Ночь в Новом Орлеане

– Это ты про себя? – добавляю и со смехом иду встречать гостей.

– Ты бы хоть трусы надел, – сказала наша гостья.

Я посмотрел вниз.

Было прекрасное утро. Томик Сартра мирно лежал на чистом столе рядом с чашкой кофе. За окном светило солнышко. От Миссисипи доходил запах свежей, утренней воды. На улице играли свинг. Это было бы идеальное утро, если бы я не вышел встречать гостей без трусов.

Увидев внизу то, что сейчас я хотел видеть меньше всего, я запищал и бросился в комнату, где натянул на себя штаны, майку, футболку, носки и халат сверху. Притом сделав это меньше, чем за десять секунд. Моей реакции позавидовал бы любой пожарник. Секрет: необычайный стыд.

Очень скоро я снова вышел в коридор, чтобы показаться девушкам.

– Я извиняюсь, что прервала вас от очень важного дела.

– Да нет, ты нас не прервала.

– Да? – Она улыбчиво посмотрела на меня, – но я просто не могла не прийти к вам, чтобы отпраздновать ваш праздник.

– Какой такой праздник?

– А вы разве забыли? Боже мой, как можно иметь такую память! Я же говорила, Чарли, что у твоего домашнего мужчины нет способности запоминать информацию.

– Да не томи, говори уже, что за праздник!

– Да что тут говорить. Как-никак, три недели назад мы познакомились.

– Ах, да ты же, вроде, вчера приходила праздновать двадцать дней, – тяжело вздохнул я, но тут же взбодрился, так как слишком тяжелая жизнь рано, или поздно, приводит к эйфории, а радоваться мне сейчас никак нельзя.

– Ну что, куда пойдем? – спросила гостья.

– О-о-о нет! Я уже не могу вечно водить вас по ресторанам! Мой бумажник не резиновый, если вы возомнили, что я миллионер! Я не могу, сколько бы я не зарабатывал, тратить столько денег на подобные глупости, только для того, чтобы праздновать каждый день с той минуты, когда мы встретились. Ты просто приходишь поесть за нас счёт!

– Молчать!!! – с раздражением заорала на меня Чарли, – не смей так говорить с моими подругами, я же не говорю так с твоими друзьями!

– И да, дорогуша, сегодня гуляем за мой счёт, если уж такой нервный.

– А вот это другое дело. Вот это я понимаю! Давно бы так! И кстати, чего мы говорим?! Собираемся и идем, я проголодался!

– Да-да, пошли, только дай Чарли собраться.

– О-о-о, тогда, наверное, пойду, пожарю яичницу и сварю кофе. А заодно успею посмотреть пару фильмов, так как это продлится до обеда.

Она снова зло посмотрела на меня.

– Что? Да, такой у меня нрав. Знаю, очень невежественный характер, но могла бы привыкнуть за это время.

– Хватит, я почти собралась, только накрашусь и в путь. Я, в отличие от тебя, вместо того, что бы дрыхнуть, зря времени не теряю.

– Ладно, – вздохнул я, – и куда мы пойдем?

– На Бурбон-стрит, конечно же! Куда еще можно пойти?!

– Ну, знаешь, Новый Орлеан не ограничивается одной улицей.

– Он ограничивается одной пристойной улицей.

– Так почему мы идем не на неё, а на Бурбон-стрит? Или ты называешь Бурбон-стрит пристойным местом? Уж могу представить, каким бы был этот город, если бы Бурбон-стрит считали пристойным местом.

– У тебя есть варианты получше?

– Хорошо, Джесс, пошли на Бурбон-стрит!– С восторгом сказало то самое существо, которое обитает в моей квартире, носит мою одежду, спит на моей кровати, ест мою еду из моей миски, диктует мне условия моей жизни и называется моей девушкой.

Эти двое справились минут за сорок, что определённо было рекордом. Мы оставили это жилище, куда завлекла меня многострадальная нить Ариадны и откуда мне уже не выбраться никогда. И я обречен навеки ходить с ними по ресторанам. Нет, эта жизнь должна быть создана для большего, чем всякие рутинные праздники. Но собственно, где это самое «больше», которое мне обещали?! Вот-вот, а я о чём же.

У самого лифта нам на встречу вышла фигура, заключенная в белое. Только волосы были у неё ненатурально светлые. Вся замкнутая и вечна чем-то разочарованная, сразу вызывала ассоциации с призраками американских многоэтажек, а потом оказывалось, что это обычный человек, который ходит на ногах, слушает альтернативный рок как и все люди. Какими странными иногда бывают скромные обитатели мира сего.

И такая персона никак не могла скрыться от взглядов мои мучениц. Заранее была обречена. Вот и попалась в цепи, добыча ты славная.

– Эй, Лида!

Ещё одна иммигрантка. Вовремя сбежала, счастливица.

– Да, – равнодушно отозвалась она.

– Пойдешь с нами?

– А вы куда?

– В бар.

– Пойдём.

Как всё просто и одновременно тошнотворно.

В такой ситуации, не хватает только надписи: «Помогите Доре и Башмачку найти бар, чтобы набухаться, в честь трех недель нашего знакомства». Какой ужас. Границы моего собственного отвращения было сложно установить. Все женские разговоры похожи и краткое их содержание несколькими строками выше. Да, куда подевалась Джейн Остин?

Мы зашли в какое-то кафе на центральной улице Нового Орлеана, являющей собой всё распутное и человечное, что представлял собой этот город. Толпы людей ежедневно. Чёрные уличные музыканты. Танцоры. Шум. Дым. Пончики. Кальян. Во всей этой суматохе, это переполненное кафе казалось приличным местом. Мы заняли единственный свободный столик и открыли меню.

– Дорогой, ты будешь кровяницу? – спросила Чарли.

– Кровяницу?! Не предлагай мне больше никогда кровяницу! Кровь на то и кровь, чтобы в приливе ярости и скорби, пить ее сырой, и только из любимых. Кровь врагов горчит – это общеизвестный факт. Так что, я, пожалуй, откажусь, даже не смотря на то, что Джесс угощает. А тебе, дорогуша, я советую быть начеку! У меня острые зубы.

– Буду, не переживай. Только, пожалуйста, ты же мальчик, а разводишь демагогию, как шестиклассница. Будь любезен, нам нас хватает.

– Постараюсь,– соврал я.

Остаток праздничного обеда, я провел в приступах сознания, мучительных для меня. Трое моих спутниц, к глубочайшему моему удивлению, предпочитали молчать. Это был счастливый момент, когда я наслаждался вкусной едой за чужой счет в переполненном кафе. В это время я ни о чем не думал, разве что, о том, сколько нужно досолить и поперчить. А это чрезвычайно важно, давать человеку, особенно, такому, как я, возможность не думать ни о чем. Но все же, почему они молчали? За все-то время, что мы были знакомы, у меня сложилось четкое мнение, что эти трое просто не умеют молчать. Но я ошибался. Человек – вообще странная штука. Казалось, знаешь его, хоть и недолго знаком, и тут бац, и он поворачивается к тебе другим боком. И теперь, он другой. Знакомый незнакомец. Вот такой этот банальный человек. При всем этом, мои спутницы не просто молчали. Особенность их молчания заключалась в том, что каждый молчал о своем. Джесс молчала о пустых бутылках от виски, о бесконечной депрессии, ставшей её жизнью и о вечных поисках самой себя, или хоть чего-то, за гранью между реальностью и трезвостью. О городе, утонувшем в бутылках. Лида молчала о зеленом чае, о фиолетовых облаках, нависающих над Новым Орлеаном. О тайне, которую клянутся не выдавать новоорлеанцы, то есть о том, что все веселие, правящее здесь безраздельно – лишь притворство, под которым скрывается стерильная тоска. Чарли молчала о кофе. О чём еще может молчать эта вечная маленькая девочка, которую я буду называть девочкой и в шестьдесят, и в семьдесят лет, так как такие люди не могут постареть. Телом они могут увянуть, но душой – никогда. Её не волнуют и не могут волновать проблемы. Какие могут быть проблемы у малышки?! Единственное, что связывает её крылья и держит на земле, это скромный, чёрного цвета напиток. С виду – ничего особенного. Ну напиток, ну горячий, ну вкусный. Что в этом особенного?! Но без него – разве может существовать этот ангел? Мне иногда кажется, что она сама сделана из кофе. Сплетенная под меня иллюзия. Может я прав. Может, и нет. Я не знаю. Ничего я не знаю. Об этом молчал я.

Мы долго сидели в тишине. И каждый о своём. И вот, мы покончили с обедом, расплатились по счету и вышли на улицу, на которой вовсю лил сильный дождь.