Гранд Опера́

И затем, я просыпался. Это происходило в тот самый момент, когда президент должен был послать по моему следу наёмных убийц; или же дать мне свой адрес и подтвердить своё согласие. Я стал тем же, чем была моя работа.

Месяц я готовился к новому энерджи. Я просыпался, шел на работу, приходил, выпивал, засыпал и считал с закрытыми глазами не овец, а согласия. Мне не столько нужно было это пиво, сколько нужна была победа. И наконец, когда настало время, когда на весь офис заиграла громко музыка и мне пришлось встать со стула, чтобы начать танцевать, при этом делать согласия – я побил все свои прежние рекорды и сделал девять согласий за час. За день всего: тридцать восемь. Это был триумф. Ни один опер из моей команды столько сделать не смог. Как раз в этот же день я должен был забрать свою зарплату.

С пачкой денег и ящиком пива в руках, я сказал своему тренеру, что завтра на работу не приду. И послезавтра тоже. И ещё несколько дней.

– Ты же знаешь, что должен меня предупреждать об этом хотя бы за несколько дней, если у тебя нет уважительной причины. И как мне тебя отпустить?!

– Знаю, – кивнул я, – но у меня есть уважительная причина. И не одна.

– Что ещё за причины?

– Я буду болен.

– И чем же это?

– Счастьем.

Она тяжело вздохнула.

– Не думай, что ты первый у меня такой счастливчик. Ладно. Хорошо. Но только возвращайся потом живым – такие опера как ты нужны мне. Они – сокровище моей команды. И я не позволю им умереть так легко.

– Разве я так важен?

– А ты знаешь, что благодаря таким как ты, наша команда стала второй лучшей в стране? Наш средний показатель: три и четырнадцать в час. А показатель лучшей команды «Гранда» – три и сорок восемь в час. Раньше, я и представить не могла, что мы на такое способны, ведь у нас в команде есть и новички, для которых одно согласие в час – большая радость. Поэтому, постарайся не умереть от этого твоего «счастья»; и вернуться обратно.

– Не волнуйтесь. Уж я-то – постараюсь.

Раньше: у меня был только мой голос. Теперь: у меня есть ящик пива, «котлета» и первая в жизни уважительная причина устроить вакханалию на славу.

Я снова встретился со всеми своими старыми друзьями. Я сказал им, что у меня «котлета» + ящик пива. Через час, даже самые несговорчивые были у меня дома. Многие из них пришли за долгами; но меня это нисколько не смущало. Я – был на высоте.

Мы собрались вечером, чтобы выпить всё пиво и вспомнить старые времена. Пиво, само собой, было далеко не единственным пунктом в нашей винной карте. Часа два мы сидели мирно. Зато каким было это время: ведь когда ещё взрослому человеку удастся сердечно поговорить о том, что было и о том, что будет?! И услышать на всё ответы таких же взрослых, уважаемых людей. Но всему этому суждено было продлиться недолго. Когда мы стали достаточно пьяными, а значит, откровенно честными – мы вышли на улицу.

Изначально, в наши планы входило просто весело и задушевно провести время – и ничего больше. Но стоило только нашим носам отведать свежего воздуха, смешанного пополам с угарным газом – всем нам без слов стала ясна наша истинная цель. А именно: не вредить никому; одновременно с этим, навредить всем. Мы не держали личного зла ни на кого. Мы были злы на всех; на всех, кроме друг друга.

Без лишних слов, мы решили украсть и продать фонарь; и забор неподалёку от моего дома, ограждавший путь на забытый всеми, кроме последних хроников, пустырь.

Сначала один подымался в перчатках на самую вершину фонарного столба – хорошо, что они недостаточно высокие, что после падения с них не будет серьёзных последствий. С помощью ножа, острого, как чувство юмора Господа, он перерезает все кабели и вынимает лампочку из фонаря. Обычно, после этого вся улица остаётся без внешнего освещения. Затем, минут через пять, массивными ударами кувалд нам удавалось свалить фонарный столб на землю. А затем: мы собирали все провода, до которых только могли дотянуться.

Мы знали: даже услышав грохот падающего фонаря и обнаружив исчезновение света по всей улице – полицейские нашего района всё равно заявятся не скоро. В худшем случае: они приедут на чей-нибудь вызов. Но вероятность этого была крайне мала. Весь город давно махнул рукой на наш район. И мы могли делать здесь, что угодно: к примеру, украсть фонарь. Не потому что нам нужны были деньги, которые мы получим, сдавая провода. Просто: нам нужно было избавиться от скуки.

Дальше: пришло время забора. Для чего вообще он здесь стоит?! Чтобы никто не мог что-нибудь за ним украсть?! Но там ничего не было! А если бы и было, то всё равно – нам нужен был именно забор. Вандализм во имя самого вандализма. Мы просто разбросали его по зубочкам, украли и продали. В самом процессе продажи частей от фонаря и забора я не участвовал. Догадывался, что поставить их было в десять раз дороже, чем продать. Но какие-то деньги всё равно от этого были. К тому времени – я уже был мертвецки пьян – куда сильнее, чем кто-либо из моих друзей.

Как мне рассказывали позднее, я вёл себя, как последняя скотина. Моим друзьям пришлось меня вырубить, чтобы я всё не испортил; и отнести меня в тихое место, где смог бы прийти в себя и снова начать нормальную жизнь. Я не злюсь на них. Мне просто было плохо.

О том, чем занимались всю ночь я узнал только через несколько дней – от своего лучшего друга, который позвонил мне и зашел отдать мою долю с продажи проводов, забора и металла.

– Отдай их, – прошипел я, – каким-нибудь бедным.

Так и сказал.

– Ладно, – пожал он плечами.

Я нашел в себе силы встать и подойти к плите. Я сварил ему и себе кофе. Теперь, я умел готовить его лучше, чем раньше. Я поставил чашку перед ним и сказал:

– Знаешь, всё же, лучше оставь деньги мне.

– Хорошо, – добавляя две ложку мёда в кофе, кивнул он, – как скажешь.

Он добавил:

– В любом случае: ты и бедные – между вами нет никакой разницы. Денег здесь всё равно не много. Свою долю я уже потратил.

– И на что?

– Купил флешку.

– Ясно. И стоило оно того?

– Не знаю. Ты мне скажи.

Он ушел, оставив чашку наполовину полной.

Свой маленький отпуск я провёл в постели, с температурой лба близкой к извергающемуся вулкану. Я пытался вспомнить всё, что происходило со мной в ту ночь и до неё. Но каждый раз я натыкался на перегородку в памяти, лишавшей меня сил и клонившей в сон. Восемнадцать часов я спал и шесть готовился ко сну.

Так прошло несколько дней. Я выздоровел. Сказал себе, что никогда больше не встречусь по своему желанию со своими друзьями. А затем, пошел на работу.

По непонятным мне самому причинам (назовём их удачей) мне удалось собрать невообразимое количество согласий в те дни, когда я боролся за сундук мертвеца. Но после отпуска, у меня не осталось и капли былого везения. Первый день после моего возвращения – был худшим днём. А все последующие – не лучше.

Если спортсмен долго не поддерживает свою форму – он теряет навыки, которых он добился с таким трудом. И за один день прогула – ему приходится отрабатывать три. С физиологической точки зрения, это легко объяснить. Но этот закон не может и не должен работать с операми. Ведь звонить людям и предлагать (умолять) прийти на мероприятие – это вовсе не спорт, в котором можно развить свои умения.

Восемьдесят процентов здесь зависят от удачи; и лишь двадцать от самого опера, если он заведомо всё не испортил. Интонация, порядок слов, улыбка в голосе – всё это нужно для того, чтобы напугать человека так, чтобы он не бросил трубку на первой секунде. А дальше – как повезёт. Мелкие и дешёвые трюки – настолько незначительны в разговоре с большинством людей, что ни один уважающий себя статистик не стал бы брать их в расчёт.

И, тем не менее, простой удачей невозможно объяснить тот факт, что одни получают всё, а другие ничего; что одни опера хватают согласия с неба, а другие откапывают жалкие их крохи в грязи. Может, дело в харизме? Но мы ведь не видим того, с кем говорить. А значит известная всему человечеству магия, опять-таки, бесполезна.

Может быть, секрет хорошего опера кроется в том, что он не тратит зря времени на заранее безнадёжных собеседников и работает только с теми, кто, как ему кажется, сами готовы прийти? Мне уже удавалось говорить с такими людьми, которым только скажи про халяву, так и лишний раз уговаривать не нужно. Но таких очень мало. Почти все – отравлены подозрительностью, которую опера ненавидят больше, чем проклятый Оренбург.

Согласный человек – скорее, исключение из правил, ради которого мы все здесь и собрались. Иногда, трубку бросают сразу же, не успев даже договорить до конца слова «Здравствуйте». И что в таком случае делать оператору? Даже величайший в мире манипулятор и гипнотизёр не смог бы уговорить того, кто заранее отказывается слушать. И какими средствами рядовой опер может обратить на себя внимание собеседника, не нарушая при это этикета официально-делового разговора – ведь нарушение этики карается серьёзным, с точки зрения нашей зарплаты, штрафом.

Я устал. Мне нужно передохнуть. Мой язык отваливается на части – одна и та же речь каждый раз. Ах, эта симфония автоответчиков и голосовых ящиков! «Оставьте своё сообщение после сигнала». После этого, нужно сразу нажимать кнопку: «Не отвечает». Но каждый раз, я задерживался на этой ноте: «…после сигнала». Никогда я и представить не мог, какое невиданное наслаждение приносит молчание и тишина. А затем снова: «Дзынь-дзынь-дзынь» – самая привычная и ненавистная мне музыка на этой Земле.

День за днём: я умоляю стены, шкафы и подушку пристрелить меня. Это предложение вас ни к чему не обязывает, вы сможете отдохнуть и расслабиться, а после: получить гарантированный подарок в виде моего окровавленного трупа.

Работа опера в колл-центре – слишком сильно напоминает мне обязанности экспоната в музее современного искусства. Мы звоним и произносим по сто раз одни и те же фразы. Люди повторяют их изо дня в день; и буквально дохнут от скуки.

Многие из тех, кто приходят – не выдерживают и месяца. У нас постоянный прилив и отлив кадров, хоть по лунному календарю сверяй. Но есть и те, кто остаются здесь надолго. Я, можно так сказать, был одним из них. Бесчисленное количество поколений оперов прошли сквозь зрачки моих глаз. Таких стариков как я – мало; лучше знать всех таких чудаков в лицо. Что правда, работаем мы в разные смены; а потому, наши взгляды могут не пересечься ни разу за всё время, что мы работаем здесь.

Мне надоел мой постоянный рабочий график; и я решил сменить его на вечерний. Пусть на новости по телеку перед сном у меня будет меньше времени, зато высыпаться буду больше. К тому же, пора переходить от старомодного телика к новостям в соцсетях. Может быть, мне удастся познакомиться с другими старичками, которые приходят тогда, когда я собираюсь уходить.