тени.

Он отправился в кофейню для туристов с видом на побережье. В его привычки не входило посещение подобных мест. Но сегодня – Юлию было всё равно. Он сел за одинокий столик для одного в самом углу заведения – он был настолько маленьким, что на него невозможно было полностью положить локти, чтобы полностью не закрыть ими эту высокую табуреточку. Однако, для маленькой чашечки еспрессо, он подходил идеально. Ещё одной особенностью этого места в набитой людьми кофейне было то, что оно находилось на такой позиции, с которой остальные посетители – да и весь остальной мир, если особо не приглядываться – были не видны. Откуда-то доносился какой-то шум, но на него вполне можно было не обращать внимания. От остального мира осталось лишь море, с которого можно не сводить взора целую вечность – те пару минут или полчаса, пока не кончился кофе.

Тот, кто установил этот столик именно в этом месте – наверняка всё понимал, но ничего не говорил, а лишь делал так, чтобы кто-нибудь избранный мог почувствовать то, что однажды увидел он. Все остальные посетители чувствовали себя обычными гостями гламурного кафе на берегу моря, где цены оправданно завышены в три раза. Юлий же чувствовал, что он в пустыне – в той её части, где она встречается с морем. Увы – эта привилегия доступна только одному за раз. Хотя, очередь на это место не выстраивалась никогда. И очень часто, это место оставалось незанятым и ждало того, кто бы его займёт – а когда займёт – оценит ли?

Когда Юлий делал последний глоток чуть ли не превратившегося от времени в лёд чёрного напитка, он внезапно почувствовал чью-то мягкую руку у себя на плече.

– Ну, как ты, отдохнул? – улыбаясь, спросил парень в белой шляпе.

– Более-менее. Трудное выдалось утречко.

– Зато день обещает быть весёлым. Иногда бывают такие дни, в которые может произойти больше, чем некоторые обыватели смогли бы вместить в свою жизнь. Мне кажется – этот день как раз тот. У выхода нас ждёт машина с Сержем, Сарой – уверен, ты её помнишь – и Грегором.

– Каким, нафиг, Грегором?!

– Это отличный парень из соседнего курорта. Он тебе понравится. Так, ты пойдешь с нами?

– Конечно. Пойдём.

Юлий положил монетку рядом с постой чашечкой и вышел из кофейни. У выхода действительно стояла машина с сидевшими на улыбающимися, сидя сзади, Сержем и Грегором – скандинавского голубоглазого блондина с появляющейся щетиной, одетого, во что одеваются типичные северяне на южном море. Сара свободно поместилась между ними и чувствовала себя здесь важнейшей, сидя между коленями немного смущённых парней. Парень в белой шляпе сел за руль; Юлий сел слева от него.

Машина двинулась в путь, преодолевая маленькое пространство между двумя городками. Курорты имеют свою отличительную черту – протяжённость. Не только в пространстве, но и во времени. Они превращают пустынный клочок земли в целый маленький мир. Такая небольшая планетка, где даже время не желает тем «как везде», отдаваясь полностью своему переменчивому настроению.

Жизнь продолжала течь за окнами их машины, не собираясь останавливаться ни на секунду – всё шло как надо. Наконец, они приехали на нужный им пляж; стена отгородила его от всего остального мира. Кислотные граффити сменились работами неизвестного, но оттого не менее гениального художника-муралиста (мурреалиста? Мур-мурреалиста?) на левой части стены – прямо перед носом у подростков.

Этот художник постарался нарисовать частичку вселенной. Опыта и терпения, правда, у него не хватило, чтобы закончить работу. Но в целом, вышло даже очень не плохо. Вся суть композиции, которую добрые полчаса разглядывал Юлиан, не замечая ничего остального вокруг – сводилась к тому, что весь окружающий мир состоит из обрывков наших мыслей; а граффити по соседству прилагались в качестве сырья для создания новых вселенных. Работа неизвестного художника была одобрена всеобщими и неоднозначными:

– Вау.

Картина на этой стене сливалась с местным пейзажам – была как иней на замёрзшем окне. Хоть и назначение этой стены оставалось загадкой – никто не знал, кто построил её и зачем – она давно стала для всех неотъемлемой частью самого красивого места на земле. Без неё – не было никакого пляжа – как нет человека без его лица.

Юлию не хотелось сейчас впадать в долгие и бесполезные размышления о тонкой структуре вселенной – это за него сделают фантазёры из книг: от Филиппа К. Дика до Фридриха Ницше – и справятся с этим во много раз лучше него. Юлию хотелось расслабиться и просто раствориться в этом воздухе, а затем – быть снесённым волной. Он вдохнул поглубже и почувствовал вкус моря и уходящего лета – свежий, немного солёный, немного кислый и совсем чуть-чуть волшебный – но именно от щепотки начинается вся магия. Чтобы описать вкус последних мгновений лета в одном языке не хватит слов. Скажу лишь только: ради этого – можно жить.

Сергей и Сара собрали сухих веток для костра. Парень в белой шляпе искал что-то в машине. Грегор и Юлий разулись и стояли на горячем песке, пытаясь взглядом отыскать край моря.

– Наверное, ты счастлив, что живёшь здесь, – сказал Грегор.

– У всего есть свои трудности. Здесь слишком пустынно.

– Не сильнее, чем серых городах-миллионщиках.

– Не знаю; никогда там не был.

– Ты, вообще, часто выезжаешь отсюда?

– Почти никогда.

– Тогда, понятно, почему ты не выглядишь довольным – тебе просто не с че сравнивать. От однообразия, даже Рай может надоесть.

– Я жил в Раю – но это было давно. Раем мир не кончается – я пошел в дальше – и попал сюда.

– Какие-то странные у тебя шутки, – нервно рассмеялся Грегор, – ты выражаешься как-то слишком сложно. Не гони – просто признайся, что тебе здесь скучно.

– Нет, я бы так не сказал. Просто, я очень редко с кем говорю – даже летом, когда здесь уйма народу. Эти дни – последние перед осенью, наверное – самые лучшие в моей жизни.

– Везёт тебе. А у меня никогда не было «лучших дней». Мне, лично – совсем безразличны путешествия; да и море, наверное, я не сильно люблю. Я просто хочу уехать куда-нибудь подальше от дома. Стокгольм – такая дыра, что бы о нём не говорили восхищённые туристы. Они слишком многое пропускают мимо глаз…